Борис Рябинин - Твой друг. Сборник. Выпуск 2
Прошло, наверное, около часа, как ушел Антон Алексеевич к Никите. Лидия Семеновна не выдержала и слегка приоткрыла дверь кухни. До нас донесся спокойный голос Константинова, задававшего мальчику вопросы: «Пойдешь ли ты на каток?», «Любишь ли ты конфеты?», «Любишь ли ты собачку?» и т. д. В ответ не было слышно ни слова.
Через некоторое время Антон Алексеевич возвратился. По его повеселевшему лицу я понял, что эксперимент дал результаты.
— Николай Петрович и Ольга Александровна, — обратился он к родителям Никиты, — а теперь вы нам расскажите, что же это была за собака, которую вы не то потеряли, не то выбросили из дома, где и как с ней встретился Никита?
Все мы удивленно переглянулись.
— Так, значит,… Никита, сыночек,… Дорогой мой, он снова заговорил,… значит, ему лучше, — запричитала мать.
— Подождите, Ольга Александровна. Никита ничего не сказал мне. Он вообще пока не говорит.
Родители опешили.
— Но постойте, — спросила мать Никиты, — откуда же вы узнали про собаку? Она действительно была! Вы что, кудесник какой, что ли?
— Да нет, кудесником меня не назовешь, но я могу вам сказать, что зовут ее Шарик, что она маленькая и скорее всего беспризорная.
Эти слова удивили всех нас. Николай Петрович, отец Никиты, отошел в сторону и стал внимательно разглядывать Константинова.
— Это я вам рассказал? — растерянно спросил он его.
— Нет, это я узнал от Никиты.
— Но как же, если он вам не сказал ни слова? По глазам, что ли?
— Это, так сказать, тайна фирмы, — улыбнулся Константинов. — Я ее раскрою, когда наш больной встанет на ноги. А сейчас, не теряя времени, расскажите нам все, что вы знаете об этой собаке. Именно с ней, по-моему, связана причина болезни мальчика.
Николай Петрович и Ольга Александровна, поняв, что этим помогут распознать заболевание сына, перебивая друг друга, поведали нам такую историю.
Все это случилось настолько быстро, что Никита никак не мог понять, почему он вдруг оказался один среди кучи наваленных кирпичей и строительного мусора. По одну и другую сторону стояли недостроенные здания с черными провалами вместо окон. Ни единого огонька, ни единого человека. Над головой — темное зимнее небо, падают легкие снежинки. Присев на какой-то ящик, Никита начал всхлипывать. Он вспомнил, как они вместе с бабушкой пошли выбирать маме подарок к дню 8 Марта, как были сначала в одном магазине, затем — в другом, как бабушка что-то долго рассматривала, о чем-то расспрашивала продавцов. Потом Никита увидел большого белого пушистого кота, который стоял рядом с прилавком и глядел на мальчика круглыми зелеными глазами. Ну как тут было устоять? Никита подошел к коту. Тот, недовольно фыркнув, бросился от мальчика. Никита за ним. Вот он наклонился, протянул руку, чтобы схватить хитрюгу, но тот снова отскочил в сторону. Так продолжалось до тех пор, пока кот не выскочил на улицу и не исчез среди строящихся зданий…
Крупными хлопьями шел снег. За его белой пеленой дома казались сказочными кораблями, скрытыми туманом. Надвигалась ночь. Стало холоднее, подул резкий ветер. Чтобы согреться, Никита стал топать ногами так, как их учила воспитательница Нина Ивановна в детском саду. Но холод все-таки проникал под пальто, щипал пальцы рук, щеки, нос. Очень хотелось спать, и он прислонился к кирпичной стене. Трудно сказать, что было бы с ним потом, только он явно ощутил, как кто-то толкает его, дергает за пальто… Открыв глаза, мальчик увидел перед собой мохнатого пса, радостно вилявшего хвостом. Пес схватил Никиту зубами за пальто и стал тянуть, как будто пытался увести его за собой. Потом он с лаем бросился прочь. Никита, с трудом двигая застывшими на морозе ногами, пошел за собакой. Если она убегала далеко, он звал: «Шарик! Шарик!», — и та лаем откликалась. Наконец они подошли к какому-то дому, в окнах которого не было света. Никита на время потерял из виду собаку, но отчетливо услышал ее лай откуда-то снизу. Присмотревшись, он различил ступеньки лестницы, которая вела в подвал. Мальчик спустился туда, и теплый воздух окутал его. Здесь было совсем темно и страшно. Он позвал: «Шарик!», — и тут же почувствовал, как холодный мокрый нос пса ткнулся ему в лицо. Никита протянул руку, вцепился в длинную шерсть собаки, и так они дошли до труб парового отопления. Очень хотелось спать. Сев на пол спиной к трубе, он стал гладить шею пса, пригрелся и сладко уснул, обхватив его за шею.
