Евгений Алдаев - Чуть не треснуло очко!
Дядя Игорь огорчённо вздыхает, медленно запихивает обратно в штаны сильно вставший и оттого не послушный сервелат, всем своим видом выказывая обиду и, давая понять, что поищет себе приятеля в другом месте.
— Не надо, — испуганно шепчет Генка. — Не обижайся и не прячь его. Я буду целовать твою штучку, сколько ты захочешь, хоть час, хоть два. А хочешь, до самого вечера буду целовать. И завтра тоже, и всегда, — Генка чуть ли не плачет: так ему обидно потерять друга. Из-за таких пустяков их только что зародившаяся, ещё такая хрупкая, как молоденькая сыроежка, дружба может превратиться в грибную поганку.
— Сладкий мой, — гладит его дядя Игорь, — не плачь. Я же человек слова, и мы будем дружить столько, сколько ты захочешь.
Дядя Игорь берёт Генку за шею и нежно, но твёрдо притягивает его голову к своей штучке:
— Целуй мою штучку, сколько сможешь. Если тебе будет так удобней, представь, что это волосатый шмель залетел тебе в рот.
— А он меня ужалит во рту? — спросил Генка.
— Нет, он покормит тебя!
Генка неуклюже обхватил своими ладошками штучку дяди Игоря и чмокнул в толстенную, словно груша, шляпу. Из дырочки, что посреди шляпы, выкатилась прозрачная капелька и застыла. Генке показалось, что дядя Игорь тоже хочет отлить из шланга, и он на миг перестал целовать эту пылающую каким-то удивительным огнём грушу, пахнущую почти так же, как губы дяди Игоря.
— Целуй капельку! Чего же ты? — нетерпеливо говорит дядя Игорь. И Генка целует эту капельку.
— Возьми мою конфетку в ротик! — командует дядя Игорь.
Сервелат дяди Игоря сразу же заняла весь Генкин рот, на большее там попросту не хватило бы места, даже для той капельки. Поэтому Генка не столько испугался, сколько удивился, когда его рот стал быстро наполняться чем-то вязким и тёплым, похожим на кисель. Но эта жидкость по вкусу совсем не походила на кисель: она не была сладкой, она не была горькой или солёной. Она была как будто бы совершенно безвкусной. И в то же время некий необъяснимый привкус в ней Генка уловил. Что-то едва уловимое и давно забытое, не совсем такое, но похожее.
— Глотай скорее начинку! Ну же! — сквозь дикие всхрапы выкрикивает дядя Игорь.
Генка послушно глотает, но оно всё не кончается. «Чудно, — думает он, — почему так дёргается дядя Игорь? Если ему больно, почему он не вытащит свою конфету из моего рта? А может, ему приятно, вот он и стонет. Может, всем дядям с большими конфетами очень сладко, когда они суют их кому-нибудь в рот? И почему они у них такие большие конфеты? Это же так не удобно, когда такие большие. Даже во рту не помещаются. И в трусиках им тесно. А мой коротыш поместился у него весь целиком, даже с моими яичками». Генка очень сильно чувствовал, как было горячо, думал про себя: «Но почему тогда я не стонал? И почему у меня ничего такого не текло, а у него продолжает течь?»
В его голове роилась тысяча вопросов, и ни на один из них он не находил ответа. Конечно, он мог бы прямо сейчас задать их дяде Игорю, но как, если рот занят этой набухшей конфетой, которую дядя Игорь и не думает вынимать. Сам же он не может выплюнуть её, потому что дядя Игорь цепко держит его за шею — головы не повернуть. И стонет, стонет. Но вот Генка закончил глотать начинку, во рту стало свободнее, конфетка сделалась немного мягче. И хотя он продолжал посасывать эту странную конфету, из неё, наконец, перестала капать молочная начинка.
— Шире рот, — скрипнул зубами дядя Игорь.
Генке показалось, что голос его друга стал похожим на голос пьяного человека, но он безропотно повиновался ему. И тогда дядя Игорь с силой просунул ему свой сервелат в самую гортань. Ему стало трудно дышать. Он попытался освободиться хотя бы на сантиметр, чтобы не задохнуться, но сервелат дяди Игоря сам уменьшался в размере, и Генке стало чуть легче. Дядя Игорь уже не стонал, лишь тяжело дышал, как после большого забега. Генка даже порадовался, что его другу, быть может, надоело это странное занятие. Но не тут-то было! Дядя Игорь взял его за руки и опустил их на свои тугие яйца.
— Мни их вот так, — показал дядя Игорь. — Мне будет приятно. Пожалуйста, дружок! Это два лучших друга волосатого шмеля, прямо как мы с тобой.
