Виктория Абзалова - Вопросы цены и стоимости
Зато довольный мужчина не торопился его отпускать от себя, тиская член и мошонку, щипая соски, живот, глубоко залезая в рот языком. Ночь выдалась долгой, и на прощание господин Таш расщедрился, бросив мальчишке весь кошелек.
- Давно бы так, золотко. Взялся бы за ум сразу - никаких обид бы не было ни у кого!
Равиль взвесил кошель на ладони, оценивая плату за добровольный позор.
- А сколько стоит мое признание? - бесцветно поинтересовался юноша.
- Надеешься выкупить? - усмехнулся мужчина. - Зря! Твое признание тянет на приличное состояние, и буквально на днях еще поднялось в цене, так что тебе столько не заработать, даже если собьешь свою нежную дырочку до кровавых мозолей. А впрочем… Старайся, рыженький, у тебя чудо какой хорошенький умелый ротик! Мне сегодня понравилось, сразу виден большой опыт… Может, и отработаешь как-нибудь всю цену!
Равиль даже не вздрагивал от его слов, по новой привычке уткнувшись взглядом на покрывало: подумаешь, посмеялся и вытер ноги… От Ксавьера он давно уже не ожидал ничего иного, привык. Гораздо важнее, почему Таш так радуется, неужели у Ожье из-за него проблемы? Сердце сжалось, пропустив удар, а мужчина, лишь еще больше усугубляя его тревогу, благодушно заметил:
- Купи себе лучше что-нибудь, малыш… Масла там какого-нибудь ароматного… - Ксавьер хмыкнул. - И не стесняйся Шарло гонять: воды в Гаронне много, а что мне в тебе больше всего нравится, так это то, что ты всегда чистенький.
- Элитная девка, значит… - тем же мертвенным тоном подтвердил Равиль.
- Первый сорт, - мужчина снисходительно потрепал его по щеке и подчеркнул. - Моя личная «девочка». И советую об этом не забывать.
Он наконец ушел. Равиль потер лицо и откинулся на спинку, прикрыв глаза: он смертельно устал… с него текло, ныли натруженные мышцы паха, живота, бедер, к горлу подкатывала тошнота, и казалось, что вместо спермы внутрь попала кислота, разъедая всего от пищевода до анального прохода. А на душе… По своей глупости он думал, что гаже быть не может, но сейчас чувство было такое, как будто изнасиловал себя сам.
Хотя почему как? Именно это он и сделал только что… и не в первый раз, - безжалостно обозначил юноша. Стоит ли теперь убиваться! Лучше в самом деле заняться чем-нибудь полезным. Например, сменить простыни и действительно вымыться - когда-то он изыскивал сотни возможностей ради подобной необходимости, так стоит ли пренебрегать ею теперь…
Равиль действовал спокойно и методично, без малейшей истерики. Правда, в полной теплой воды лохани просидел больше часа сосредоточенно оттирая себя… Но ведь дорогой шлюшке положены свои невинные причуды!
Часть шестая
***Череда последующих дней и ночей слилась в неразрывный безумный хоровод, больше напоминающий навязчивый бред. Сломив упорство строптивого лисенка и наконец добившись от него того, что требовалось, Ксавьер приходил каждый вечер, откровенно наслаждаясь полученным результатом: хорошенький послушный, исполнительный мальчик, по первому щелчку раздвигает ножки, старательно двигает попкой и работает губками. Не перечит больше и не капризничает, но реагирует вполне живенько. Мужчина даже как-то остался до утра, однако потом рыжик был совсем замученный, и развлечение лишилось всякого интереса.
Было бы забавно пригласить сюда как-нибудь Ожье, чтобы увидел своего драгоценного малыша таким - трясущегося, потного, едва дышащего… Затраханной подстилкой, которая не может свести ноги, со спермой, присохшей к щеке, и более свежей порцией, сочащейся из выставленной раскрытой задницы. Ксавьер не отказал бы себе и в этом удовольствии, только не мог предугадать реакцию Грие: либо взбесится и устроит погром, но вполне может быть, что просто плюнет, побрезговав, и уйдет, забрав с собой свои выгодные предложения, которые так грели душу… Все могло быть. Тем не менее, идея пощекотать нервы в том числе и себе - нравилась несказанно!
Ксавьер даже поделился ею с лисенком, любуясь мгновенно дико расширившимися зрачками.
- Не надо, пожалуйста!!! - юноша как-то странно дергался, вероятно, пытаясь сползти с кровати и упасть на колени: дивное зрелище!
- Хотя ты прав, златокудрый херувимчик, который тебя так трогательно навещает, куда интереснее! - смеялся мужчина. - Может, как-нибудь пригласишь его присоединиться к нам?
- Пожалуйста!