Проснулся Никита оттого, что кто-то взял его на руки, он увидел маму, соседа дядю Мишу, дворника Семена. Все что-то говорили, смеялись, только у мамы лицо было мокрое от слез. Громко лая и подпрыгивая, его пытался лизнуть верный друг — Шарик.
Как рассказала позднее Ольга Александровна, когда она разыскивала мальчика, именно эта лохматая собачонка выскочила, залаяла, но не зло, а как бы просяще, все время оглядываясь на подвал. Они спустились туда — и нашли Никиту, спящего прямо на грязном цементном полу около трубы парового отопления.
Ребенок ни за что не захотел возвращаться домой без собаки. Он тянулся к ней, громко плакал, пытался вырваться из рук матери. Собака же, радостно подпрыгивая, как показалось матери, укусила его за руку. Грубо прогнав ее, люди возвратились домой. На следующее утро у Никиты начался кашель, немного поднялась температура. Он целыми днями безучастно смотрел по сторонам, неохотно отвечал на вопросы, был очень вялым, почти ничего не ел; даже те продукты и блюда, которые раньше любил, теперь отодвигал от себя, отказывался от воды. Врачи, обследовавшие здоровье Никиты, находили у него катар верхних дыхательных путей. Однако он не мог вызвать столь серьезных изменений со стороны организма и психики ребенка.
— Итак, собака, — сказал я, как бы размышляя вслух.
— Вы говорите, — спросил Антон Алексеевич Ольгу Александровну, — она укусила мальчика. Но почему нигде не видно следов укуса?
— Нет, я этого утверждать не могу, но мне так показалось.
— Давайте предполагать худшее, что собака была действительно бешеной. Где она сейчас может быть?
Последний вопрос был далеко не праздным: всякое бешеное животное должно быть немедленно уничтожено. Ведь оно представляет огромную опасность для окружающих, так как каждый из укушенных им может погибнуть.
— Давайте все-таки еще раз осмотрим ребенка на бешенство, — предложил я другим врачам. — Времени было достаточно, чтобы за эти дни инкубационный период привел к появлению симптомов заболевания.
Никаких данных на бешенство нам выявить не удалось. На теле мальчика не было ни одной ранки, через которую вирус мог проникнуть в организм. Если при бешенстве больной, как правило, возбужден, то в данном случае его состояние было угнетенным. Даже когда были сняты занавески с окна и открыта форточка, мы не увидели общих судорог, которые часто наблюдаются у больных под действием потоков воздуха в связи с непрерывно нарастающей рефлекторной возбудимостью.
Нам трудно было проверить речь ребенка, которая при бешенстве, начиная со второго-третьего дня болезни, бывает отрывистой и бессвязной. Никита не отвечал на наши вопросы. Однако мы не видели ни обильного выделения слюны, ни появления бреда или агрессивных действий, ни параплегии, парезов или параличей нижних конечностей, а также спазмов глотательной мускулатуры и водобоязни, то есть того, что чаще всего наблюдается при различных стадиях бешенства. Все это обрадовало нас, так как если бы эти симптомы появились, состояние здоровья ребенка можно было считать безнадежным.
Однако и отказываться от диагноза данного заболевания полностью было нельзя: в отдельных случаях инкубационный период, то есть когда болезнь протекает в сравнительно скрытой форме, затягивается до двух месяцев, а то и на полгода.
Окончательный ответ можно получить только тогда, когда мы сможем найти и обследовать собаку. Хотя по ее поведению вряд ли можно было предполагать, что она бешеная.
— А если это так, и собака здоровая, — закончил Антон Алексеевич, — то мальчик находится в тяжелой стадии психического угнетения, вызванного потерей собаки. Вероятно, за столь короткое время, когда Никита оставался один, он привязался к своему маленькому четвероногому другу. Оттолкнув собаку, столь грубо прогнав ее, вы нанесли ребенку огромную психическую травму, перенести которую он оказался не в силах. Это и подорвало его здоровье.
— В общем, — сказал я, обращаясь к родителям, — надо искать Шарика, который фактически спас жизнь вашему сыну. — Не будь его, он бы замерз на холоде. Без собаки мы не сможем еще в течение какого-то срока ни отвергнуть диагноз бешенства, ни восстановить здоровье вашему сыну, если это только психическая травма…
Когда через несколько месяцев Николай Петрович пригласил Антона Алексеевича и меня посмотреть Никиту, и мы пришли к нему домой, в ответ на наш стук раздался звонкий собачий лай. Открыв дверь, увидели в прихожей мальчика с веселыми озорными глазами, который держал за ошейник лохматого коричневого пса — того самого Шарика, который доставил нам столько хлопот. Во время нашего разговора с родителями Никиты новый член семьи лежал в углу и, положив крупную голову на лапы, внимательно следил за нами своими умными глазами, слегка помахивая хвостом, как будто понимая, что речь идет именно о нем.
