Андрей Корф - Сто осколков одного чувства
Он: Готово. Отдавай камеру и ешь. А то все остынет.
Она: А ты?
Он: Не могу на тебя наглядеться. Ты красивая.
Она: Спасибо. Но я не могу пить и есть, когда ты стоишь над душой с камерой. Давай поедим, а потом опять включишь.
Он: Как скажешь.
Камера гаснет.
Она – у себя на работе, устраивает экскурсию с камерой.
Ее голос: Вот мое место. Как видишь, здесь тоже есть компьютер. Теперь я тоже знаю, что это такое, и знаю, что мышка – это не только герой ненавистных мультиков, но и устройство для интерактивного управления программами. Смешно сказать, но я занимаюсь сетями. Говорят, что это сложно, но я этого еще не заметила. Правда, золотые рыбки в мою сеть не заплывают. Так что столбовой дворянкой придется становиться самостоятельно... А пока что я читаю толстые книжки. Вот эти... А в перерывах вместе со всеми матерю Билла Гейтса...
Продолжение ужина.
Тарелки пусты. Заметно убыло и в бутылке. Она сидит сытая, довольная и слегка пьяная.
Она: На чем мы остановились?
Он: На том, что ты сказала «спасибо».
Она: Да. Все было просто потрясающе.
Он: На здоровье.
Она: Ты – гений. Я бы так никогда не приготовила.
Он: Как дела на работе?
Она: Нормально.
Он: Устала?
Она: Не настолько.
Он: Не настолько, чтобы что?
Она: Не настолько, чтобы оставить без благодарности своего верного шеф-повара.
Он: Думаешь, я ее заслужил?
Она: Не кокетничай. Тебе это не идет.
Он: Не буду.
Она: А я буду. (подмигивает и похабно облизывается) Мыш крепко спит?
Он: Он нас никогда не подводит. Ты же знаешь.
Она: Я знаю... Так что мы здесь делаем? Где наша кровать?
Он: Там же, где и вчера.
Она: Вчера мы до нее не дошли.
Он: Пойдем. Я тебе покажу.
Камера шагает по коридору.
Камера шагает по коридору ее работы. Репортаж «с места событий» продолжается.
Ее голос: А вот мои коллеги. Это Степа. Он живет в Интернете. Там у него много жен и ни одного ребенка. Счастливый человек. Иногда он встречается со своими женами, как он говорит, «в реале», а потом жалуется нам, какие у них оказались толстые ноги и кривые зубы. А это Антошка. Он – программист. Он считает, что знакомство с женщиной нужно начинать с того, чтобы схватить ее за жопу. С моей помощью он узнал, что у некоторых баб там есть электрический орган. Как у ската. Правда, Антон?
Антон показывает руки, скрючив их так, будто они отсохли.
Ее голос: А вот это – Светик. Ее основное занятие – думать о мужиках. Она не думает о них, только когда спит. Она мне рассказала много интересного, но я ей не верю. А вообще это лучшая в мире тетка и, когда мы перестаем делать вид, что работаем, то начинаем делать вид, что крепко дружим. Насколько вообще могут дружить бабы. Светик, прекрати строить глазки моему мужу. Теперь я выйду в коридор и сяду в засаду, чтобы показать тебе моего шефа...
Камера уходит из комнаты.
Дома, в гостиной (после ужина).
Она, навеселе, дешево кокетничает перед камерой.
Она: Ну, как я выгляжу?
Он: Потрясающе.
Она: Это все, что может сказать поэт?
Он: Это все, что может сказать повар.
Она: Ну, почему же? Повар может рассказать много интересного. И про грудку... (трогает свою грудь, обнажая ее). Ведь это, кажется, называется грудка? Да, господин повар?
Он: Да.
Она: И про филе... (обнажает бедро) Господин повар точно знает, какое блюдо можно приготовить из такого филе, правда?
Он: Господин повар может попробовать...
Она: Ну, так пусть господин повар попробует. Установит камеру вот на этот штатив и снимет свою кулинарию на пленку. А потом его покажут в какой-нибудь передаче для домохозяек...
Она потягивается сладко, как кошка, всем видом демонстрируя нетерпеливое ожидание.
Она, на работе, снимает со спины прошедшую по коридору фигуру.
Ее голос (шепотом): А вот и он. Человек, который думает, что он – мой начальник. На самом деле все скоро переменится, но он об этом еще не знает. Ему еще рано об этом знать. Скоро это человечка пригласят в большую-пребольшую комнату. Там ему скажут, что одна маленькая, но о-очень злая сучка завтра сядет в его кресло. Но об этих мелочах тебе знать не обязательно. Они не заслуживают того, чтобы стать сюжетом для песни...