И Генка начинает послушно мять эти тяжёлые яйца. Ему не терпится узнать, что находится в этих шариках. Уж не этот ли странный кисель? И для чего они вообще нужны парням и дядям? Может, для того, чтобы их мять? Между тем дядя Игорь качал своим сервелатом с такой быстротой, что Генке казалось, будто набухшая конфета постоянно находится в его горле. Потом дядя Игорь на секунду замер, вот он уже изогнулся и так резко качнул передом, что весь его сервелат целиком вошла в широко раскрытый рот Генки. И тут же хлынул густой поток этого странного киселя. Дядя Игорь застонал громче прежнего. Вскоре этот стон перерос в жуткий вопль и закончился то ли коротким вскриком, то ли всхлипом. Дёрнувшись в последний раз, словно в эпилептическом припадке, он затих. Генка, уже не ожидая команды, глотал последние, убывающие порции молочной жидкости, будто делал это каждый день много лет кряду.
— Ты устал, дружок? — хрипло говорит дядя Игорь, вынимая из онемевшего от неустанной работы рта мягкий и сразу уменьшенный вдвое сервелат. — Это ничего. Так только в первый раз бывает, потом привыкаешь.
— Вкусная у тебя конфетка! Тебе хорошо? — спрашивает Генка, едва двигая челюстями и с удивлением разглядывая порозовевшее лицо дяди Игоря.
— Очень. Спасибо тебе. Ты меня здорово выручил. Я очень хочу с тобой дружить. А ты?
— Да, — не слишком уверенно отвечает Генка. — А по-другому как-нибудь можно дружить, без волосатого шмеля, — на всякий случай уточняет он.
— Можно, — усмехается дядя Игорь, — Конечно же, можно, — повторяет он с затаённой мстительной тоской в глазах, — но не сейчас, а когда подрастёшь. А пока, лучше так, если ты не против этого.
— Я согласен, — вздыхает Генка. — Может это моё призвание, а я об этом только сейчас узнал.
Генка пожимает худыми плечами. Дядя Игорь нежно привлекает его к своей груди и целует, укладывая его голову со светлыми, как тополиный пух, волосами на плечо. И сквозь тонкую футболку Генка слышит, как гулко бьётся сердце дяди Игоря.
Дядя Игорь понимал, что пользоваться парнем он может достаточно долго, однако, надо чтобы никто об этом ничего не узнал, так как этот проворный волосатый шмель имеется не только у него в этом городе.
— Скажи, а что это за кисель такой выливался из твоего шланга? — не выдерживает Генка.
— Эта начинка. Молочная начинка, — машинально отвечает дядя Игорь.
— А у меня она тоже есть, эта как её? — спросил Генка.
— Я думаю, что есть, ты что, её ни разу не добывал? Тебе надо просто погонять шкурку на своём теле.
— А это как? — спросил Генка и очень сильно удивился.
— Обхватываешь своего волосатого шмеля одной рукой и потом двигаешь рукой вверх вниз. Не могу поверить, что ты этого ни разу ещё не делал. Да хотя у тебя шмель какой-то маленький. Сантиметров двенадцать, ну ничего, зато зад у тебя добротный. Будешь им отыгрываться в жизни. Ну и ртом тоже не забывай, конечно же.
— Тогда и у меня вырастет такой же большой? — кивком головы указывает он на ширинку штанов дяди Игоря.
— Скорее всего, уже нет, — засмеялся дядя Игорь.
— А помидорки? — не унимается Генка.
— Конечно, вырастут, если не будешь их вовремя поливать молочной начинкой.
— А что в них, в этих шариках? И для чего они?
— А ну давай, сделай так, как я тебе говорил.
— Погонять себе шкурку?
— Да! Какой ты у меня догадливый! — Дядя Игорь обрадовался сообразительности Генки.
Генка в ту же минуту взялся как послушный ученик и неуклюже начал массировать свой шланг, с каждой секундой он всё больше и больше ощущал пульсацию своего небольшого шланга, и через мгновение, из Генкиного шланга полилась такая же жидкость, что и у дяди Игоря.
— Съешь её! — приказал дядя Игорь.
— Хорошо, — сказал Генка и тут же начал запихивать себе свою собственную белую жидкость в рот, — она по вкусу как твоя, так вот что храниться в этих шариках?
— Да, называй эту жидкость молоком, пока на сегодняшний день для тебя информации достаточно. А теперь извини, мне ужасно хочется спать.
— Прямо в лесу?
— Ну да, прикорну чуток, минут двадцать, у меня с собой и покрывало есть.
— А грибы?
— Какие на хрен грибы?! Довольно и того, что набрал ты. Спасибо. В другой раз опять набери. Ладно? Тогда у нас останется больше времени для дружбы, и конфетки пососать успеем.
— Я тоже хочу спать, — зевает Генка.
— Вот и хорошо. И вообще никому не рассказывай про нашу дружбу. Пускай это будет нашей тайной. Только тогда мы сможем по-настоящему дружить. Я подарю тебе ещё подарков и много других полезных вещей. Окей?
— Да! — твёрдо говорит Генка, — мне всё равно никто ничего не дарит, даже родители, только и говорят, что ты должен нам на водку денег приносить каждый день.
