Виктория Абзалова - Вопросы цены и стоимости
То бледнеющий до призрачной синевы, то заливающийся багровым румянцем от стыда, Равиль, сбивчиво бормоча извинения за беспокойство, и мешая их с уверениями, что ему уже непременно пора уходить в ответ на попытки Августина его задержать, опрометью вылетел вон, едва не свернув себе шею на лестнице, так что остановился уже только в каком-то переулке. И понял, что поторопиться с возвращением ему действительно следовало: смеркалось, а пока он добрался до конторы, ставшей его новым пристанищем, сумерки уже плавно перешли в ночь.
День начался отвратительно, а закончиться грозил еще хуже - сквозь ставни пробивались полоски света. Равиль горячо взмолился всем высшим силам, какие существуют только, чтобы это были слуги, которых Ксавьер само собой приставит к нему для присмотра за своей собственностью… Зря, конечно.
За время его отсутствия две небольшие комнаты разительно переменились. Очищенные от хлама и пыли, вплоть до выскобленных стен и полов, они обзавелись простой неброской мебелью, а в уголке юноша даже разглядел небольшой сундучок с тем, что с некоторой натяжкой он мог бы назвать своей одеждой и принадлежностями… Наверное, будь ситуация иной, Равиль был бы счастлив и смущен, что кто-то постарался обустроить жилище, в котором ему предстоит существовать, но в этом случае ни о какой признательности говорить не приходилось. Вид огромной постели, занимавшей половину второй комнаты, наводил на самые конкретные мысли и вызывал лишь тошноту, ставшую практически неодолимой, стоило увидеть, кто его дожидается, вольготно расположившись на обширном ложе с бокалом вина.
- Так-так-так, - протянул мужчина с улыбкой, от которой заныло под ложечкой и по спине побежал холодок. Он непринужденно поднялся, надвигаясь на застывшего юношу. - Явился, рыженький, не запылился?
Равиль дернулся невольно, но бежать было бесполезно, да и не куда. Он молчал, не отрывая глаз от пола, к тому же давно понял, что говорить что-то не только бессмысленно, но и чревато куда худшим.
- Нагулялся, дрянь дешовая? Ну, кого спрашиваю?! - Таш сгреб кудри, оттягивая голову в сторону, чтобы лицо оказалось запрокинутым к нему, но юноша упорно отводил взгляд.
Пощечина. Равиль все так же молча ударился плечом о стену, по подбородку поползла кровь… Так и есть, ничего нового.
- Сученок… - следующие пощечины сопровождались бранью, она ответа не требовала. - Открой глаза подстилка и отвечай: я тебя предупреждал?
А вот теперь лучше ответить, потому что Ксавьер действительно в гневе.
- Да… - одними разбитыми в который раз губами.
И понял, что это тоже ошибка, вовсе не лучше, чем молчание, но вся его жизнь ошибка на ошибке, и эта не самая большая…
- Я тебя предупреждал, чтобы ты меня не сердил, лисенок? - во вкрадчивом тоне мужчины прорезались угрожающие шипящие нотки.
- Да… - юношу внезапно затрясло от понимания, что этот день закончится очередным кошмаром наяву.
- Значит, ты должен попросить прощения и хорошенько за то время, что я волновался, куда ты делся.
Почему- то издевка о тревоге показалась самым горьким из всего, что с ним случалось! Равиль всхлипнул, ощутив, как безжалостные пальцы сноровисто перехватывают горло, чтобы удобнее было держать, и пригибают вниз… и вдруг забился изо всех сил, выворачиваясь из захвата, отбиваясь от пытавшихся скрутить его рук.
Однако злость на сопротивление лишь подпитала азарт, а силы были слишком неравны. Когда Ксавьеру все-таки удалось перехватить обезумевшего мальчишку, он без сожалений приложил того о стену затылком, так что пацан обмяк, и швырнул на пол - Равиль едва успел подставить локти, упав на четвереньки. Пинок ногой под дых свалил юношу окончательно, а в следующий момент он ощутил, что с него целенаправленно срывают одежду, и ударил ногами… Попал. Последовавший пинок вышиб весь воздух из груди, а второй раз ударить он не успел.
За время, что дыхание пробовало восстановиться, Таш успел ловко расправиться с одеждой, обнажив именно то, что его интересовало. Обрывки рубашки стянули руки, не давая сопротивляться дальше, сдернутые и перекрученные у колен штаны мешали пинаться.
