Григорий Лапшин - Автостопом через Африку
— Почему? Вот эти люди здесь спят много ночей. — Сказал охранник, показав дубинкой на соседнюю камеру.
— Но здесь невозможно спать! Здесь нет даже туалета, я протестую! Я ни в чем не виноват!!!
— ОК, если обещаешь хорошо себя вести, то мы не будем запирать твою камеру, и ты сможешь ходить в туалет, когда захочешь. Туда. — В темном углу коридора раздавался шум льющейся воды, в коридор вытекала лужа непонятного происхождения.
— Но я — российский путешественник! Я не должен спать здесь! В чем моя вина? Дайте мне переводчика и звонок консулу!
— Сейчас ночь. Будешь шуметь — закрою дверь камеры и не попадешь до утра в туалет.
Завтра утром тобой займутся. Спокойной ночи.
Как не старался я себя приободрить тем, что это «какое-то недоразумение» и завтра меня выпустят, желания укладываться спать, совсем не возникало. Глаза кое-как привыкли к темноте, нос к запаху. В соседних камерах стали упрашивать по-английски, но я ничем помочь им не мог, ибо ключей к их дверям у меня не было. Вскоре кто-то стал стонать, кто-то храпеть.
Стали кусать комары и блохи, особенно за голые ноги. Я стал стучать по двери, попросил позволить взять из рюкзака спальник и фонарик.
Сказали, типа «не положено». Потом я показал охранникам жестом, что меня кусают блохи и комары, и что малярия — очень опасная болезнь. Это возымело действие. Офицер принес двумя пальцами мои носки. Вскоре, когда офицер лег спать, охранник сжалился и выпустил на 2 минуты к рюкзаку. Я схватил накомарник, антикомариный DIPTEROL-карандаш, туалетную бумагу. Хотел взять еще и коврик для сна, — но это уже запретили.
Спасть на бетонном полу не получалось. Если прислониться к стене — болят кости. Если лечь на спину — затекают спина и локти. В конце концов, снял куртку (ночи в Танзании даже жаркие для нас), скомкал ее в комок, положил на туалетную бумагу и фонарик и пристроил все это под голову. Если бы не кровопийцы, то непременно заснул бы. А так проворочался и прочесался в жутком забытьи до самого утра, ясно наблюдая рассвет в узеньком зарешеченном окне под самым потолком.
В 7 утра лязгнул замок в коридоре. Пришли два охранника и офицер с большими звездами на погонах. Не удостоив меня вниманием, открыли двери камер и выпустили арестантов в туалет. Началась перекличка, я обнаружил себя в толстой «гостевой книге» и даже мою фамилию назвали правильно. Уходя, офицер сказал, что мной займутся после девяти часов.
Оставалось только согласиться.
В 9 утра под окна участка пришли родственники заключенных. В камеру передали термос с чаем и булочки. Видимо, отсутствие нар и прочих удобств, здесь такое же обычное дело, как и питание заключенных за счет родственников. Люди делились последним куском хлеба с теми соседями по несчастью, у которых родственников не было. К тому времени я успел уже перезнакомиться с большинством обитателей, меня тоже позвали завтракать. С самого начала, решив объявить голодовку, я вежливо отказался. Мой отказ был расценен совершенно правильно и никто не обиделся, старожилы понимающе закивали головами.
К 10-ти часам я стал кричать вовнутрь полицейского участка те английские слова, которые вспомнил: «Я — российский путешественник. Не понимаю, в чем меня обвиняют, и требую телефонного звонка консулу!». Охранники отвечали, что не могут ничем помочь. Офицеры просили успокоиться и подождать 10-20-30 минут. Один час шел за другим, но никаких продвижений в моей судьбе не происходило. В 12 часов начал кричать прохожим на улицу (стекла на окне были выбиты), чтобы они позвонили в российское посольство в Дар-эс-Саламе, и сообщили, что в тюрьме незаконно содержится русский путешественник. Вскоре эти крики надоели всем полицейским и посетителям участка. Пришли два офицера в штатском. Мне велели обуться и взять рюкзак. Сказали так: «Меня арестовал главный полицейский этого города, за то, что я поставил палатку на частной собственности. Так что сейчас мы пойдем в главное полицейское управление, там начальник сам будет со мной разбираться».
Пешком через город шли втроем. Я нес рюкзак, а один из офицеров нес конверт с моим паспортом и деньгами. Поднялись на второй этаж полицейского управления в самом центре города. Здание было совсем новым, или после хорошего ремонта. Интересно, что ни в одной из комнат я не обнаружил присутствия компьютеров. Все печаталось только на машинках, множилось под копировальную бумагу. Протоколы велись от руки, на английском языке.
Попросили подождать на лавочке в коридоре.
Вдруг, как из страшного сна, подлетел вчерашний «начальник-горилла». Издалека закричал на английском:
— Как дела, мистер Григорий?
