Александр Филатов - Маршрут в прошлое - 2. (Будни НИИ Хронотроники.)
Сорокин не подал виду, но хорошенько взял себе на заметку, что едва они сюда вошли, как с одного из кресел поднялся человек, лицо которого было всем известно по портретам генерального секретаря ЦК КПСС. Этот человек поднялся и приветливо, совершенно по-дружески, как с давним знакомым, поздоровался с Фёдоровым. „Оказывается, наш Калининградский академик не просто зампред, но ещё и в дружбе с самим Романовым! Ещё та – штучка! Видать, имеет огромные заслуги, только скрывает их – шельмец!“ – почти с восхищением подумал Сорокин. Надо сказать, что и этот эпизод, и случай с фильмом – по дороге сюда, и академическое звание, и звание генеральское – всё это впоследствии сослужило Фёдорову неплохую службу. Надёжные преданные сотрудники и помощники были ему ох, как нужны. А службисты, подобные Сорокину судят о людях, прежде всего, по их внешним регалиям и чинам…
То, что в отношениях Фёдорова и председателя КГБ явно сквозили приятельские нотки, Сорокина не удивило. Оба перебросились парой каких-то фраз. Говорили тихо, так, что никто ничего не услышал. Но, вот, что это за человек по-дружески и как-то особо уважительно поздоровался с Фёдоровым? Человек лет пятидесяти с лишним, с длинным худощавым лицом, говорящий с каким-то неуловимым, лёгким акцентом.
– Здравствуйте, Маркус, очень рад вас видеть – здесь и в добром здравии! – сказал тому Фёдоров. „Так это же – генерал Вольф из ГДР!“ – понял, наконец, Сорокин.
– Ну, что, товарищи! Давайте, начнём! Время. Все в сборе. Доклад о текущем моменте должен был сделать вам я. Однако, только что выяснилось, что более полной картиной располагает мой заместитель, директор одного из центров нашей конторы генерал-лейтенант Фёдоров. Пожалуйста, Алексей Витальич!
– Уважаемые товарищи! Соратники! Согласно полученным нами (Фёдоров кивнул в сторону Шебуршина, затем – Вольфа) сведениям, против нашей страны в ближайшие дни будет осуществлена крупная серия тщательно спланированных диверсионных акций. Буду краток. Мондиалистские структуры крайне недовольны и озабочены развитием событий в нашей стране. В особенности их беспокоит оздоровление духовной жизни страны, то, что молодёжь стала скептичнее относиться к „демократическим ценностям“ Запада, что её не удаётся соблазнить „прелестями сексуальной революции“. Запад раздражён тем, что тысячи и тысячи человек, временно покидавших СССР в целях трудоустройства на Западе, вернувшись домой, повсеместно распространяют неприглядную правду о буднях западного „процветания“ и его подлинной основе. Ещё больше их беспокоит реабилитация Сталина и рост „тоталиратистских настроений“ в стране. В не меньшей степени масонов не устраивает, что мы резко снизили экспорт нефти и газа на Запад, что за последние 3 – 4 года мы резко улучшили снабжение населения продовольственными и промышленными товарами, перестроили работу торговли и учреждений таким образом, что нигде более нет очередей и волокиты. Отдельной статьёй является недовольство тем, что мы прекратили выезд на Запад лиц – носителей государственных секретов. Основную часть „отказников“, как известно, составляют лица еврейского происхождения. Особо в этом вопросе наши внешние враги отмечают тот отрицательный (для них!) резонанс, который вызвали наши антисионистские акции. В частности, издание на многих языках книг о подлинной деятельности и целях сионизма и его первых жертвах – простых людях еврейского происхождения, публикация книг Юргена Графа, Цунделя, Харвуда, Генри Форда и Тяпкина. – Фёдоров сказал это и на секунду умолк. Затем продолжил:
– На днях было совершено покушение на генерального секретаря ЦК КПСС, а также на главу СЕПГ ГДР Эриха Хонэкера и генерал-полковника Маркуса Вольфа. В течение ближайших четырёх недель будут осуществлены: 1) взрывы на атомных электростанциях в УССР и в Армянской ССР – их проведут почти одновременно, с интервалом в три дня; 2) будет отравлено Рыбинское водохранилище; 3) на следующий день запланирована организация этнических столкновений в Нагорном Карабахе; 4) в Минске запланирована организация так называемого „еврейского погрома“; 5) в Ростове на Дону пропадёт, сгниёт огромная партия мяса, что вызовет очереди, недовольство населения и продовольственный дефицит; 6) наконец, на Аляске и в Норвегии будут запущены на полную мощность специальные установки ионосферного воздействия – так называемые HARP; это приведёт к небывалой в это время года жаре и массовым лесным пожарам; большая часть урожая этого года погибнет. – Сказав это, Фёдоров умолк. Все двадцать человек, присутствовавших кроме него на совещании, молчали, „переваривая“ услышанное. Умело выдержав паузу, Фёдоров продолжил:
– Органами государственной безопасности выявлено значительное число предателей и прямых агентов западных спецслужб, которые пробрались на самые верхи руководства, которые занимают ныне весьма заметные должности в руководстве страны и её областей. Особенно тревожным является наличие большого количества таких агентов иностранного влияния в сфере средств массовой информации и пропаганды. На всех этих лиц собраны достаточные доказательства их вины… Как, Виктор Иванович? – обратился Фёдоров к Илюхину. Генеральный прокурор Союза ССР, к которому обратился Фёдоров за подтверждением, поднялся и сдержанно подтвердил:
– Материалы, которыми в настоящее время располагает прокуратура Союза не только достаточны для признания подозреваемых виновными, но, насколько я могу судить, могут вызвать у самых широких слоёв населения реакцию психологического отвращения к этим лицам и одобрение любому приговору, который им может быть вынесен судом.