Камера стоит на штативе.
Он очень медленно раздевает жену. Больная рука делает его движения угловатыми. Она помогает ему движением плеча или бедра. Ее глаза мечтательно закрыты. Изредка она тянется к столу, чтобы налить себе новую рюмку.
Она: Помнишь, мы мечтали о том, что будем заниматься этим каждый день.
Он: Да.
Она: Но на это никогда не было времени... Сначала Мыш, потом твоя работа...
Он: Да. А теперь Мыш научился крепко спать.
Она: И мы можем заниматься этим каждый день.
Он: И мы занимаемся этим каждый день.
Она: Мы занимаемся этим каждый день и спим обнявшись.
Он: Да. Мы занимаемся этим каждый день и спим обнявшись, потому что иначе нам будет совсем плохо.
Она: Да. Это все, что осталось...
Он: Не так уж мало.
Она: Не так уж мало... Не так уж мало... (мягко отстраняется и, полураздетая, опускается на пол, на четвереньки. Начинает ползать по полу, заглядывая под кресло, диван)
Он: Что ты ищешь?
Она: Не знаю. Что-нибудь из прошлой жизни. Когда все было хорошо.
Он: Ничего не осталось после ремонта. Помнишь? Мы продали и выбросили все, что оставалось.
Она: Какая-нибудь пуговица... Заколка... Что-нибудь...
Он: Я сохранил твои письма. Хочешь?
Она: (резко) Нет! (тише) Нет... Я боюсь. Их надо было выбросить самыми первыми...
Садится на пол. Стягивает с кровати плед и закапывается в него.
Она: Дядька мой. Что мы натворили? Что мы натворили, дядька...
Он: Не «мы», а «я». Ты тут не при чем. Это я хватал Любовь за жопу. А у нее там тоже... электрический орган (кивает на больную руку).
Она: Ты теперь хороший.
Он: Я притворяюсь.
Она: Нет, хороший. Я сначала не верила, а теперь верю.
Он: Толку то? Тебя все равно не вернуть...
Она: Тогда прогони то, что осталось.
Он: Не могу. Сил не хватает.
Она: И я не могу уйти...
Он: Кажется, в шахматах это называется «пат»...
Она: Не знаю, как это называется в шахматах, но в жизни это называется «пиздец».
Он: Да уж, не хэппи энд.
Она: Трахни меня.
Он: Не хочу.
Она: Тогда ударь.
Он: Как ударить?
Она: Сильно. Иди ко мне, я тебе покажу...
Он встает и включает музыку. Потом опускается рядом с ней. Она изо всех сил бьет его по лицу.
Она: Вот так! И вот так!
Он бьет ее в ответ. За ударами следуют объятия, которые похожи на борьбу. Так пытаются драться животные, которые переплелись поводками. Безобразная сцена.
Детский сад. Происходит один из тех концертов, на которых малыши танцуют, воспитатели нервничают, а родители плачут.
Трогательный Мыш, подросший, нарядный, выходит на «сцену» вместе со всеми.
Драка на полу продолжается. Теперь в ней больше секса, чем злобы. Объятия перевешивают оплеухи, но рваная одежда и злые слезы уводят ситуацию из под крыльев Эроса – на щит Марса. Она то отталкивает Его, то притягивает снова. Он, в свою очередь, то уступает, то сопротивляется.
Концерт Мыша продолжается. Звучат звонкие детские вирши.
Она лежит, как мертвая, широко раскрыв сухие глаза. Он трудится сверху, как будто пытается пробиться через невидимую стену. Удар за ударом, он забивает свою похоть все глубже. Против воли, она начинает отвечать. Ее лицо выражает злое, упрямое отчаяние, но тело само собой обвивается вокруг Него. У него на лице – сосредоточенное, тоскливое отвращение.
Концерт Мыша. Он танцует с девочкой, взявшись за руки.
Сцена на полу входит в кульминацию. Болезненное наслаждение, отчаяние, одиночество. Внутренняя невозможность расцепиться внешне проявляется в виде узла тел и тряпок. Общий звериный рев, слезы, стон. Громко играет музыка.
Концерт.
Мыш раскланивается вместе со всеми, под родительские аплодисменты. Панорамная съемка других таких же Мышей и Мышек.
Он и Она, обессилев, лежат на полу. Она лежит на боку, повернувшись к Нему спиной. Он обнял ее, оплел руками и ногами, зарылся лицом в волосы. Сказать им больше нечего.
Музыка тоже кончилась.
Долгая тишина.
Титры. Финальная песня.
