Виктория Абзалова - Вопросы цены и стоимости
- Боже меня упаси! Мэтр Грие, за что вы так откровенно желаете зла своему земляку, бедняге Барнаби?! - притворно ужаснулся «пилигрим», всплеснувши бледными ручками, и выпростав их на миг из широких рукавов. - Ничего личного, но одно заведение подобного рода куда прибыльнее разведения коров! Уж такому человеку как вы грех заблуждаться в вопросах цены!
- А сколько стоит конкретно это? - продолжал настаивать Ожье, сверля собеседника глазами, все еще поддернутыми розоватой мутью.
По крайней мере, стража еще не громыхала на лестнице, вопли прекратились и проделывать в нем пару-другую лишних отверстий никто не торопился.
- Да про что это вы? - с простодушной физиономией развел руками Барнаби, темный взгляд жестко и цепко оббежал и застигнутого на месте преступления убийцу и сопутствующий антураж. - Такой интерес со стороны почтенного буржуа…
Ожье криво ухмыльнулся, продемонстрировав жуткий оскал:
- Ну, зато в вашем деле почти дилетант и не прочь отметить почин салютом, щедро его оплатив!
- Хм, - чопорно отозвался Барнаби, с сомнением покосившись в сторону тела, и многозначительно продолжил, зябко ежа руками, соединенными в свободных рукавах, - мне ясен ваш порыв, мэтр, но мэтр Таш был одним из выгоднейших наших клиентов…
- Как видите, выгоды от него теперь абсолютно никакой! - до циничности прямо указал на очевидное Ожье, вновь начиная терять самообладание. От напряжения на скулах пухли и катались желваки, а ниточки нервов лопались одни за другими.
- Не скажите! - улыбка «пилигрима» могла бы принадлежать довольной акуле. - Есть люди, которые гораздо удобнее мертвые, нежели живые, и боюсь нынче мэтр Таш, к общему прискорбию, попал в их число… Заодно со слугами.
- Ужо поскорбим! - многозначительно пообещал Ожье сквозь зубы.
Торговаться он и не думал, наоборот, цену удвоил сразу, лишь высказав пожелание, чтобы даже мыши потом пищали о случайном пожаре.
- Помилуйте, мэтр, какие мыши на пепелище! - мягко упрекнул клиента Барнаби, подбирая и аккуратно складывая пояс убиенного, но оставляя перстни на сбитых в лохмотья вокруг размолотых костей пальцах. На приподнятую бровь, спокойно и ласково объяснил, - Ничего такого, мэтр! Вам ли не знать, что любому договору гарантия полагается… Золотишко-то вы надеюсь не задержите, особливо ежели желаете, чтобы чада ваши и домочадцы по улицам в спокойствии ходили и без опаски! Да и мало ли какая оказия еще приключится…
«Пилигрим» на прощание улыбнулся той же пронизывающей до костей улыбкой, и зарево рассвета встречали ревом полыхающие навстречу языки пожара.
***Кровь почему-то никак не хотела оттираться с рук… Темно-бурый отсвет все равно оставался на коже, несмотря на все усилия, хотя она тоже уже покраснела от стараний, а кабинет насквозь пропитался запахом вина, невзирая на то, что его хозяин не сделал ни глотка с тех пор, как пришел. Сидя за столом, Ожье с отрешенным упорством полировал пальцы мокрым полотенцем в розовато-бордовых пятнах, а на полу грязной кучей была свалена одежда, в которой он появился дома в это проклятое утро.
- Что случилось?
Мужчина вздрогнул, но это оказалась всего лишь Катарина с неприбранными косами и в небрежно наброшенном домашнем платье. Ожье медленно оглядел приблизившуюся к кому окровавленной одежды жену и так же спокойно ответил на ее безличный вопрос:
- Я убил твоего брата… - на мгновение он даже прервал свое важное занятие.
Ожье пожалел о своем спонтанном признании прежде, чем его закончил, но слова уже прозвучали. Правда, Като удалось его удивить:
- Дами?! - негромко вскрикнула Катарина, пошатнувшись, и вскинула на него голову, обдав изумленным и потрясенным взглядом. - За что?
- Да причем тут этот сопляк! - вырвалось у Грие.
Молодая женщина замерла на минуту… после чего удобно устроилась на высоком стуле и поинтересовалась с вежливым вниманием:
- Я могу узнать как это случилось?
Мэтр Грие окинул свою молодую жену новым оценивающим взглядом и с недобрым смешком заметил:
- А ты, Като, не слишком печалишься на счет родственника!
- По-твоему, я должна заливаться слезами по тому, кто присосался к моей семье, как пиявка, - резко возразила Катарина, сверкая глазами и постепенно повышая голос, - вытягивая из нее все соки, развратил младшего моего брата и на месте отца, я бы сама проверила так ли случайно умер старший…
Молодая женщина задохнулась от негодования, и оборвала себя, отрезав:
- Мне нечего стыдится божьего суда!
