Б Кузнецов - Джордано Бруно и генезис классической науки
Начнем с последних фраз этой апологии Бруно. Итальянский мыслитель уничтожил разрыв между сознанием и природой. Гегель видел в интеллектуальном порыве Бруно прообраз своего собственного панлогизма, но еще не достигшего того уровня научной культуры, при котором природа может быть представлена как инобытие саморазвивающегося духа. Эта оценка, как и многие другие историко-философские и философские концепции Гегеля, может быть поставлена с головы на ноги. Бруно, действительно, видел в познании природы переход от индивидуального мышления к "цельной жизни мысли", но эта цельная интеллектуальная жизнь состояла для него в поисках объективной гармонии бытия, его каузального ratio, превращающего хаос в космос. Именно эти поиски были содержанием "прекрасного восторженного воодушевления благородной души, чувствующей, что в ней пребывает дух, знающий единство своего существа и всех других существ как цельную жизнь мысли".
Да, порыв Бруно, его творчество при всей своей гетерогенности - это единый гимн познанию, объективному познанию внешнего мира 2. И именно этой цели не соответствовала "научная культура" - XVI век не владел теми мощными методами познания бесконечной природы, которые получило следующее столетие. Отсюда - столь тонко очерченные Гегелем стилевые особенности творчества Бруно: он хватается за те формы, которые находятся вокруг него, "не приведя их как следует в порядок". Но порядок, который был нужен Бруно, - это не схема саморазвивающегося духа, которую имеет в виду Гегель, а, напротив, концепция природы, освобождающая познание от антропоморфных грез.
И это так, несмотря на конгломерат антропоморфных фантазий, через которые пробивается мысль Бруно.
{177} Центральная идея, которую он противопоставлял всему конечному, это бесконечная Вселенная.
Бруно полагал, что он может постичь эту бесконечную Вселенную единым актом интуиции. Тем самым в картину мира входила актуальная бесконечность.
У Бруно не было представления о бесконечно малых шагах познания, о которых говорил Галилей, так же как не было бесконечно малых элементов самой природы. Такое представление принадлежит XVII столетию. Но что было сделано уже в XVI в. и сделано именно Бруно - это представление о гносеологической полноценности познания, охватывающего бесконечную природу. Как ни велики элементы иррационального постижения в гносеологии Бруно, в целом его творчество было декларацией мощи разума.
Принцип относительности движения приобрел объективный онтологический смысл в XVI в. Это не могло быть сделано в форме каких-то определенных и однозначных экспериментальных результатов н обобщения наблюдений, до того как появилось понятие инерции, позволившее Галилею показать, что механические процессы происходят единообразно в каюте равномерно движущегося корабля (и соответственно на движущейся Земле) и в каюте неподвижного корабля (соответственно на неподвижной Земле). Такой вывод требовал также понятия бесконечно малых отрезков пути и интервалов времени. У Бруно этих понятий не было. Поэтому у него не было физического доказательства однородности пространства и относительности движения. Но он включил в концепцию однородности пространства и относительности движения тезис о бесконечности Вселенной. Тем самым упало Аристотелево абсолютное пространство, натянутое на границы и центр гетерогенной Вселенной. Вместе с тем нового понимания абсолютного пространства и абсолютного движения, основанного на локальных эффектах, - Ньютоновой концепции сил инерции как критерия абсолютного движения - еще не было и не могло появиться без представления о бесконечно малых интервалах пространства и времени. Бруно опрокинул перипатетическую схему: Вселенная ограничена в своих размерах и неограниченно дробима. Вселенная Бруно не ограничена в размерах, она бесконечна, но ограниченно дробима, ее структура дискретна. Поэтому в ней нет ни традиционной {178} концепции абсолютного пространства с Аристотелевой динамикой абсолютных движений к абсолютным естественным местам, ни новой концепции абсолютных движений, вызывающих локальные динамические эффекты.
