Борис Никитин - Мы и наши дети
ОПРОКИНУТАЯ ЧАШКА
Иногда меня спрашивают, вспоминая историю с пролитым чаем: — Ну а сейчас как бы вы поступили в описанной ситуации? И я отвечаю: это зависит от многих обстоятельств. Если это произошло от неловкости и невнимательности, а к тому же вызвало смущение и чувство вины у малыша — а так оно у нас тогда и получилось, — надо было бы посочувствовать ему: — Вот досада-то! Вытер лужу? Ну садись, нальем еще. Только куда же чашку поставить, чтобы не свалить? Если ребенок хотел отодвинуть чашку и вдруг ее опрокинул, а сам расстроился до слез, скорее всего мы бы его утешил и, помогли вытереть лужу, налили чаю снова и поучили бы его отодвигать чашку, предоставив ему возможность самому попробовать, как лучше это сделать. Возможно и такое: малыш уже совсем засыпает — из-за этого и все несчастье. Ну тогда лучше всего уложить его в постель, лужу вытереть и не вспоминать об этом больше, словно ничего и не было. Ну а если наше чадо вдруг капризно потребует: "Не хочу чаю, хочу молока!", оттолкнет от себя чашку да при этом еще и губы надует, чувствуя себя правым (не то, видите ли, ему подали), то тут и рассердиться не грех, и выставить из-за стола, и не дать ему больше ничего до следующей еды. Здесь уж дело не столько в чашке, сколько в его барском поведении, которого допускать просто нельзя. Мы перечислили лишь некоторые из возможных вариантов. А по существу, каждый подобный случай индивидуален, и реагировать на него невозможно по раз и навсегда принятому шаблону.
ЭТО Нельзя, А ЭТО Можно
Но есть ситуации, которые имеют — должны иметь! — четкие и определенные оценки. Это очень важно для правильной ориентировки малыша в мире незнакомых для него вещей и отношений. Я помню, как однажды мне пришлось разговаривать с кем-то из гостей, держа на коленях восьмимесячного сынишку. Разговор еще не был закончен, а малыш начал капризничать. Тогда я, чтобы его успокоить, показала ему часы на руке и приложила их к его ушку: "Слышишь: тик-так!" Заинтересованный малыш потянул часы за ремешок и попробовал их снять. Ах, как нужно было мне окончить важный разговор, и я недолго думая сняла часы и, держа ремешок за пряжку, дала их сыну поиграть. Разговор был благополучно окончен, теперь часы надо было вернуть на место, но не тут-то было. Сын не захотел отдавать часы — еще не наигрался. — Нельзя играть часами! — растерянно спохватилась я. — Нельзя! — Но ты же сама их дала ему, значит, можно, — заметил отец. — Он так теперь и поймет: нельзя — это значит можно. Ты его запутала. И правда — пришлось повоевать с сыном, чтобы он часы больше не брал, чтобы понял: трогать это нельзя! С тех пор мы стали осторожнее с этим словом, постарались навести порядок в его употреблении. Прежде всего поняли: если что-то нельзя, оно должно быть нельзя с самого начала и без всяких колебаний. Скажем, брать часы, секундомер, трогать пишущую машинку, магнитофон, телевизор и прочие вещи, которые легко испортить, нельзя! Бросать ложки и вилки на пол, рвать книжки и писать на них нельзя! Хлопать — даже в шутку — бабушку или кого-нибудь другого по щекам, дергать котенка за хвост нельзя! Причем это слово должно произноситься строгим тоном, без уговоров и разъяснений. Но — и это важно — запрещений не должно быть очень много, только самый необходимый минимум. Если оградить ребенка сплошными "нельзя", да еще и строго наказывать за все нарушения запретов, можно либо его запугать, либо спровоцировать буйный протест. Ведь недовольство возникает с каждым "нельзя", потому что нельзя — значит лишение какого-то желания, а это всегда обидно, досадно, не оставляет надежды на будущее. Мы стараемся не допускать этого: запрещая что-то малышу. сразу говорим ему, а что можно. Допустим: бросать хлеб нельзя, а мячик — можно; делать больно котенку — ни-ни. Нельзя! А погладить — тихонько, ласково — можно. Часы трогать нельзя, а вот это колесико или катушку — можно; сегодня к бабушке поехать нельзя, но завтра будет можно. Тогда у ребенка есть надежда, перспектива, возможность действовать и правильное представление об этом. И тогда снимаются возможные конфликты, капризы и недоразумения. Он как бы получает компас для ориентировки в окружающем мире и становится спокойнее и увереннее в себе.