Ее супруг непонятно дернул губами и отложил наконец пропитанную вином тряпку.
- Не совсем божьего. Хочешь знать как? - протянул он. - Тогда слушай…
С дотошной подробностью, он не торопясь изложил то, что запомнил из овладевшего им приступа ярости, пристально наблюдая за женой, матерью своих детей. Когда Ожье закончил повествование о событиях ночи, оказавшееся коротким и емким, на некоторое время повисла тишина. Катарина была бледна, но как-то еще умудрялась хранить подобие невозмутимости.
- То есть… ты попросту забил его кочергой в борделе? - спокойно уточнила она, видимо собравшись всеми возможными силами.
Ожье кивнул в подтверждение…
Тягостное молчание заполнило комнату. Оно тянулось горькой едкой смолой, стискивало в себе, как янтарь попавшую тысячи лет назад в него муху, висло на плечах липкой паутиной и сковывало пудовыми кандалами, набиваясь легкие вместо воздуха. Катарина нервно кусала губы, сжимая побелевшими пальцами подлокотники, Ожье тупо ждал, глядя в стол перед собой на помятый и довольно потертый лист с убористым почерком лисенка…
- Скажи прямо, - молодая женщина справилась с собой первой, - к чему мне стоит быть готовой?
- Ко всему, - честно ответил Ожье. С плеч упал немаленький камень, но всей ноши это не облегчило ни сколько. - Я не думаю, что этот человек удовольствуется оговоренной суммой, как бы велика она не была…
Катарина согласно кивнула, поднявшись, и задержавшись вдруг на полдороги к дверям, аккуратно подобрала сваленную на полу одежду мужа, методично отправляя ее в почти угасший камин, - таким причудливым образом еще раз подтвердив брачные клятвы верности.
Странная женщина, - отстранено констатировал Ожье, провожая уходившую распорядиться насчет завтрака жену и признавая, что совсем не знает ее настоящую. - Зато достойнее супруги для убийцы трудно представить…
И совсем не обернувшегося пеплом Таша, в этот момент имел в виду мэтр Грие.
«Малыш- малыш, даже в смерти я тебя подвел…»
Рыжик остался лежать на том же полу, где его пинали ногами, а мэтр Грие вместо того, чтобы забрать его оттуда, хотя бы помогая тем, кто в отличие от него пытался спасти попавшего в капкан лисеныша, - мэтр Грие не нашел ничего лучше, чем помчаться размазывать по стенам притона мерзавца-родственничка.
Будто другого времени для этого выбрать было нельзя! Теперь-то какая разница, если б сдох ублюдок одним днем позже? Ты, братец Ожье, опоздал и здесь! Убивать Ксавьера Таша, - хоть медленно, хоть быстро, - следовало сразу, когда еще он только появился на горизонте со своими выгодными предложениями о дележке шкуры вполне живого на тот момент медведя Гримо… Спугнув тем вечером пригревшегося у торговца на коленях рыжика, - навсегда, как оказалось.
По крайней мере, нужно было не смеяться над подобными своими желаниями, а без проволочек позаботится о вечном покое скользкого гада тогда, когда тот полез к Равилю с поцелуями, потянул к нему свои грязные ручонки с еще более скверными намерениями. Не выпускать из Тулузы, на виске выпытав, куда делся Равиль, ведь был уверен, что без стараний любезного свояка побег юноши не обошелся. Должен был догнать и раскатать ровным слоем по дороге будущего насильника и шантажиста прежде, чем он успел хоть пальцем коснуться запутавшегося лисенка… Да хотя бы вчера, до того, как ошалевшей от безнаказанности скотине пришло в голову снова замахнутся на мальчишку!
Но он этого не сделал, как впрочем, и многого другого… Стоило побежать по крыше пресловутого борделя маленьким юрким язычкам пламени, как наступило окончательное отрезвление, и Ожье внезапно осознал, что вновь катастрофически ошибся в выборе. В этот момент он должен был быть не здесь, кое-как обстряпав в высшей степени сомнительное дельце и теперь поспешно направляясь в сторону дома, чтобы обеспечить себе алиби в теплой женушкиной постели… он должен был быть с ним.
С тем, кого опять не задумываясь бросил на произвол судьбы. Ну да, конечно: Айсен, у которого сердечко отзывчиво на самую малую радость, а на боль тем паче, и любимый лекарь его ради горней выси ненаглядных глаз, - эти не уйдут так просто ни ради чего, и закопать как бездомную собаку не позволят… Но это - они! А не ты.
Впору спрашивать имеешь ли вообще, после всего, право его касаться, не говоря уж о том, чтобы провожать в вечность!
