Эрмес Леал - Я - грозный любовник. История Сида и Алисы
Мы остановились у булочной.
Я зашел в туалет, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Лицо у меня пылало, словно с него содрали кожу. Я все еще ощущал боль от ударов, которые нанес мне этот несчастный, но Алисин запах тоже не покидал меня, как и сладостное ощущение ниже пояса. Эту ночь я никогда в жизни не забуду.
14
Под правым глазом у меня образовался синяк. Его появлению предшествовало красное пятно, вскоре почерневшее – нечто противоположное тому, что творилось на небе.
Выйдя из туалета, я увидел, что Мальро стоит у стойки. Он решил заморить червячка чашкой кофе с молоком. Бабок у нас хватило только на кофе и кока-колу, которая оказалась такой холодной, что мне аж худо стало. Субъект в покрытом грязными пятнами переднике – ни дать ни взять шкура одного из 101 далматинцев – принес нам заказ и плутовато поглядел на меня – вернее, на синяк у меня под глазом.
– Подрался, что ли? – спросил этот хренов официант.
– Не твое дело, – ответил я.
– Это ему врезал папаша одной девчонки, Силвиу, – вмешался Мальро.
– Силвиу – это ты, что ли? Силвиу Сантус? Слыхал я, что в какой-то булочной служит Силвиу Сантус. Это ты, что ли?
– Ну, я. А что?
– Да ничего, просто спрашиваю. Впервые вижу живого человека по имени Силвиу Сантус. И кому только пришло в голову так назвать сына? Это все равно, что дочку назвать Роберта Клоз: она одна на свете. Вот и Силвиу Сантус тоже один и неповторим; другой – это разве что его сын. Вот мне и смешно, что у тебя такое имя.
– Отвяжись от него, Сид, – снова встрял Мальро.
– Привет! Привет! Кто хочет разбогатеть? Кто хочет разбогатеть? – издевательски запел я, передразнивая телеведущего Силвиу Сантуса.
– Ты что, смеешься надо мной? Я тебе сейчас и второй глаз подобью!
– Это шутка, Силвиу Сантус. Мой друг не в духе, потому что отец его любовницы ему врезал. Не обращай внимания.
– Шут.
– Это же я телевизионную заставку пою! А петь я могу, что хочу и как хочу. А станешь ссориться с каждым, кто поет песенку Силвиу Сантуса – так лучше тебе телохранителей нанять, а то без них не справишься. Хреново тебе придется.
– Ну, Силвиу Сантус я. А тебе-то что? Чего пристал?
Он собрался было отойти.
– Кто тебя так назвал? Папаша или мамаша? Силвиу Сантус... С ума ты сошел, чувак. Меня бы так окрестили – я бы застрелился. Что-то в этом имени не то. Как ты думаешь?
Официантишка так на меня поглядел, словно собирался разорвать на части. Мальро, хорошо с ним знакомый, попросил его успокоиться, а то я и вправду мог бы получить по морде.
– Не дури, Силвиу. Моего друга обидели, вот он и не соображает, что говорит. Серьезно. Оставь его в покое.
– Сдачи не надо, Силвиу Сантус. Оставь себе.
Я встал, не допив кока-колу. Выйдя на улицу, я показал ему палец.
– Пошел ты в задницу, – заорал он мне вдогонку.
– Чего он хочет, раз носит такое имя? А я никому не позволю себя оскорблять. Я его одной левой отделаю! От Алисиного папаши я потому только схлопотал, что он меня без штанов подловил.
– Да успокойся ты, Сид! Мы всю ночь глаз не сомкнули. Надо хоть отоспаться. Я совсем уже никакой, братан. Пойдем ко мне, поспим у меня?
– Нет. Спать я не хочу. День да ночь – сутки прочь, как моя мать говорит. Вчерашний день прошел. А сегодняшний никогда не кончится, будь на то моя воля. Стану думать об Алисе. Классно с ней было! Такого клевого секса у меня давно не было. Жаль, что все так быстро кончилось. Долго я добивался – и наконец добился.
– Зато потом схлопотал. Да еще как!
– Да, со мной такого прежде не бывало. Ни в школе, ни дома меня так не били. Самому мне драться приходилось. Но редко. Не для меня это. Дураки пусть дерутся. А я – нормальный человек! Не хочу с придурками связываться, ясно?
– Что ты мне лапшу на уши вешаешь? Фигню ведь гонишь!
– Когда-нибудь у меня будет машина, и я смогу выбираться из этого долбанного района. Стану жить по-другому. Баб снимать буду не здесь. Другим человеком сделаюсь. Потом поеду в Соединенные Штаты, буду учиться и стану знаменитым. Баб у меня будет до фига. Может, киноактером стану. Или режиссером. Дошло?
– Не совсем...
– Я в Штаты поеду, чувак.
– А в Германию не хочешь?
– Нет, я же в коммерческом кино буду сниматься, бабки хорошие зарабатывать. А бабок много в Штатах – в Майами.
– Майами – это круто. Станешь знаменитым, про тебя в журналах будут писать, интервью брать. Меня-то с собой возьмешь?
– Возьму, а то! И баб дам кучу целую.
– Круто!
– Серьезно. Я поеду.
– Ладно, хорош трепаться. Вспомни, как тебе досталось! У тебя фингал под глазом, а ты все треплешься. Шел бы спать. А завтра поищешь Алису. Узнаешь, как ее папаша.
