Игорь Куберский - Ингрид
Очнулся я в воде, захлебываясь и отплевываясь. Небо заволокли тучи – стало темно, хоть глаз выколи. Рядом, на плоту, шла какая-то ожесточенная возня, закончившаяся гневным криком Ингрид и сильным всплеском. Я поплыл на всплеск и тут же наткнулся на нее. Ее лицо лишь снизу едва подсвечивалось фосфоресцирующими всплесками.
– Что происходит? – крикнул я, впрочем, уже и сам догадываясь об этом.
– Это он, я ведь говорила, – стуча зубами, повторяла она, – это он. Он нас убьет. Я ведь говорила...
Голова моя гудела, словно меня только что огрели чем-то тяжелым, скорее всего кулаком.
– Ах ты сукин сын! – крикнул я и поплыл к плоту.
– Спокойно, ребята, – раздался из тьмы голос Петра. – У меня нож. Не хотел бы его использовать. Плывите себе куда подальше. Нам не по пути.
– Думаешь, один спасешься? – задавал я дурацкие вопросы, лихорадочно ища выход.
– Спасусь не спасусь – это мое дело, – раздалось в ответ.
– И не боишься, что мы все расскажем комиссии?
Петр загоготал во тьме:
– Какой комиссии? Рыбам будете рассказывать.
Но смех получился деланным – нашего приятеля явно одолевали сомнения. Впрочем, окажись он посмелей, мы бы уже были на том свете.
– А если все-таки не рыбам? – уцепился я за жалкую возможность пошантажировать его.
– А кто вам поверит, где свидетели?
Скорее всего он был прав. Я поплавал, чувствуя, что жилет почему-то почти не держит, поддул в трубку. На воде передо мной поскакали пузыри.
– Ты, дерьмо! Зачем жилет проткнул? – заорал я.
– У рыбок спросишь, – огрызнулся Петр, и с его стороны раздался ритмичный плеск – видимо, работал рукой, как веслом, отплывая подальше.
– Послушай, Богом прошу, – крикнул я вслед, – возьми Ингрид.
Но в ответ раздавался только торопливый плеск.
– Я не буду с ним, – прозвучал рядом голос Ингрид.
– Со мной ты погибнешь, – сказал я.
– С ним – скорее, – сказала она.
– Там есть шанс, – уговаривал я ее, как будто за ней еще оставался выбор.
Но она твердила:
– Нет, нет, ни за что...
Развернувшись, я снова крикнул во тьму:
– Возьми Ингрид, она согласна!
Ответом нам был лишь слабый плеск вдали.
Это был конец – точнее, начало конца. Сколько мы еще продержимся на воде – час, два? А потом начнется агония.
– Что же нам делать? – тихо, покорно заплакала рядом Ингрид.
– Плыть, – сказал я.
– Куда?
– За ним. Он не может сторожить бесконечно. Заснет. И тогда... – Что будет «тогда», я не знал – во всяком случае сейчас я был готов его убить.
К счастью для нас, из-за темноты или по неведению Петр проткнул лишь одну сторону жилета, вторая же исправно надувалась, так что я передал жилет Ингрид, а сам поплыл рядом.
– Ты уверен, что мы его найдем? – спросила Ингрид.
– Он плывет не быстрее нас. Направление я помню.
– Он может поменять направление...
– Да, луна нам не помешала бы, – согласился я.
– Почему нас до сих пор никто не ищет?
– Я и сам себя спрашиваю. Может быть, у самолета не было радиомаяка. Сама знаешь, какие времена у нашего «Аэрофлота».
– Как я не хотела лететь «Аэрофлотом»... А как иначе. Вдвое дешевле все-таки.
– Вот и я купился, – вздохнул я. – Скупой платит дважды...
– Ладно, как у вас говорят, не будем о грустном, – сказала Ингрид и тронула мое плечо.
Как-никак у нас был не совсем безнадежный план спасения, и, похоже, она почти успокоилась. Во всяком случае, держалась невозмутимо, хотя и приняла двух таких молодцов, как мы с Петей... Теперь, когда декорации так неожиданно переменились, я не без душевного напряга прощал ей ее измену. Ну и скотина этот Петр! Мало того, что я честно поделился с ним подругой, я был готов даже отдать ее ему совсем, ради ее же блага. Но в мире нет больше места рыцарству, господа...
Поймав себя на этих мыслях, я горько усмехнулся – да, мачо во мне был явно уязвлен. Ибо в соперничестве я по все параметрам проиграл.
Увы, луна так и не вышла из-за плотного слоя облаков, и мы до рассвета, часа полтора, тихо плыли наугад. Я порядком выдохся, хотя полспасательного жилета было достаточно, чтобы удерживать и меня наплаву. Затем справа от нас стало обозначаться небо, отделившись от океана серой полосой горизонта, и, повертевшись на небольших волнах, перекатывающихся как мышцы на торсе культуриста, там же, справа, я увидел наш плот метрах в трехстах от нас. Отсюда он казался не больше спичечного коробка. Это было большое везение, что мы оказались с другой стороны, в тени, поэтому, пока не развеялась ночная мгла, у меня было время незаметно приблизиться. Ингрид я попросил держаться подальше – вдвоем мы могли все испортить, а для нас это был последний шанс выжить.