— Не хорошо! — Более идиотского ответа на такой идиотский вопрос придумать не успел.
— Почему? — На лице «гориллы» изобразилось неподдельное удивление. Что я мог ответить?
То, смог сказать по-английски — Потому что не спал всю ночь.
— Почему?! — Казалось, что удивлению его не было предела.
— Потому что это место не приспособлено для сна. Это не отель и не пляж. — Я характерно постучал рукой по бетонному полу.
— Почему? Ведь другие люди спят без проблем?!
— А ты пойди сам туда, переночуй, проверь!
— Нет уж. Я и так знаю. — Заверил меня своей улыбкой. — Сейчас, подожди, я тобой займусь немного позже.
Стали водить по разным кабинетам, показывали разным чиновникам. Два офицера, за время многочисленных «посиделок» в коридорах и приемных, стали мне уже «как родными».
На смеси английского и жестов мы рассказали друг другу и о работе, и о семье, и об Африке.
Только «горилла»-начальник оставался все так же груб и суров. В каждом кабинете он громко обвинял меня в непонятных мне преступлениях, при этом потрясал то моим паспортом, то «путевой грамотой». Из ящика своего стола он достал фотоаппарат-мыльницу и деньги. Одного офицера послал купить фотопленку и батарейку, другому велел пойти в город и ксерокопировать мой паспорт, документ о маршруте, и даже сделал ксерокс с ксерокопии карты автомобильных дорог Танзании. С ксерокопиями мы вчетвером пошли на прием начальника полиции всего региона. Это оказалась женщина. В ее присутствии «мои» офицеры стояли только по стойке смирно, я пытался им подражать. Однако «горилле» было дозволено сесть за краешек стола и доложить суть дела.
Начальница прочла «путевую грамоту» сама, задала несколько стандартных вопросов об экспедиции. Я на все отвечал «йес». Выходя от «губернаторши», понял по выражению лица «гориллы», что засадить меня в тюрьму не получается. Он отвел нас в свой кабинет, офицеры сели за стол (целый день со мной без обеда ходят!) и стали зевать. «Горилла» взял несколько чистых бланков и стал исписывать их мелкими английскими буквами, задавая самые идиотские вопросы типа: «Какого числа ты въехал в Турцию? Как долго собираешься быть в Танзании?
Почему ты не пошел в отель или кемпинг? Зачем тебе здесь русские деньги?» Допрос периодически прерывали разные входящие в кабинет офицеры и секретарша, приносившая бумажки на подпись. От голода и жары кружилась голова, «моим» офицерам тоже было не сладко. Наконец, мне подвинули исписанные листы бумаги и сказали:
— Подписывай.
— Не могу. Я из России и не буду подписывать, потому что не обязан знать английского языка, а здесь все только на английском. Дайте мне переводчика, а еще лучше — дайте позвонить моему консулу.
— Английский язык — язык международного общения. Мы не можем вести дело на другом языке.
— Да, но как иностранец, я имею право на переводчика.
— Глупости, подписывай поскорей и я тебя отпущу.
— Как я могу подписывать то, чего не понимаю?!
— Все записано с твоих слов. Подпишись здесь и здесь.
— Тогда я напишу по-русски «не понимаю» и только потом подпишусь.
— Нет! Только подпись или отправишься обратно в камеру. У меня сегодня уже нет времени заново все переписывать.
— А кто вообще заставлял вас, меня арестовывать?! Отпустили бы без всяких бумажекпротоколов и дел меньше…
— Подписываешь или нет?!
— ОК. Только чтобы быстрее добраться до моего консульства.
Опять с теми же офицерами вышли на лестницу. Шагая вниз по ступенькам я услышал в затылок:
— Mr. Gregory! You or free! (Господин Григорий! Вы свободны!) —!? Неужели? Тогда верните мне мой паспорт!
— Сначала мы должны пойти обратно в полицейский участок, чтобы уладить все формальности.
На этот раз нас снова ждала машина. Увидев, что меня снова привезли в участок, заключенные замахали руками через прутья оконных решеток.
Полицейские вернули деньги и паспорт под роспись, просили проверить, не пропало ли что-либо из вещей по списку. Спрятав паспорт, я тут же решил прервать голодовку, достал из рюкзака пакет орехов и стал угощать «родных» офицеров и охранников. В тот момент, когда офицер прокатывал мой большой палец по «гостевой книге» и у меня был полный рот орехов, на улице раздался вой сирены, у входа остановилась полицейская машина. Из нее в помещение ворвался возбужденный начальник. Подлетев ко мне, он ударом руки сорвал с меня шляпу, отпихнул к стенке и отпрыгнул сам на метр. Все кто был в полицейском участке, прервали жевание арахиса и удивленно смотрели из-за спины «гориллы», что же сейчас будет?
