Евгений Алдаев - Чуть не треснуло очко!
«Ну что, петушок, не хотел по-хорошему? — поглаживая рукой вздувшуюся ширинку, спросил меня тот, что вёл переговоры у ворот школы. — Раздевайся, сученок! У меня на твои аппетитные булки давно стоит». Что мне оставалось? Не подчинюсь — изобьют до полусмерти и всё равно своё получат. Не для того меня везли в такую даль, чтобы я корчил из себя целочку. Через пару минут я уже лежал поперёк кровати. С одной стороны свисает моя голова, с другой стороны мои ноги. Парень встал у моего изголовья, за волосы приподнял голову и без тормозов засунул свой ствол в мой рот. Ещё один пристроился сзади, развёл коленями мои ноги, сплюнул для смазки на отверстие и одним резким толчком всадил свой стручок по самые помидоры. Охнув, я дёрнулся вперёд и, не желая того, насел на весь орган переднего. Я не мог тогда выбрать, где было больнее, в заду или в глотке. Шлифовали меня по-чёрному, словно в последний раз, потом за дело принялась вторая двойка. И так продолжалось до позднего вечера…
Итак, в девятнадцать лет, я конкретно стал городским петухом. Я не мог спокойно пройти по улице, так как всегда находился желающий поработать на моём товаристом очке. Ещё хуже обстояло дело в учебном заведении. Если на улице я делал ноги, то тут мне некуда было бежать. Каждая моя попытка оказать сопротивление заканчивалась избиением после занятий и, в конце концов, я смирился и на переменах стал безропотно принимать за щёчку молочко у пацанов либо в туалете, либо на каком-нибудь чердаке. В день приходилось обслуживать по полтора десятка ребят. Не скажу, что я совсем не получал удовольствие, ведь среди моих клиентов были ребята, которые мне нравились. Но одно дело, когда ты хочешь сам и другое, когда ты должен. Не забывали меня и парни на машине, они, с интервалами в две недели увозили меня в загородный дом или на квартиру к одному из них, бесцеремонно трахали хором во все отверстия и отпускали до следующего раза.
Наконец, наступили летние каникулы, и я вздохнул с облегчением. Как минимум, три ближайших месяца я был избавлен от обязательной повинности, я перестал выходить на улицу, не поднимал телефонную трубку, ушёл в глубокое подполье. В итоге все решили, что меня нет в городе, и успокоились. Зато забеспокоилась мама, она решила, что я нездоров, раз сиднем сижу дома, и что я должен поехать в Дом отдыха на берегу Каспия. Достала мне путёвку на работе и отвезла туда. Сама остаться она в Доме отдыха не могла из-за работы, так как у неё отпуск должен был быть в октябре.
Первый день я и тут гулял с опаской, вдруг встречу кого-нибудь, кто знает меня. К вечеру успокоился, а на следующий день я, неожиданно для себя, испытал высокие чувства! Почему-то выделил именно его в компании таких же красивых мускулистых парней, которые проходили мимо, и этот парень приветливо улыбнулся мне. Этой доброй улыбки хватило, чтобы моё сердце перестало мне принадлежать. Позже я узнал, что эти ребята из юношеской сборной города Пальчика по футболу, их привезли на отдых после спортивных двухмесячных сборов. Ребятам по восемнадцать и девятнадцать лет. Все такие симпатяги, словно сошли с обложки какого-нибудь глянцевого западного журнала.
С Аликом мы познакомились в тот же вечер. Он сам подошёл ко мне в столовой после ужина, и мы пошли погулять вдоль берега. Увлечённые разговором, мы не заметили, как далеко ушли от наших домиков.
— Давай вернёмся, — предложил я ёжась.
— Замёрз? — Алик обнял меня за плечи и ласково притянул к себе. У меня от нахлынувших чувств подкосились ноги, и я оказался в жарких объятиях парня. Так страстно меня зажимал только Осман. Мы так же лежали на берегу моря, и язык Алика так же обрабатывал меня, а его сильные руки так же грубо массажировали моё тело. Но было и отличие. Теперь я сам хотел, чтобы парень распечатал меня и до бесконечности потел на мне. Поэтому, когда Алик перевернулся на спину и надавил на мою голову, я сам стянул с него шорты и впился губами в его толстую мясистую колбасу. Я хотел понравиться Алику и старался как никогда: лаская рукой его тугой мешочек, я глубже и глубже насаживался на подрагивающий шланг. Я слышал, как усиливаются стоны Алика, но не ожидал, что он так быстро закончит. Ведь я не знал, что во время спортивных сборов им запрещено заниматься чувственными наслаждениями. Брызгал из своего шланга Алик долго и много, потом поставил на меня четвереньки и медленно, стараясь не причинить сильной боли, решил поиграть с моими булками. Откровенно говоря, не привыкший к таким деликатностям, я вначале был разочарован, но стоило ему полностью ввести свой долбильник, как от его деликатности не осталось и следа. Во мне был страстный голодный самец. Толчки его долбильника усилились до такой мощи, что я не смог устоять на четвереньках и растянулся под ним. Невозможно описать словами чувства, которые я испытал в тот момент: восторг, блаженство, признательность, любовь и снова блаженство. Второй раз в жизни я испытал высшее наслаждение. Содрогаясь в конвульсиях, я так орал от наслаждения, что Алику пришлось зажать рукой мой рот.