- Кажется, малыш, у тебя очень скверная память, и ты опять забыл, как наказывается непослушание, - приторно-ласково произнес Ксавьер, затаскивая юношу на пресловутую кровать с краю. - Значит, самое время напомнить…
Равиль сдавленно выл, вцепившись зубами в покрывало, пока сложенный в двое ремень гулял по голой коже выставленных ягодиц и бедрам - не торопясь, методично распределяя удары, вперехлест и поверх уже вспухающих рубцов от предыдущих. Если бы мог разжать зубы, он бы взмолился о пощаде, он бы просил прощенья, сделал бы все, чтобы только прекратить порку, потому что Ксавьер в этот раз превзошел сам себя… А потом Равиль снова разучился дышать на несколько минут, когда отшвырнув свое излюбленное орудие, и отдохнув немного за бокалом вина, мужчина вернулся, дабы приступить к главной и неизменной части своих развлечений.
Жесткие пальцы впивались в истерзанную плоть, отзываясь в голове огненными вспышками. Внутри ощущения могли бы сравниться с тем, как если бы «любовник» орудовал в проходе юноши неструганым поленом, а не собственным членом. Непрерывный прибой безбрежной как море боли, накрыл его, утянул за собой и бил измученное тело соленой от слез и крови волной…
Когда Касавьер отстранился, Равиль просто безвольно сполз на пол рядом с кроватью, скорчившись у его ног. С пренебрежительной ленцой оглядывая из-за стола распростертого юношу, Таш все же перед уходом распустил узлы и даже потрепал слипшиеся от пота волосы:
- Сам виноват, золотко! Учишь тебя, учишь, а ты все брыкаешься…
Даже если бы хотел, Равиль не смог бы ответить сейчас! Обнимая себя руками, он бессознательно пытался свернуться, прикрыться хоть немного, содрогаясь в сухих рыданиях. О да, он знает, одно он уже выучил - он не заслуживает ничего другого. Это ясно как божий день, не нужно больше объяснять! Потому что грязная потасканная шлюха… и самый страшный грех - шлюха неблагодарная. Все просто на самом деле, он не заслуживал ни Ожье, ни того, что ему давал Ожье, поэтому и потерял его…
Но по крайней мере в глазах любимого человека вчера было презрение, а не проклятие, и пока Таш не наигрался, пока держит рыжика Поля при себе - пускать в ход признание побоится, чтобы ненароком не задеть себя…
Равиль так и забылся на полу, провалившись в болезненное забытье, мало напоминающее сон.
Он очнулся где-то к середине ночи оттого, что опять продрог. Кое-как, почти ползком юноша добрался до сундучка с одеждой, натянул первую попавшуюся рубаху, с омерзением обтеревшись от засохшей спермы обрывками прежней, и с облегчением забрался в холодную постель. Это обширное сооружение - для Равиля впору было сравнивать с самыми изобретательными орудиями уважаемого мэтра Барро, но по своему основному назначению, оно тоже вполне могло использоваться, хотя, желать спокойного сна было глупо, а самому себе - тем более…
Голова кружилась от слабости, и казалось, что кровать покачивается, как на корабле. Корабль… - Равиль охотно соскользнул в накатывавшие прибоем грезы.
Как невыразимо ласково звучало это небрежное «рыжик» от Ожье - как никогда! Ни до, ни после. Пальцы нежно перебирали спадавшие волнами на плечо мужчины пряди, и юноша затихал под его рукой, почти не дыша, растворяясь без остатка в невесомых касаниях, которые не несли в себе ничего, кроме невинного любования. Никогда не было холодно, наоборот, крепкое большое тело рядом просто обдавало жаром. И ожидаемая по привычке боль - преображалась, выворачивалась наизнанку, становясь: сладкой, сытой, томящейся, манящей обещанием скорого повторения восхитительной игры на струнах, сокрытых в его податливом теле…
Всплывающие перед затуманенным рассудком образы были чересчур яркими для истощенного сознания. Равиль знал, что бредит, но это был слишком заманчивый бред, чтобы желать от него освободиться! И не замечал, что беспомощно кусает губы, в который раз срывая корочки с затянувшихся трещин, а по щекам бегут прозрачные дорожки запоздавших слез: счастлив тот человек, который может вспомнить хотя бы несколько дней безоблачного счастья! Его счастье - было как пасмурное осеннее северное небо…
Потому что досталось обманом. Оно предназначалось другому, дорогому мальчику, которого господину не стыдно взять в свою постель, милому маленькому лисенку, а не клейменой подстилке из портового притона… Дешевке, проворонившей свой единственный шанс изменить судьбу и сколько-нибудь подняться в цене.
Но ведь он старался! Правда, старался. Но так и не заслужил, чтобы сквозь хмарь снова пробился хотя бы один тоненький солнечный лучик… Не заслужил и все.
Равиль заснул снова лишь под утро, когда рассвет уже нехотя вползал в город. Юношу знобило, он метался и прерывисто всхлипывал во сне, безнадежно кутаясь в одеяло и вжимаясь в подушки, не способные ответить на бессознательную мольбу об успокаивающе сильных объятьях.