Равиль все же встал на колени у постели: всего лишь еще одно унижение, но с тем, чем грозил Ксавьер, вполне способный это выполнить, - оно было не сравнимо! Он совершенно точно знал, что подобного уже не переживет, хотя говорят, что от позора и стыда не умирают… Возможно, просто тихо сойдет с ума, ведь у каждого есть какой-то предел прочности.
- «Пожалуйста, да» или «пожалуйста, нет?» - продолжал развлекаться палач.
Юноша внезапно вскинул голову:
- Тогда ты отдашь мне признание? - застывший взгляд был холоден, как могильные плиты.
- Торгуешься, шлюшка? - в мужчине проснулся азарт.
- Торгуюсь, - спокойно подтвердил Равиль.
- Хорошо, - мило улыбнулся Ксавьер в потемневшие до грозовой черноты глаза. - Я запомню на будущее, что ты готов обслужить любого, кого я скажу за… определенную плату.
Юноша не дрогнул: жить без надежды оказалось не так уж сложно. Он достаточно изучил своего хозяина, чтобы быть уверенным - Таш не отдаст ему признание ни при каких условиях. Даже положи ему пол царства к ногам, он прибережет его напоследок, чтобы лишний раз поглумиться. Признание возможно было украсть, но где Ксавьер мог его держать? Не при себе точно, и не дома под подушкой, неусыпно сторожа. Скорее всего, среди других важных бумаг, однако как до них добраться, особенно добраться теперь, когда его обязанности окончательно сократились до постельных утех, Равиль не представлял… Все кончено? Или еще возможно как-то втереться к нему в доверие…
Если конечно, удастся собрать осколки, оставшиеся от рыжика - лисенка.
Ксавьер уходил, но чудовищная головная боль оставалась. Она сводила всю левую половину от виска до челюсти так, что ныли даже зубы и больно было касаться щеки, как если бы с нее была содрана кожа. Обессилено вытянувшись под одеялом, в которое кутался потому, что в последнее время мерз постоянно, юноша с усмешкой вспоминал верное замечание синьора Джероннимо: молодость может пересилить далеко не все… Парадоксально, но факт - он выжил там, где сгнивали самые двужильные, зато определенный достаток его доконал.
Он до сих пор почти не вставал с пресловутой постели, отлеживаясь после «визитов» господина, потому что потом сил хватало только помыться. Однако отказаться от этой привычки, превратившейся в нечто, сродни священному ритуалу, - Равиль просто не мог. Он даже начал испытывать что-то вроде благодарности к понятливому Шарло, который после прямого приказа хозяина всегда в нужное время держал горячую воду… Простыни и сорочки он тоже менял, но все равно казалось, что тяжелый запах чужой похоти пропитал каждую нитку, каждый участок кожи и будет преследовать даже в небытие…
А мысли о собственной смерти уже не пугали и не вызывали отвращения. Перспектива однажды тихо заснуть и не проснуться наоборот рождала мечтательную улыбку. Реальность превратилась в кошмар, и даже ласковые сны, в которых не было боли, тоски по несбыточному, усталого страха и вины перед единственным в жизни, самым важным человеком - лишь терзали душу, каждый раз оставляя после себя истекающие слезами раны.
Августин был абсолютно прав, эта ноша становилась непосильной день ото дня, но разделить ее было не с кем… Не с Густо же, каким бы добрым малым тот не был!
Внимание молодого музыканта, который не забывал о своем новом друге и исправно появлялся у него каждый день примерно к полудню, когда Равиль как раз вовремя немного отходил от ночных «развлечений», чтобы никого не пугать своим видом, - отогревало измученное сердце юноши, заставляя его чувствовать хоть что-то кроме отвращения к себе.
Густо заботился о нем, как умел, переживая за него с неожиданной для себя самого горячностью. Он следил, чтобы Равиль ел, отшучиваясь, что парень итак похож на бесплотный дух, а не живого человека, сидел с ним, всячески развлекая болтовней и веселыми песенками, помогал в чем мог, но… Возможно, Гюсто был прост, но далеко не глуп, и непонятная игра по еще более странным правилам ему совсем не нравилась, ведь очевидно, что платой за них уже сейчас становилось ни много, ни мало - душевное и физическое здоровье худющего, бледного парнишки с крутыми кудрями цвета каштанов и всегда насмерть затянутыми завязками сорочки.
И по уши в одеяле.
- Послушай, это не дело! - серьезно заявил молодой человек, вдруг обрывая нежную мелодию, которую выводили его пальцы на струнах верной гитары, и прямо взглянул на Равиля. - Ты выглядишь не просто скверно, а так, что покойник позавидует. Краше в гроб кладут! И насколько я могу судить, лучше тебе не становится…