Мокрые и опустошённые мы какое-то время лежали на песке, я смотрел на звёздное небо и думал, что вот оно, моё счастье, лежит рядышком и тяжело дышит. И тут я услышал слова, ввергшие меня в ужас разочарования:
— Ты классный парень. Самый красивый, самый нежный и самый аппетитный, такого реально больше нет. Наши ребята, после того как тебя увидели, все до единого, мечтают о твоих булочках. Сейчас они с нетерпением ждут нашего возвращения. Ты не обижайся на меня, если б не они, я никому тебя не уступил бы.
— Но я не хочу, — я с трудом удерживал слёзы, — я хочу только с тобой… Я… Я ж люблю тебя!
— Со мной ты тоже будешь. И с ребятами. Они, как и я, два месяца ни кого не имели. Поэтому, если ты правда любишь меня, ты должен порадовать и моих друзей.
Я ведь правда его любил и решил доказать ему это. Мы смыли налипший на вспотевшие тела песок и вернулись в Дом отдыха. Молчали всю дорогу. Проходя мимо моего домика, я услышал, как Алик облегчённо вздохнул. Нас на пороге многоместного коттеджа, в котором жили футболисты, встретили на пороге всей командой.
— Он согласен, — услышал я голос Алика.
Сразу несколько пар рук подхватили меня и внесли в комнату как заморскую принцессу. На ходу срывая с меня одежду, опустили на кровать, на спину и в следующий миг мои ноги оказались на мускулистых плечах одного из парней. И пошло-поехало. Чтобы не замучить меня вконец, парни постановили, что каждый из них может брызнуть в меня молоком только по одному разу. Поэтому все предпочли между булок, а не в рот. Но и по разу — это десять раз, не считая Алика на берегу. Обслужить десять больших изголодавшихся горячих парней, это со стороны может показаться классно. Мои нахачкалинские приятели на автомобиле долбили мой зад дольше, но с каждым повтором их прыть ослабевала, а тут каждый по первому разу. Разницы между первым и последним никакой. Отмолотили так, что я на ноги не мог встать. Алику пришлось нести меня на руках. У меня в дырке был взбитый молочный коктейль всей футбольной команды, который тёк по моим ляжкам тоненькой липкой струйкой. Поэтому я, первым делом, заперся в туалете. Алик тем временем постелил мне постель, потом зашёл со мной под душ и помог помыться.
— Теперь ты веришь, что я люблю тебя? — со слезами на глазах спросил я его. Алик покраснел.
— Прости меня, если можешь, — попросил он. — Всё было бы по-другому, если бы мы встретились при других обстоятельствах. Ты мне очень нравишься, даже больше, чем девушки.
— Да ладно, я понимаю. Только у меня одно условие, я хочу, чтобы ты всегда был со мной первый, здесь и без свидетелей. Если будет по-другому — я соберу вещи и уеду домой. Молотите тогда друг друга. Так и передай своим друзьям!
— Передам, — Алик замялся, — ты сможешь сегодня вытерпеть ещё один раз?
— С тобой, да, только не сюда, — я провёл ладонью по истерзанному заду.
Через восемь дней, отдохнувшие и вволю насладившиеся, ребята уехали. А я остался один, ещё на две недели. Правда, скучать мне не пришлось. Перенапрягся от воспоминаний, разряжался самоудовлетворением.
После окончания учёбы и получения аттестата зрелости, правда, непонятно какой зрелости, я немедля собрал свои вещи и, выбрал, куда можно уехать подальше отсюда. Махнул в далёкий, тогда ещё, Колоссибирск, поступать в университет, в ваш провинциальный зачуханый городок. Я думал, хоть этого здесь не будет, но в итоге, я понял, что от себя не убежишь. Снимал потом квартиру на деньги, которая мать присылала из Нахачкалы, вроде хватает пока…
Глава четвёртая АРМЕЙСКАЯ ДОЛЯ
Валяясь без стыда и совести на кровати, дядя Игорь и Антон пили сок, Антон сходил на кухню и принёс бутербродов с ветчиной, так как им очень хотелось пожрать, неся на подносе чай с четырьмя бутербродами с колбасой, Антон понял, что забыл чайные ложки, чтобы размешать сахар в стаканах. Но было так не охота идти на кухню во второй раз:
