Таня Кадзи - Русская гейша. Тайны обучения

«Должна ли я рассказывать о страшной смерти ее сына? – вновь возник вопрос. – Или пусть все остается, как есть?»

Тут дверь приоткрылась и заглянула Елизавета Викторовна.

– Я уже не сплю, – сказала я и улыбнулась ей.

– Пойдем на кухню, – тоже улыбаясь, предложила она. – Я приготовила обед. Тебе с дороги нужно хорошенько покушать. А то ты совсем бледненькая и худенькая.

Умывшись и приведя себя в порядок, я прошла на кухню. Елизавета Викторовна сварила зеленые щи, и я с удовольствием принялась за еду. Она сидела рядом и смотрела на меня жалостливо.

– А вы почему не едите? – спросила я. – Щи очень вкусные!

– Это тебе после японской еды так кажется, – проговорила она и улыбнулась. – Я еще и пирожки испекла с мясом и картошкой. Петр их очень любил. Да и Витька тоже всегда лопает с удовольствием.

Витей звали младшего брата Петра.

– А где он, кстати? – поинтересовалась я.

Я помнила, что он жил вместе с матерью.

– На море отправился вместе с сокурсниками. В Коктебель. Вернется через неделю.

– Понятно, – тихо ответила я.

Допив чай, я поблагодарила ее за обед. И мы вернулись в гостиную. Я опустилась на диван и тут вспомнила о подарке.

– Ах да! Чуть не забыла! – воскликнула я и пошла в коридор, где оставила пакет.

Вернувшись в комнату, протянула удивленной Елизавете Викторовне набор керамики. Она поблагодарила, потом стала серьезной. Я с удивлением смотрела на ее побледневшее лицо.

– Присаживайся, Татьяна, – сказала она официальным тоном и опустилась в кресло напротив дивана, держа в руках какие-то бумаги.

Я вновь начала волноваться.

– Дело в том, моя дорогая доченька, что после смерти Петра мы искали тебя, даже пытались связаться с твоими родителями. Но они не захотели с нами разговаривать. Сообщили только, что ты в Японии. Поэтому я решила дождаться твоего возвращения.

«Вот это новости! – изумилась я про себя. – Интересно, почему мои родители не захотели с ней разговаривать? Странно даже. Ах да! – тут же спохватилась я. – Ведь я им упорно твердила, что мы с Петром живем, как в сказке. Наверно, решили, что какие-то сумасшедшие звонят».

– Приступлю сразу к делу, – продолжила Елизавета Викторовна. – Петр оставил тебе квартиру. Она оформлена на меня, но сын перед отъездом взял с меня обещание, что я передам ее тебе по договору дарения… если с ним что-то случится. – Она всхлипнула и закрыла глаза. – Словно он знал, что не вернется… – тихо добавила Елизавета Викторовна.

И протянула мне документ. Я взяла, не вполне понимая.

– Это дарственная. Я свято исполнила последнюю волю моего сына. Тебе нужно вступить в права владения, – сказала Елизавета Викторовна. – Но налог довольно большой. Если тебе нужны деньги, то какую-то часть я могу дать.

Я всхлипнула, потом прижала бумагу к лицу и расплакалась.

– Ну-ну, дорогая, – тихо проговорила Елизавета Викторовна, забирая у меня документ. – Ведь Петр любил тебя и хотел жениться. И он у меня всегда был крайне предусмотрительным. Я не знаю, почему ты сразу не вернулась после его смерти, но это твои дела. Но знай, Танечка, я отношусь к тебе как к дочери.

Быстро проговорив все это, Елизавета Викторовна встала и вышла из комнаты, давая мне возможность побыть одной и подумать. Все произошедшее казалось удивительным, но вполне в духе Петра. Видимо, он предполагал, что все может закончиться трагически для него.

И я осталась в Москве. На следующее утро сказала, что хочу съездить на могилу Петра, и спросила, где он похоронен.

– В Ракитках, – ответила Елизавета Викторовна. – Там и дед мой и отец лежат. Вот рядышком и Петра положили. Для меня местечко было оставлено. Ну, уж потеснюсь! – тихо всхлипнула она.

– В Ракитках? – холодея, переспросила я, мгновенно вспоминая свой сон.

И ясно услышала тихий голос Петра, когда он приближался к берегу, и вдруг какие-то страшные деревья выросли из воды и обхватили лодку со всех сторон. «Ракиты, – сказал он. – Ракиты». Я это точно помнила.

– Это кладбище так называется, – пояснила Елизавета Викторовна. – От «Теплого Стана» маршруткой всего двадцать минут.