Судя по всему, Петр спал – плот поворачивался ко мне то левым, то правым боком, и обмотанная полотенцем макушка Петра, торчащая над бортом принайтованной сверху желтой лодочки, оставалась неподвижной. Между тем волны набирали силу – и пару раз меня пронесло мимо плота. Кое-где уже вспыхивали белые гребешки. Вот-вот наш враг проснется. Наконец волна воткнула меня в резину плота. Я ужом взвился вверх, прополз к изголовью, сдирая с себя мокрую сорочку, закрутил ее жгутом и, встав за головой Петра на колени, уже хотел перекрыть ему горло, как белесые с поросячьими ресницами глазки открылись, и тут же плечо мне обожгло острие ножа, который был в его правой руке. Его удар назад, за голову не мог быть ни сильным, ни точным, но от неожиданности я отпрянул – и этого было достаточно, чтобы Петр успел вскочить, развернуться и броситься на меня. Все, что я успел, – это пригнуться, и нож только полоснул меня по затылку. Но прежде чем Петр нанес очередной удар, который мог быть для меня последним, дальний край плота вдруг резко взмыл вверх на высокой волне и Петр, перекувырнувшись через меня, с протестующим воплем полетел в воду. Я же инстинктивно схватился за борт лодочки и только потому остался на плоту. Если есть на свете Бог – то это он послал мне ту спасительную волну. Оглянувшись, я увидел, как она уносит на своей широкой упругой, подернутой пеной спине барахтающегося Петра.
Вздохнув с облегчением, я поднял голову и тут обнаружил невероятное и невозможное – Петр плыл прямо навстречу Ингрид. В быстроте, с которой он оценил ситуацию и сориентировался, было что-то дьявольское, и по спине у меня вместе с каплями крови из раненого плеча и рассеченной макушки побежали мурашки. Он был гораздо ближе к ней, чем я, пустись я вдогонку, да и сил у меня уже не осталось. Почему я велел ей держаться подальше? Тоже мне, стратег гремучий... Все у меня внутри сжалось от предчувствия большой беды. Ингрид видела, что произошло, и хотя изо всех сил плыла теперь в сторону от плота, было ясно, что через несколько минут Петр ее настигнет. На нем было два спасательных жилета. Что мне было делать – бросить плот – значит, потерять его навсегда. Гнать его следом за ними – пустая трата времени. Уже довольно заметно поддувал ветер и распоряжался плотом по своему усмотрению. Единственное, что оставалось, – это дождаться Петра вместе с Ингрид, которую он захватит в качестве заложницы, а там – будь, что будет. Качало уже так, что я то и дело терял их из виду за холмами встающих волн. В какой-то момент мне показалось, что если сейчас Ингрид повернет к плоту, то опередит Петра, и я, набрав в легкие воздух, закричал в рупор ладоней: «Ингрид, плыви сюда! Сюда, Ингрид!». Но она вместо этого стала удаляться. Отводит от меня опасность? Господи, она с ума сошла! «Ингрид! Ингрид!» – истошно вопил я, но она уплывала дальше и дальше...
Меня сносило в сторону и, спрыгнув в воду, я стал подталкивать плот обратно. Их я больше не видел и только бормотал как помешанный: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!» Но что мог сделать Господь сверх того, что уже сделал? Он дал мне стопроцентный шанс, и я его упустил. Теперь ситуацией правил дьявол. Наконец я снова забрался на плот и сразу увидел их – они были совсем рядом. Сколько же сил было у Петра, чтобы так быстро вернуться? Он греб одной рукой, а второй держал за волосы Ингрид. Она вяло сопротивлялась, видно, нахлебавшись воды.
– Вот твоя сучка! – хрипло крикнул Петр. – Получай и вон с плота. Если она еще раз меня укусит, я вырву ей поганую глотку.
– Борис, не слушай его, плыви, Борис, – прозвучал потусторонний глухой голос Ингрид.
Неужели этот мерзавец так и уйдет – неужели он умнее, хитрее, сильнее нас? И зло восторжествует? Это было непереносимо. И непереносимо было думать, что он распоряжается нами как игрушками, и нет на него управы, нет ему божьей кары.
– Зачем она мне? – выдавил я из себя. – Она твоя. Плодитесь, размножайтесь. А мне моя шкура дороже. Я поплыл.
– Ты что, шеф? – опешил Петр. – Крыша, что ли, поехала? Перенервничал? Забирай свою телку, а то ведь утоплю.
– Это твоя проблема, – как можно равнодушней сказал я, но все у меня внутри дрожало. Если он меня вычислит – конец...