Колин Харрисон - Электрические тела
– Да.
– И у вас есть администроидная столовая на пятисотом этаже, верно? – Конечно, зданий такой высоты не бывает. – И может, они каждую неделю покупают много рыбы. Меч-рыбу для самых административно администрирующих администроидов и какую-нибудь мусорную рыбу – треску или хреску для всех остальных, так? Может, они покупают рыбу у кого-то из моих здешних друзей-китаезов. Или может, они только делают вид, будто покупают китаезную рыбу по бланкам заказов и прочему, а большая часть денег уходит мне.
Я не верил, что Моррисон пошел бы на такую нелепую уловку.
– Это сплошное дерьмо.
– Нет, это вы попали в область потенциальной дерьмозности. Думаете, то, что я сказал, исключено? В любой гребаной дроидной корпорации находится какой-то пиджак, который сидит у себя в кабинете и приказывает компьютеру оплачивать счета. Эти старые махины отправляют чеки круглые сутки, по паре сотен в час. Достаточно только, чтобы кто-то отправил в расчетный центр счет с чьей-то подписью. Пустяки. В рыботорговле никто не ведет точного учета...
– Хорошо, – прервал я его. – Как начет факсов?
Он протянул мне папку с факсами. Все они были отправлены из отеля за последние несколько дней. У «Фолкман-Сакуры» было в отеле свое оборудование для обработки текстов, и факсы отправлялись на более длинной европейской бумаге. Я достаточно хорошо знал немецкий, чтобы понять основное содержание посланий. Большая часть факсов, судя по всему продиктованных Вальдхаузеном, была адресована «Дойчебанку», гигантскому национальному банку, осуществляющему финансирование германских корпораций. Это указывало на то, что у «Ф.-С.» есть источник капиталов, но это мы и так знали. В факсах говорилось, что после первых нескольких дней переговоры «пошли, как ожидалось, и мы будем действовать или тянуть время в соответствии с вашими указаниями».
Зачем группе «Ф.-С.» тянуть время? Я не мог понять причины. Если сделка по слиянию кажется им невыгодной, они всегда могут прервать переговоры, но из-за отсрочки мы бы только теряли время и деньги. Единственным объяснением могло быть ожидание какой-то информации или решения. Остальные факсы содержали копии рыночных прогнозов, которые Моррисон и остальные предоставили «Ф.-С.», и корреспонденцию, относящуюся к повседневной работе «Ф.-С.». Однако среди нее оказались два любопытных послания. Во-первых, напечатанное на пишущей машинке письмо Вальдхаузена жене: «Liebe Gretchen, Ich vermisse dich sehr mein Schatz. Wir arbeiten schwer und sonst gibt es nicht viel zu tun. Gib Lotte einen kuB fiir mich...» «Дорогая Гретхен, – перевел я. – Очень по тебе скучаю, милая. Мы тут усердно работаем, заняться нечем. Поцелуй за меня Лотту. И пусть кровельщики оставят копию счета». Во-вторых, там была собственноручная записка Вальдхаузена: «Cornelia, Es ist spat und sicherlich schlafst du also werde ich dich nicht mit einem Anruf wecken...» Это выглядело интригующе. «Корнелия, сейчас поздно, и, конечно, ты спишь, так что я не стану будить тебя звонком. Возможно, ты прочтешь это письмо за завтраком. Я сейчас в своем номере. Внизу шумят улицы Нью-Йорка. Великолепный отель. Мне одиноко. Я скучаю по тебе и нашим тихим вечерам. Прошлой ночью мне приснилось, будто я приседаю со штангой, как я это делал в университете. Я делал это голым. Поднял килограммов сто. Ты знаешь меня только как немолодого мужчину, а тогда я мог делать это, ты лежала подо мной с открытым ртом. И каждый раз, когда я приседал, Корнелия, твои губы были открыты...» И так далее. Типичные вещи, которые мужчины не могут говорить своим пятидесятилетним женам. Несомненно, это письмо было адресовано любовнице Вальдхаузена.
– У вас есть для меня еще работа? – спросил Ди Франческо. – Потому что если есть, то говорите, а если нет, то у меня найдутся другие дела. Я наладил эту систему, она работает автоматически.
– Еще работа?
– Конечно. Другие номера факсов и прочее.
Я секунду подумал. Моррисон хотел, чтобы я добился успеха с Президентом. Я вытащил свою электронную записную книжку и начал просматривать все номера Корпорации.
– Вот этот. – Я показал его Ди Франческо – номер факса в кабинете Президента. – Взломайте его и посмотрите, что удастся получить.
– Ладно. Где он?
– В нашем здании, на тридцать девятом этаже.
Он посмотрел на меня:
– Вы уверены?
– Да. Вам нужен доступ к коммутатору?