Мы съездили в этот же день. Я почему-то представляла себе могилы между высоких многочисленных деревьев, но кладбище выглядело обычно. У входа белела маленькая церквушка, тут же были выставлены образцы памятников и оград, а дальше на открытом пространстве виднелись ровные ряды могил. И только в дальнем углу я заметила несколько высоких и старых на вид тополей. Мы подошли к могиле, и мне стало плохо. Я начала рыдать. Когда успокоилась, Елизавета Викторовна достала из сумки бутылку водки, и мы помянули, сидя рядом на маленькой скамеечке. Я все порывалась рассказать ей, как в действительности умер ее сын, но так и не смогла.

А на следующий день начала заниматься делами, связанными с оформлением квартиры. И, поразмыслив, попросила Елизавету Викторовну никому не говорить о дарственной. Она полностью меня поддержала, сказав, что людям ничего не объяснишь и все будет истолковано неправильно. Я ей предложила отвечать на расспросы, что я ее иногородняя знакомая и просто снимаю квартиру.

Не хочу вспоминать всю эту беготню по различным инстанциям. Жила я у Елизаветы Викторовны. Скоро вернулся Витя из Коктебеля. Но я его почти не видела. Уходил он рано, а приходил поздно. К тому же часто пропадал по несколько дней у друзей на дачах.

В начале сентября я уехала в родной город, чтобы выписаться из квартиры родителей. Они встретили меня с ликованием и устроили в мою честь самый настоящий праздник. После продолжительной попойки с многочисленными родственниками, пришедшими повидаться со мной, раздачи подарков и бесконечными расспросами о моей жизни в Стране восходящего солнца я под утро свалилась в своей комнате без сил.

Но проснулась рано и решила серьезно поговорить с родителями, пока они не ушли на работу. Я сварила крепкий кофе и уселась за стол. Мама жарила яичницу. Отец умывался. Когда мы позавтракали, я спокойно сказала, что мне необходимо срочно выписаться.

– Я так и знала! – радостно воскликнула мама. – Значит, вы все-таки женитесь!

– Тише ты, балаболка! – оборвал ее отец. – Дай Татьяне сказать.

И они внимательно на меня посмотрели. Я молчала, решая, открывать ли им всю правду. Но другого пути не было, и я, набрав в грудь побольше воздуха, проговорила на одном дыхании:

– Мы не женимся. Хуже того, Петр трагически погиб, я не хотела вам вчера этого говорить при родне. И прошу не задавать мне вопросов на эту тему! Когда-нибудь расскажу. А в Москву я переезжаю потому, что он оставил мне свою квартиру. И я собираюсь в ней жить. Все!

Мама выронила из рук кружку. Она упала на пол, как мне показалось, с ужасающим грохотом и треснула. Отец затряс головой, словно не желая ничего слышать. Я быстро выскочила из кухни и закрылась в своей комнате.

Из белой записной книжки с изображением белой лилии на обложке:

«Дракон корчился в жестоких судорогах. Его тело – изогнутое словно в погоне за шаром, с задорно поднятым хвостом – сейчас было охвачено огнем, окутано дымом. Его крепкий хребет, между шипами которого росли густые зеленые леса, разламывался, и из ран, пульсируя, била горячая кровь. Из глубин Куросио, ласкавшего его с древнейших времен, выглянула смерть и с хищностью голодной акулы своими страшными зубами вгрызлась в его бок. Она отрывала кусок за куском, и живое, кровоточащее тело исчезало в ее ненасытной утробе…»

«Мне остается только молчать. Сестра с хронометром в руке измеряет продолжительность моего молчания. Само молчание является в их глазах неким симптомом и ответом. Я понимаю это, но уже не могу придумать иного ответа, кроме молчания».

«Однажды какой-то человек спросил:

– Что есть смерть?

И получил ответ коротко сложными стихами:

– В жизни все фальшиво.Есть только одна истина,И эта истина – смерть».

«Мнительный разум плодит демонов».

Пятого сентября мне исполнилось девятнадцать лет. Я не стала отмечать, и родители поняли мое нежелание устраивать праздник. Придумали какое-то правдоподобное объяснение для жаждущих веселья родственников. Мы посидели втроем и выпили бутылку белого сливового вина, которое я привезла из Японии. Я вяло отвечала на вопросы. Глаза мамы были грустными.

– Но как ты будешь там жить совсем одна, доченька? – спросила она.

– Да, ты подумай над этим. Может, стоит продать квартиру и вернуться в родной город? – поддержал ее отец. – На эти деньги ты можешь прекрасно устроиться.