И МАМУ НАДО ПОЖАЛЕТЬ
Живое общение с малышом, внимание к нему — без этого немыслимо нормальное развитие ребенка. Никто возражать против этого не будет. Но… ведь и общение общению рознь, и внимание не всегда на пользу идет. Мы убедились в этом на горьком опыте. В той же брошюре "Правы ли мы?", которую мы уже упоминали, есть такая главка: "Бабушкин рай". Наш сынишка попадает на целый день к трем бабушкам, они окружают его такой лаской, заботой, вниманием, что ему самому и делать ничего не остается — все его желания исполняются немедленно и даже угадываются заранее, но, самое главное, все заботы направлены в одну сторону, от взрослых к ребенку. И никакого намека на взаимность, ответную заботу ребенка — о взрослых. Малыш принимает знаки внимания как должное, прямо на глазах превращаясь в маленького деспота. Проявить же заботу о бабушках ему просто не приходит в голову, ибо это не требуется — ведь "он еще маленький". А ведь и маленький может утешить обиженного, сострадать, помогать. И надо, обязательно надо давать эту возможность даже самому крошечному человечку. Да что от него толку? — скажут многие. А это смотря какой толк иметь в виду. Вот чищу я картошку на кухне и ("недогадливая"!) наклоняюсь за каждой картофелиной к корзинке на полу. Видит Алеша (ему одиннадцать месяцев) эти поклоны и сам… достает картофелину из корзинки, а потом протягивает ее мне. Я, конечно, растрогана: — Спасибо тебе, помощник ты мой хороший! Клади вот сюда, на мой стол. А Алеша, довольный моей похвалой, уже отыскивает вторую картофелину, побольше. Я не успеваю дочистить первую, а на столе появляется новая. — Видишь, как быстро у нас дела пошли? Молодцы мы с тобой, правда? Уже до года малыш много раз попадает в такие ситуации, когда он может стать заботливым и внимательным помощником. Несет из колонки папа полные ведра воды, а Алеша бежит впереди и открывает ему все двери по очереди. Накрываю на стол, а Алеша каждому кладет ложку к тарелке. Работая, папа насорил на полу — Алеша в кухню за совком отправился. Мы старались не забывать похвалить малыша, поблагодарить его и не смеялись, что помощь от него маленькая. Сколько раз приходится видеть совсем удручающие картины. Малыш старается, пыхтит, хочет помочь, а старшие ему: — Убирайся отсюда! Толку от тебя мало, больше мешаешь. И не понимают они, что толк не в том, сколько сумел сделать ребенок, а в том, что он хочет помочь и уже помогает — по своим возможностям. Как важно поддержать его в этом стремлении! Кто не слышал таких вот горестных сетований от родителей уже взрослых детей: — Кормила, поила, растила. Изо всех сил старалась, чтобы ни в чем отказу не знал. И вот вырос и забыл, что мать есть. Чувствуется, что человеку до слез больно от такой неблагодарности сына, но помочь ему уже нельзя. Всю жизнь шла забота только с одной стороны — от матери к сыну, и ей в голову не приходило, что именно так взращивается будущая сыновняя неблагодарность. Когда в семье есть несколько ребятишек, то забота о самом маленьком, казалось бы, должна быть свойственна старшим детям. Однако само собой это не получается. Очень многое и здесь зависит от поведения взрослых. Можно, например, приказать старшему: — Покорми Любу кефиром! — дать бутылку, чтобы подержал, пока та все высосет. В этом случае старший воспринимает предложение как приказ, который исходит от папы или мамы и который надо выполнять, хочется того или не хочется, а о самой сестренке и заботы никакой нет. Но можно сказать это ребенку совсем иначе: — Наша Любаша уже проголодалась. Надо ей бутылочку подержать, а у меня руки заняты. Как же теперь быть? — Я подержу, мама, — тут же предлагает кто-то. Вот так получается куда лучше: здесь возникает желание помочь и сестренке и маме. И если я к тому же не останусь равнодушной к этому, обрадуюсь: — Какой ты заботливый братишка! — это может лишь укрепить и развить родившуюся только что заботу о другом. Папа говорит нашей годовалой дочке: — Любочка, мама устала, у мамы головка болит. Полечи ее. Дочка целует меня в лоб, гладит по волосам — "лечит". И я улыбаюсь: — Вот мне и лучше, спасибо, мой доктор. — Давай будем говорить шепотом, — говорю я старшему сыну, — девочки делают уроки… — Ребятки, давайте-ка играть потише — пусть Люба поспит… — Тише! — слышу голос старшей дочери. — Мама работает. Если бы думать об этом раньше, у нас могло бы быть так всегда… Но к сознанию всего этого мы приходили, К сожалению, методом проб и ошибок. А надо, НАДО, НАДО было знать с самого начала, что малышу требуется не только забота о нем, и обязательно его забота о нас, о бабушках, о других людях. Иначе ему не вырасти настоящим человеком.