– Алису, говоришь, поищу?
– Ну да. Поищешь. Чтобы узнать, что дальше было.
– Да она меня и видеть не захочет!
– Как не захочет? Она же у тебя в руках! Никуда не денется! Давай, дуй к ней. Не раздумывай! Тебе же лучше будет.
– Ладно. Пойду. Может быть. Когда-нибудь... Пойду.
Солнце разогнало утренний холодок. Большую часть года народ лишен этой привилегии из-за тумана и загрязненности воздуха. У меня, как у истинного полуночника, такая привилегия есть. Зато ее нет у придурков, не умеющих видеть очевидного.
Я пришел домой, закрыл дверь и напрочь забыл – то ли светит солнце, то ли небо окрашено в черно-красные тона.
15
Четыре часа дня – а я дрыхну без задних ног. К уличному шуму мне не привыкать. Не то чтобы я соня, но иной раз целый день в постели могу проваляться. Никогда я не засыпал ни в классе, ни в кино, ни с бабой, если только сперва ее не отымею. Но бывает, что мне весь день глаз не продрать – ни во тьме, ни при свете. Может, это защищает меня от мыслей, от которых не отделаться? В этот момент мне снилось, что кто-то за мной гонится и орет, как бешеный, но потом кто-то другой приходит ко мне на выручку.
Я с трудом открыл глаза и тут же увидел склонившуюся надо мной физиономию Мальро. Зайдя в комнату и распахнув окно, он принялся меня будить.
Мать твою за ногу! Я насилу соображаю, что происходит.
– Отвянь, Мальро. Спать охота. Дай поспать, будь человеком.
– Потом поспишь.
Посмотрев ему в лицо, я понял, что Мальро чем-то встревожен. Не дал, такой-сякой поспать – а вдруг бы Алиса приснилась!
– Что с тобой? Испугался, что ли?
– Слушай. Хреново твое дело. Алисин папаша всем говорит, что ты пытался ее изнасиловать. Как только я узнал, что он хочет с тобой поквитаться, так сразу решил: пойду, предупрежу Сида. Дошло? Этот узкоглазый выскочил на улицу и стал орать, что, мол, отомстит за дочку. А он-то ни перед чем не остановится – наверняка даже на мокрое дело пойдет. Он же бандит отъявленный! Так что берегись.
– Иди ты на хрен, Мальро!
– Это Пилдит мне рассказал, что его папаша собирается тебя замочить. Я ничего не выдумываю.
– Зайди попозже, Мальро. Дай поспать.
– Это же правда, чувак!
– Я никого силой не брал.
– Я тоже так думаю. Но узкоглазый думает иначе. Он же псих ненормальный, не надышится на свою Алису, глаз с нее не сводит.
– Да ну его в задницу!
– Надо тебе рвать когти и лечь на дно. Раз он контрабандист, значит – крутой. Не один срок, наверно, отмотал. С ним шутки плохи – это тебе не кино.
– Мальро! Станешь трепаться – я тебя самого замочу. Ты такой же псих, как и он. Если бы все отцы мочили всех, кто их дочкам целку ломает, никого бы в живых не осталось. Весь мир, что ли перевернется оттого, что девке целку сломают? Ну, трахнул я ее, и что? Не я – так другой бы. Какая разница-то?
– А мне почем знать? Я-то целку никому не ломал.
– Ну и дурак.
– Почему дурак-то? Я же помочь тебе хочу.
Я встал. Спал я, оказывается, не раздеваясь. Я обулся в кроссовки, натянул футболку и вышел из комнаты.
Мальро спросил, куда я намылился. Я ответил:
– Так просто люди друг друга не убивают. Мы ведь не в кино, так? Ты ничего не выдумываешь, но и я не выдумываю. Пошлю я этого косоглазого на хрен, потом вернусь, лягу в постель и отосплюсь. По бабам сегодня не пойду. Натянул я девчонку и доволен. Насчет контрабанды и прочего все, по-моему, туфта. Убедишься сам. Ничего тут страшного нет. И ничего плохого я не сделал. Алиса мне почти ровесница. Что плохого, что мы трахнулись?
– Почем я знаю! Потом ведь опять дураком обзовешь.
– Пойду и поговорю с ней. С косоглазым, если он дома, говорить не стану. Я к девчонке иду, а не к нему.
Я пошел.
Я вошел в Алисин дом, точно герой старого сериала – тех времен, когда моя мать была подростком. Такие сериалы крутят в дневное время. Один из них как раз показывали по телику, когда я вошел.
Алиса вместе с матерью сидела в гостиной перед телевизором, скрестив ноги и закрыв на ключ дырочку, проделанную мною минувшей ночью в девственной черепашке, которая в этот момент болела – трудно даже пописать.
Она глазам не поверила, увидев меня. Нужно ли было мне приходить? Все и так бы забылось – а теперь придется краснеть, просить прощения, а вдруг еще папаша снова набросится на меня с кулаками... Риск, впрочем, оправдан: когда все устаканится, я снова могу натянуть Алису – прямо здесь, в ее родительском доме. Вот бы было круто! Как цивилизованный человек, я понимал, что ничего особенно не случилось. Я догадался, что отца дома не было, остановился посреди гостиной – не для того, чтобы выяснять отношения, а для того, чтобы просто пообщаться с девчонкой лично, а не через письмо, по телефону или электронной почте.
