Баян Ширянов - Могила Бешеного
Исчезло все, что могло напомнить о блатной жизни Говоркова. Вместо модных черных костюмов ему кинули старую серую робу, хромовые сапоги заменили стоптанными кирзачами. Так же, словно по волшебству, опустела его тумбочка, забитая сигаретами и разного рода безделушками зековского изготовления.
Разграбления избежали лишь продуктовые запасы Бешеного, да и то лишь потому, что одна их часть была в тумбочках шестерок, а другая - в холодильнике завхоза. На все ушло меньше получаса. Лишь после этого один из зеков сбегал на вахту и привел прапоров. Сонный и злой НВН капитан Ивашенко осмотрел труп. - Кто обнаружил? - Обернулся капитан к зекам, стоящим поодаль. - Я, - Шагнул вперед Ерема. - Его кровяка мне всю шконку закапала... - Так!.. - Грозно пробасил Ивашенко:
- А ты, пока тебя с головой не залило, конечно, не проснулся. И, несомненно, никто ничего не видел?! Тут к Начальнику Воинского Наряда подбежал молодой прапорщик и, встав на носки, чтоб дотянуться до уха капитана, что-то зашептал. Ивашенко громко расхохотался. Развеселившись, он опять обвел глазами столпившихся в проходе между рядами шконок зеков:
- А то, что у вас новая девка появилась, тоже никто не знает?
- Как? - Встрепенулся Куст, - Новая?! Надо её попробовать!
- Я те попробую! - Рявкнул НВН, - Засажу на пятнашку за неуставные половые отношения!
Зеки заржали. - Странные вещи у вас происходят... - Пробасил капитан, - Кто-то китайца замочил, кто-то Бешеного отпидорасил, и ни кто ни ухом ни рылом. Надо на вас оперчасть напустить. Пусть разбирается. А мне спать пора. И Ивашенко смачно зевнул. - Заберите трупак, - Приказал НВН вертухаям. Те попытались выказать недовольство, но завернули тело в окровавленные простыни и потащили на вахту. - А мне как спать! - Закричал вслед Ерема, - Пусть мне белье новое дадут!
- А ну - по шконкам! - Рыкнул Ивашенко, - До подъема ещё три часа!
Свет погас, а Коростылев подошел к окну и тоскливо смотрел вслед прапорам, тащившим тело мастера Вин-Дао-Ян.
XXXVII. ПРОЩАНИЕ С ЗОНОЙ.
Остаток ночи Тихон не сомкнул глаз, сказалось нервное напряжение.
Ответного хода со стороны Бешеного он не боялся, тот был слишком потрясен случившимся, чтобы что-то предпринять. Да отрядным пидорам было дано задание проследить за своей новой товаркой, чтоб не натворила чего лишнего. Коростылев думал о воле. За несколько месяцев за решеткой он настолько свыкся со своей ролью заключенного, что перенял образ мышления зеков и теперь, даже в мыслях, называл окончание задания откидоном. Прошла утренняя проверка. Говорков, как опущенный, во всех смыслах этого слова стоял вместе с "девками" чуть поодаль от отряда. От его былого лоска не осталось и следа. А когда он, по старой привычке, попытался после построения уйти в секцию, к нему подбежал Романыч и тычками погнал вместе со всеми, приговаривая:
- Чо, самый блатной? Давай, давай! Топай! Тебя на промке опилки ждут!
Увидев такое унижение одного из авторитетов зоны, к бугру чинно подошли двое блатных. Сперва они держались очень агрессивно, но, после нескольких слов Романыча, утихомирились и так же не спеша пошли обратно, переговариваясь на ходу и удивленно покачивая головами. Краем глаза Тихон наблюдал за этой сценой. Он не слышал разговора, но, по реакции блатных, понял, что вступаться за Бешеного не будут. Если уж отпидорасили - это навсегда.
Позавтракав, Коростылев вышел из столовой и стал свидетелем заноса Говоркова на промзону. Его глаз заплывал от свежего синяка, а двое пидоров держали Савелия за руки, чтоб не убежал. Говорков поджал ноги, и его приходилось почти что нести. Романыч отстранил пидоров и дал Бешеному импульс, впаяв ногой по заднице так, что бывший блатной влетел на рабочую зону.
Не какое-то мгновение Тихону даже стало жалко Бешеного, но тут же перед глазами появилось лицо умирающего Китайца, и Коростылев, поморщился, отгоняя сочувствие к убийце.
В секции Тихона уже поджидал завхоз. Он напомнил Коростылеву, что надо сдать матрас. Скатав постель, Карась отнес её к кастеляну зоны. Бегунок уже был подписан и проштемпелеван во всех графах, баул собран, и оставались лишь томительные часы до официального освобождения. Ровно в десять по лагерному радио прозвучало объявление:
- Осужденным Карпову и Шарафутдинову явиться с вещами на вахту!
