Нет меня без тебя. Сборник рассказов - Алеха Юшаева

Ладно, спасибо. Звоню в железную дверь. Бабушка-божий одуванчик. А по ночам ест детей. Извините, у Вас случайно не найдется стремянки? Ась? Стремянки не найдется? А! Да, конечно. Тащу через этаж лестницу. Смотрит на меня как на провинившегося ребенка, с которым нет сладу. Что? Ставит, проверяет на прочность. Отворачивая колени в сторону, поднимается, держа дрожащими руками верхушку. Вот это испытание! Он же никогда этого не делал! Я придурок. Поэтому он так не хотел, чтобы я шел за этой лестницей. Я не знал. Потому что он ничего не сказал. Я, что, гадалка, блин? Тянется, чтобы установить. Игрушки глухо ударяются друг об друга, прижатые его телом. Наконец стрела стоит на своем месте. Глядит как победитель. А на лбу пот. А пальцы танцуют как беснующиеся папуасы вокруг костра. А улыбка растягивается и сминается как гармошка пьяного трубача. Подаю руки, чтобы помочь. Видимо, не замечает и продолжает спускаться сам. Ладно, подожду. Даже выпрямился. О, черт. Двухметровый лось летит на меня. Вернее, мы вместе летим на пол. Толкаю его. Истерично смеется, слезая с меня. Тяжелый. Убери от меня свою колючую бороду. Вик, что ты творишь? Счастливый, лезет обниматься. Поставил. Поставил. Поставил эту верхушку. Это наш первый Новый год, который мы встречаем вместе. Знаешь, хочу, чтобы он был не последним. Я тоже. Хочу. Этого же. Лежим голова к голове и смотрим на нарядную красавицу, что всего два часа назад мерзла на рынке. Он её тащил. Ругался ужасно. Проклиная все на свете, поднимал дерево на пятый этаж. Лифт не работает. Красный, мокрый, он внес её и выругался как сапожник. Мне казалось, что он убьет меня, когда я предложу ему помочь мне с украшением ёлки. Отрыл коробки с шарами и дождиками, начал её молча устанавливать. Я успел сбегать за новой блестящей мишурой, которая теперь сверкала на ветках. Сначала обернул его в колющуюся зеленую, а потом развесил небольшие пушистые ленты по квартире. Он пыхтел и вертелся вокруг ёлки, зацепляя игрушки за хвою. Жаль, что она потом осыплется. Но это потом. Теплый, он прижался ко мне. Ты чего? Я рад. Так рад, что проведу этот день и эту ночь с тобой. Дурашка, тебя никто не выгоняет, оставайся все праздники. Хоть навсегда. Смотрит удивленно. Что? Ты серьезно? Когда же это я шутил над тобой? Постоянно. Или это был не ты? Если ты хочешь, можешь остаться настолько, насколько тебе угодно. Покосился на ёлку. Красивая, правда? Правда. Выбрасываешь её, чур, ты. Успеется. Иди ко мне. Обнимает. Я не знаю, почему я вообще обратил на него свое внимание или это сделал он. Я не знаю, почему мне так хорошо сейчас лежать с ним на полу или чувствовать, как рыжие мягкие волосы щекочут мою кожу. Я не знаю, почему хочу встретить с ним новый год или пить кофе по утрам за одним столом. Иногда он бывает невыносим. Но куда его выносить, он же не ёлка? Пусть остается у меня. У нас. Робкие холодноватые пальцы бегают по моей шее, поднимаясь всё выше. Обхватив голову, он притягивает меня к себе. Мягкие губы целуют меня осторожно, с опаской, с желанием, страстью. Ничего не надо. Оставьте его, мой подарок.

За закрытыми дверями

Вечер пятницы. Сидим на диване перед телевизором и смотрим слезливую мелодраму, о которой назавтра же забудем. Под ногами – банки из-под газировки и коробочки от доставленной еды. На маленьком столике разбросаны мои нотные записи с коричневыми кругами от утреннего кофе.

Вик пришел ко мне после нескольких пар и пятичасовой смены в магазине. Ему приходится подрабатывать, чтобы быть более свободным от родительского кошелька. К сожалению, он очень устает, пребывая в таком напряженном состоянии. Постоянно. Даже выходные не выдаются такими беззаботными, как у многих студентов инженерного, что целыми днями катаются по улицам города. Берет дополнительную работу, когда есть возможность, подменивает кассиров, внезапно заболевших, помогает в зале, где покупатели постоянно что-то спрашивают. Изводит себя конкретно. А потом дрыхнет у меня, вдали от семейной суматохи и проблем.

Устал. Голова склонилась на плечо, глаза закрылись, руки, сцепленные в замок, распались, как два положительных полюса магнита. Я убавил звук, чтобы случайно не разбудить работягу, положил на его жилистые ноги вязаный плед и тихо присел рядом. Если бы он узнал, что я так долго и внимательно пялюсь на него, Вик снес бы мне голову. Ему не нравится, когда его смущают. А я смущаю.

На рыжей жесткой бороде играют лучи телевизора. Я бы прикоснулся к ней, но тогда он проснется. Пусть отдыхает. Нос сонно морщится, словно ему дали понюхать перцу или луку. Так хочется разгладить эти волнистые складки, чтобы их никогда больше не было здесь, но тогда он откроет глаза. Пусть набирается сил. Смотрю на его мерно дышащую грудь с рисунком темного медведя, и желание лечь на неё возникает все сильнее. Но я разбужу его, нарушу сон. Пусть спит.

На экране счастливая пара горячо обнимается, вот они обмениваются кольцами, а вот уже выходят из здания, творящего семьи, их радостно поздравляют, кидают дождики, крупы и монетки на счастье. Кино, к сожалению, не жизнь. Поэтому мы оба знаем, что нас так встречать не будут.

Выключаю надоедливый ящик, в котором показывают лишь то, что нам нужно видеть и знать. Комната погрязает в темноте и тишине. Нет ничего, словно глаза выдрали.

Вик глубоким голосом спрашивает, почему я перестал смотреть фильм. Ответил, что тот закончился, и стал подниматься с дивана. Горячая рука схватила меня и потянула назад. Плюхнулся на его колени. Даже в сумерках я бы увидел его хищную улыбку, сверкающую лукавством и тайной мыслью. Настолько тайной, что никто не узнает за бронированными дверями бункера. Он наклонился, щекоча мою щеку волосами. Вик, ты чего? Молчит, хитро улыбается, как лисица. Странно, что он так внезапно проснулся, мне казалось: уставшие люди долго вливаются в колею жизни.

Попытался отвернуть голову и подняться. Задержал меня крепкими руками, не дал сбежать. Вижу, как поблескивает в черноте загадочная идея, блуждающая в его голове. Тепло, пышущее от него, передается мне: домашняя футболка прилипла к телу, шея взмокла, на лбу выступили капельки. Сам того не ожидая, схватил его за ворот и привлек к себе. Ничего так не желалось в этот момент, как ощутить поцелуй теплых, мягких губ. Вик вздрогнул, но ласково обнял меня, словно ребенка. Жаркое и глубокое дыхание его отпечаталось на щеке новым поцелуем.