– Виктор Иванович! – по-белорусски напирая на „ч“, произнёс предсовмина Лукашенко, – Назовите, пожалуйста хотя бы несколько имён!
– Ну, например, члены ЦК Яковлев, Горбачёв, Ельцин; работники прессы Гайдар, Бовин, большая группа лиц из Комитета государственной безопасности… В частности, товарищ Сорокин, это касается вас – у вас в Калининграде обнаружено целых три крота в управлении. Их надлежит обезвредить завтра же… Иначе, насколько меня информировал председатель КГБ, будет поздно…
________________
После выступления Фёдорова, затем коротко осветившего сложившееся положение, выступили Шебуршин, Илюхин, Вольф и два человека из союзных республик, в которых готовились массовые провокации на этнической почве. Затем приглашённые, не имевшие нулевого допуска были отпущены. Включая, разумеется, и генерала Сорокина, которому были названы имена предателей и переданы соответствующие материалы на них. Далее совещание шло в узком кругу лиц, имевших высшую степень допуска к делам темпоральной безопасности. Их было меньше десятка (ведь не все из двенадцати собрались здесь – в подвале „на Лубянке“), но именно на их плечах лежала тяжкая ноша ответственности за противостояние Советского Союза коварному внешнему врагу. Именно они были ответственны за принимаемые здесь решения. В то время как на институте Фёдорова лежала ответственность за раскрытие и предотвращение возможных ошибочных решений и за коррекцию этих решений. Решений, принимаемых на основе данных, получаемых в его НИИ и попросту им самим – по критерию „раздвоенности сознания“.
В своём кратком докладе Фёдоров не упомянул о многих вещах. Не сказал он ни о запланированном на ближайшие дни убийстве Рудольфа Гесса, ни о заседании Бильдербергского клуба в отеле „Трианон“, где принимались, среди прочих, решения о проведении названных им диверсионных акций. Впрочем, „принимались“ – это не слишком правильное выражение: заседание тайных властителей мира ещё только было должно состояться. Состояться в Версале, этом пригороде Парижа, в градущем сентябре. Времени для разработки и принятия каких-либо предупредительных мер уже не оставалось…
________________
„Трианон“
Душным и хмурым сентябрьским утром по тихой, едва ещё только проснувшейся улочке неспешно двигался велосипедист в рабочей одежде какой-то парижской строительной фирмы. Рулил он одной рукой, потому что другой держал свежевыпеченный и восхитительно пахнувший хлеб. Точнее – тонкий и лёгкий знаменитый французский багет, чуть ли не метровой длины. В булочной, которая работала с ночи, выпекая хлеб, но открылась только что, ему пришлось провести поболе четверти часа. Многие жители Версаля покупали здесь хлеб, который считался самым лучшим в этом пригороде Парижа. Поэтому с утра пораньше здесь собиралось немало народу. И вот, за эти полтора–два десятка минут обстановка в городе заметно изменилась. Велосипедист с удивлением, не спеша крутя педали своего старого „КТМ“, видел, что откуда-то взялось огромное множество полицейских. Были они и на том перекрёстке, который только что проехал на своём велосипеде столичный рабочий-строитель. Правда, стояли они на противоположной стороне.