Попрощавшись с завхозом, Тихон прихватил мешок и быстрым шагом пошел освобождаться. Расписавшись за справку и вольные вещи, Коростылев без потерь прошел последний шмон и вышел за железную дверь зоны. На пятачке перед воротами стояла черная "Волга". Увидев Тихона, её водитель вышел и призывно замахал рукой. Коростылев узнал одного из своих сотрудников, лейтенанта Проховщикова Андрея Тарасовича, молодого парня, недавно начавшего работать в органах госбезопасности. Кинув баул в багажник, Тихон устроился на переднем сидении, и Проховщиков лихо газанул. - Можно поздравить? - После приветствий спросил лейтенант. - Можно. - Устало ответил Тихон. Лишь сев в машину, он понял до чего же его вымотало пребывание в лагерях и тюрьмах. Коростылев не таясь зевнул:
- Андрей, останови-ка. Я на задней полке посплю... Проснувшись около четырех, Коростылев вновь перебрался вперед. Вскоре показался какой-то мелкий городок, и Проховщиков притормозил около столовой. Никогда ещё полуразбавленный кислый борщ и котлета со слипшейся в один комок вермишелью не казались Тихону такими вкусными. Он проглотил все это не разжевывая, как привык за несколько месяцев в лагерях и подсознательно все ждал окрика:
- Отряд, завязывай жрать! Встали! Пошли! Но никто не орал, вокруг были живые женщины в цветастых платьях. Впрочем, на самом деле, одежды их были достаточно тусклы, но для человека, который несколько месяцев подряд видел лишь вариации серого и зеленого, они казались верхом разноцветности. Лишь после столовки Тихон действительно осознал, что он на воле. А впереди ждет работа... Справа и слева трассы тянулись ряды берез. В проносящихся мимо деревнях бабки ведрами торговали яблоками, картошкой, огурцами, длинными георгинами. Все было как всегда. Ничего не изменилось. И пусть была объявлена Перестройка, и через десять лет так же будут стоять бабы по обочинам, предлагая плоды крестьянских трудов. Проезжая мимо этого разнообразия и свежатинки Тихон едва сдерживался, чтобы не остановить Проховщикова, не выйти и взяв сочный свежий, ещё в острых пупырышках, огурец, не захрустеть им, вгрызаясь в зеленую мякоть с мелкими, проскальзывающими меж зубов семечками. Пытаясь отвлечься ото всего заоконного изобилия, Коростылев повернулся к лейтенанту:
- Что нового в отделе?
- Да почти ничего. - Ответил Андрей Тарасович:
- Кабан, как обычно, рвет и мечет. Кабаном сотрудники звали своего начальника, подполковника Пятерикова Николая Ивановича. - И что теперь вызывает его гнев?
- Да, пустяки, - Поморщился лейтенант:
- Пошли притон брать, а там, кроме баб, водки и анаши, двое парней с "макарами". Одного мы сразу грохнули, второй в Склифе окочурился. Зато валюты накрыли - больше тысячи долларов, а ещё рыжье, камушки... - А про меня чего? - Полюбопытствовал Коростылев. - А про тебя и не вспоминали почти. - Быстро сказал Проховщиков, и Тихон понял, что лейтенант чего-то недоговаривает. - А что "почти"? - Задал следующий вопрос Тихон. Андрей Тарасович ответил не сразу. Он некоторое время пристально смотрел на пустынную трассу и невнятно что-то сказал. Коростылев расслышал лишь последнее слово"собираются". - Чего, чего? Ты громче говори... Расформировывать нас собираются! - Чуть не выкрикнул лейтенант. - Вот те раз! - Удивился Коростылев, - Это почему же?
- Перестройка, блин! Отпала надобность в нас. Нет больше инакомыслящих, валютных проституток, торговцев золотом и всех прочих! Лагеря, и те закрывают! Зеков мало стало. Про амнистию на семьдесят лет Революции слышал? В колонии Тихон слышал странные слухи о сокращении числа зон, но воспринимал их как обычные зековские байки. Как и разговоры об амнистиях, "химии", новом уголовном кодексе, изменении режимов содержания. Но ничего из того, о чем мечтали зеки, Коростылева не коснулось. - И что теперь?
- А, не знаю! - Сплюнул Проховщиков, - Ничего, капитан, выкрутимся как-нибудь... - Это ты может и выкрутишься, а мы, старики?
- Это вы-то старик, товарищ Коростылев?
- Ничего-то ты не понимаешь, - Обреченно покачал головой Тихон.
Беседа после этого прекратилась, и весь оставшийся путь до Москвы они молчали. В столицу въехали заполночь. Андрей Тарасович притормозил около дома Тихона. Тот забрал вещи и начал было подниматься к лифту, когда его догнал Проховщиков:
- Совсем забыл! Кабан приказал завтра в восемь быть с отчетом!
- Он мне что, даже дня для этого не даст? - Возмутился Коростылев. Я, товарищ капитан, лишь его слова передаю... Перехватив мешок, Тихон повернулся и нажал кнопку вызова лифта. Он слышал как хлопнула дверь подъезда за уходящим лейтенантом, и лишь после этого позволил себе шепотом выматериться.