В космологии Аристотеля были, как уже говорилось, прообразы и абсолютного, и относительного движений. Круговые движения по замкнутым орбитам не имеют ни начала, ни конца, на этих орбитах нет естественных отметок; указанные движения - прообраз относительных движений. Насильственные движения, заставляющие тела покидать их естественные места, и возвращения этих тел - прообраз абсолютных движений. Коперник перенес центр круговых, т. е. относительных, движений из центра Земли в центр Солнца. Галилей расстался радикальным образом с динамикой Аристотеля, объявив круговые движения планет неизменными состояниями. Это и было началом новой динамики, основанной на понятии инерции. Декарт объяснил движения тел прямолинейной инерцией (у Галилея небесные тела двигались, сохраняя неизменное состояние, по криволинейным траекториям) и толчками окружающей среды, увлекающей тела в вихревые движения.
Ньютон нарисовал картину движения по инерции (прямолинейного и равномерного), складывающегося с ускорениями, причиной которых служат силы.
В отличие от прямолинейных и равномерных движений, ускоренные движения, вызванные силами, носят в динамике Ньютона абсолютный характер. Но если у Аристотеля исходным понятием было абсолютное пространство, а вторичным - абсолютное движение (абсолютные движения - это движения, направленные к абсолютным естественным местам гетерогенного в этом смысле и абсолютного пространства), то у Ньютона, наоборот, исходный критерий - это само движение, демонстрирующее в случае ускорения свой абсолютный характер появлением сил инерции, а существование абсолютного пространства выводится из наличия абсолютных движений. Выводится в физическом смысле: силы инерции демонстрируют физическое, экспериментально обнаруживаемое существование абсолютного движения. В структуре Ньютоновых "Начал" понятие абсолютного пространства, как и понятие абсолютного времени, появляется как исходное понятие.
{179} Ньютон говорит о проявлениях абсолютного движения - центробежных силах, т. е. силах инерции, стремящихся удалить вращающиеся тела от оси вращения.
"Проявления, которыми различаются абсолютное и относительное движения, состоят в силах стремления удалиться от оси вращательного движения, ибо в чисто относительном вращательном движении эти силы равны нулю, в истинном же и абсолютном они больше или меньше сообразны количеству движения" 4.
Затем идет известный пример вращающегося ведра с водой: вода при вращении поднимается к краям ведра, и проявляющаяся таким образом центробежная сила демонстрирует абсолютный характер вращения. Центробежные силы появляются, по мнению Ньютона, не тогда, когда вода движется относительно ведра (например, когда стенки ведра еще не увлекают воду во вращательное движение), а при вращении по отношению к самому пространству.
"Таким образом, это стремление не зависит от движения воды относительно окружающего тела, следовательно, но таким движениям нельзя определить истинное вращательное движение тела. Истинное круговое движение какого-либо тела может быть лишь одно, в полном соответствии с силою стремления его от оси, относительных же движений в зависимости от того, к чему они относятся, тело может иметь бесчисленное множество; но независимо от этих отношений эти движения совершенно не сопровождаются истинными проявлениями, если только это тело не обладает, кроме этих относительных, и сказанным единственным истинным движением" 5.
Это и было закономерным для того времени отступлением от идеала классической науки, от "программы Ньютона", которая не могла быть завершена в классических рамках, и оказалась завершенной лишь вне этих рамок, в общей теории относительности.
Теперь мы можем вернуться к понятию относительного движения у Бруно.
В "Пире на пепле" Бруно должен как-то ответить на аргументы Аристотеля, Птоломея и всех последователей геоцентризма: облака, птицы и падающие предметы отставали бы от земной поверхности, если бы Земля двигалась. Теофил, парируя эти аргументы, говорит, что облака и другие предметы, которые, с точки зрения {180} перипатетиков, должны уноситься на запад при вращении Земли С запада на восток, не будут этого делать, так как они - часть Земли и их движения зависят от движения Земли.
"На это Ноланец ответил, - рассказывает Теофил, - что воздух, через который пробегают тучи и ветры, есть часть Земли, так как под словом Земля, по его мнению (да так и должно быть в самом деле), надо понимать всю эту машину и весь организм в целом, который состоит из частей; поэтому реки, камни, моря, весь влажный и бурлящий воздух, заключающийся между высочайшими горами, принадлежат Земле, как ее члены или же как воздух в легких и в других пустотах животных, благодаря которому они дышат, расширяются артерии и выполняются прочие необходимые для жизни действия. Значит, облака движутся от обстоятельств, имеющихся в теле Земли, и находятся как бы в ее внутренностях, так же как и воды" 6.