– У вас «Норзерн телеком», – сказал он...
– Откуда вы знаете?
– Заметил в вестибюле.
– Вам нужен какой-нибудь номер, чтобы получить доступ?
Он немного подумал:
– Я могу это сделать. Надо будет идти через...
– Нет-нет. Мне не нужны объяснения.
– Ладно.
– Так, что еще...
Я продолжил просматривать номера. Домашний телефон Саманты, телефон на ее яхте, домашний телефон Билза, рабочий телефон Моррисона, номер его факса, его домашний телефон в Коннектикуте и на дачах, его личный домашний факс...
– Вы можете взломать факсимильный аппарат в частном доме в Коннектикуте? – спросил я Ди Франческо, предусмотрительно не показывая ему, что этот дом принадлежит Моррисону.
Ди Франческо крепко зажмурился:
– «Нью ингланд телефон»... очень трудно.
– Если это невозможно, то...
– Нет! Да! У меня есть знакомый, который занимается «Нью ингланд тел».
– Точно?
– Понадобится время, но – да.
Я собрал факсы, собираясь уходить.
– Еще один вопрос, – сказал Ди Франческо.
– Какой?
– Предполагается, что я все расписываю Шевески. Докладываю ему об этом дерьме.
– Не делайте этого.
– Просто звонить вам?
– Да, – подтвердил я.
Ди Франческо посмотрел на меня – пристально, понимающе. Я знал, что он исключительно умен.
– Хотите сами решать, какая информация попадет к вашему боссу, Моррисону?
Я кивнул:
– Шевески показался мне типичным хитрожопым купчишкой.
На массивном лице Ди Франческо появилась широкая улыбка.
– Глиста-посредник.
– Он сделает все, что ему прикажет Моррисон, так?
– Даже если ему придется подставить собственный зад.
– Так что мы договорились, что вы просто звоните мне, в любое время. – Я дал ему свой домашний телефон. – Если Шевески позвонит и будет спрашивать, где мои документы, скажите ему, что я приказал не составлять отчетов по факсам. Валите все на меня. Он не станет жаловаться Моррисону, потому что боится его. А если пожалуется, я скажу, что велел не составлять отчетов. И последнее. Ни при каких обстоятельствах не говорите Шевески о тех двух номерах, которые я вам дал. Ладно?
Ди Франческо улыбнулся:
– Вы живете в гадком мире, мистер Уитмен.
Я кивнул:
– И с каждым днем он становится все гаже.
Вернувшись к себе в кабинет, я сидел и думал о том, почему мои окна настолько грязные снаружи. В этот момент Хелен вызвала меня и сказала, что звонит некий Гектор Салсинес.
– Скажите ему, что я на совещании.
– В ваше отсутствие он звонил три раза.
Я вцепился в край стола.
– На совещании, – повторил я ей.
– Хорошо.
– Да, Хелен, – спросил я, – как вы обычно отвечаете по телефону?
– «Кабинет мистера Уитмена».
– Так я и думал. Как этот Гектор Салсинес позвал меня в первый раз?
– Он спросил Джека.
– А потом спрашивал Джека Уитмена?
– Да.
– Ладно. Если он снова позвонит, то я не могу подойти к телефону.
– Вы его избегаете?
– Мне не хотелось бы даже жить на одной планете с ним.
Видимо, в выходные Гектор Салсинес решил со мной связаться. Теперь благодаря Ахмеду он знал, что человека, который нашел жилье для его жены и ребенка, зовут Джек Уитмен. И у него есть мой рабочий телефон. Я могу также предположить, что Гектор знает, что я работаю в Корпорации, потому что если он хоть раз позвонил, когда Хелен выходила, звонок переадресовывался дежурной, которая приветствовала всех звонящих от имени Корпорации. Конечно, он не знает, где я живу – и, следовательно, где находятся Долорес и Мария. Если он захочет продолжить поиски, он будет звонить в справочную службу всех пяти районов Нью-Йорка и даже пригородов и обзванивать всех Дж. или Джонов Уитменов, которые там значатся. Но это ему не поможет, после смерти Лиз я поменял номер, и его не было в справочниках. И теперь я считал это удачей, потому что мне не нужны были новые проблемы с Гектором Салсинесом. Было неприятно уже то, что он знает, где я работаю.
В тот вечер я пришел домой поздно, когда Мария уже давно заснула, и застал Долорес сидящей на ковре в гостиной с альбомами, где были наши с Лиз фотографии. Мы с ней много фотографировали: дружеские обеды, отпуска и т.д. Джек Уитмен с талией в тридцать два дюйма в менее сильных очках. Фотографии показывали, что в старости я буду некрасивым: лицо у меня осунется, как у моего отца. Я повесил пиджак.
– Это было давно, – сказал я, указывая на стопку альбомов.
