Сделано в Италии? Темная сторона моды - Джузеппе Иорио
Саранча
Поиск новых возможностей увеличения прибыли безусловно правомерен, но нужно знать, как это делать. Использовать кратчайшие пути и прибегать к различным экспериментам, конечно, не совсем правильно, но, главное, это не даст долгосрочных результатов.
Производственная цепочка идет от предпринимателя к рабочему, проходя через различные профессиональные фигуры: директора, менеджеры, продавцы и разного рода сотрудники. Они представляют собой множество звеньев цепи, связывающей всех между собой.
Каждое звено должно быть мотивировано и стимулировано для повышения производительности труда.
Но если одно или несколько звеньев этой цепи полностью лишены выгоды, которую возможно получить за счет повышения производительности труда и прибыли, то они делают свою работу спустя рукава.
Весь мир итальянской моды и гламура стоит на ногах благодаря современным рабам, сидящим за швейными машинками. Их усилиями огромные деньги оседают в карманах модельеров, своим поведением уподобляющих себя саранче – такое же разорение людей и территорий.
Саранча мира моды получает доход исключительно за счет снижения стоимости материалов и рабочей силы, а инвестирует только в постоянный поиск новых мест для эксплуатации.
В силу присущей этой саранче недальновидности она не заглядывает в будущее, поэтому не видит, что будущее производственных структур нестабильно, поскольку дешевая рабочая сила подвержена колебаниям рынков.
Все чаще работники, получающие мизерную зарплату, вынуждены переезжать в поисках лучшей доли, а значит, покидать свои рабочие места, что приводит к внезапному закрытию предприятий.
Кроме того, из-за крайне низкой стоимости рабочей силы владельцы текстильных фабрик вынуждены максимально ускорять темпы работы в ущерб качеству. Тому самому качеству, о котором так любят говорить модельеры, но которого все меньше и меньше в произведенной одежде.
Все разговоры о системе моды в Италии всегда сводятся к тому, что на этот сектор приходится значительная часть валового внутреннего продукта нашей страны, что, безусловно, верно.
Как утверждает статистика, сектор постоянно растет или, по крайней мере, когда это не так, стабилен. Этим гордятся все действующие лица: творцы, промышленники, продавцы, организаторы демонстрационных мероприятий, а также политики, такие как Маттео Ренци, который некоторое время назад по телевидению превозносил владельца Moncler как лучшего представителя Made in Italy… этого лидера делокализаторов.
В утверждениях об итальянской системе моды всегда подчеркивается, что она жизненно важна и представляет собой национальное богатство, поскольку обеспечивает высокий оборот продаж, создает сети дочерних предприятий и является источником жизни для тысяч малых и средних компаний, которые живут за ее счет.
Все это ложь!
Какие дочерние предприятия она создает?
Для кого и для чего она жизненно важна?
Сеть дочерних предприятий она давно не только не создает, а напротив, разрушает уже лет 20, причем в последние пять-шесть лет ситуация заметно ухудшилась.
Да, она вкладывает деньги в исследования. Но их цель – поиск все более отдаленных мест, где можно производить с более низкими затратами и где (как, например, в Румынии) до недавнего времени и без того платили символическую зарплату, а теперь собираются платить еще меньше.
Эта система, по сути, снижает стоимость производства даже там, где она и без того невысока, например в Sonoma синьора Гамбы себестоимость единицы одежды Armani и Prada составляет 20–30 евро. А сколько она стоит в магазине? 800? 1000? 1500?
Эти синьоры способны остановить время, в том смысле, что там, куда они едут производить по договоренности с местными работодателями, платят так мало, что зарплаты заморожены на годы.
Это чрезвычайно смертоносная порода саранчи, вошедшая в сговор с пугалами (владельцами фабрик) и владельцами посевов (местными политиками и влиятельными людьми).
Такой человек, как Джорджио Армани, представляется мне натурой восприимчивой, тонко чувствующей ситуацию. Неужели за все эти годы он так и не смог понять, как его топ-менеджеры зарабатывают ему деньги? Или он убежден, что у человека только потому, что он рабочий, не может быть другой цели в жизни, кроме как встать утром, пойти на фабрику, чтобы шить для него одежду, работать 10–12 часов, прийти домой, мало и плохо поесть, поспать и с утра начать все сначала, и вот так до конца жизни?
Я говорю о нем то, что сказал бы и о других, о тех, кто ведет себя точно так же, и я говорю то, что знаю. За границей я видел его вещи и разговаривал с теми, кто шьет их за сущие гроши.
Уважаемые итальянские менеджеры и дизайнеры, не шантажируйте владельцев фабрик еще более низкими ценами. Не говорите им, что, если они не сделают для вас эту работу, вы всегда сможете найти других, которые выполнят ее на ваших условиях в Приднестровье или в заброшенной дыре в Болгарии.
Не вынуждайте работодателей, которые в силу автоматизма, связанного с прибылью, стремясь выполнить ваш заказ любой ценой, отыграются на собственных рабочих, загоняя их в нищету.
Не искушайте итальянских промышленников уезжать за границу и обрекать на нищету тамошних людей. Платите им за работу больше, даже вдвое, вы можете себе это позволить (разве это не справедливо – выложить 10–12 евро за сборку рубашки, продающейся за 200!), и прежде всего убедитесь, что большая часть ваших денег пойдет на зарплаты рабочим.
Но тем временем тучи саранчи перемещаются с одной территории на другую, не задумываясь о будущем.
Они вторгаются в какую-нибудь восточноевропейскую страну и пожирают ее до тех пор, пока не появится первая просьбе о повышении зарплаты. Тогда они снимаются с места и со скоростью света улетают, чтобы оставить после себя чистое поле в другом месте.
Что касается Италии, пшеничного поля Италии, то она, саранча моды, уже опустошила его окончательно!
Глава 13. Сербия
Шантаж
Последняя новинка – Сербия.
Наши добрые креативщики и предприниматели, работающие по программе Made in Italy, переезжают туда уже довольно давно, по крайней мере последние 10 лет, но именно в последние пять-шесть лет, благодаря властям Белграда, условия в этой стране стали намного более привлекательными.
О том, как обстоят дела на самом деле, мне рассказал год назад Маттео, предприниматель из Венето в Белграде. Пять или шесть его фабрик разбросаны по всей Сербии в радиусе от 100 до 150 километров от столицы.
Маттео – худощавый, динамичный (по крайней мере здесь, в Сербии), 50-летний мужчина, с редкими, чуть седоватыми волосами, но в целом выглядит моложе своего возраста. У меня такое ощущение, что он не обходится без лечебно-терапевтических процедур, характерных для этих мест: подружки-массажистки,
