Лидия Острецова - Мой Акбар

Дальнейшее интереса не представляет. Всё кончилось стереотипной фразой: «Уберите собаку, пойду сам».

Вору пришлось снять чужую одежду, надеть свою и шагать в милицию.

18 апреля. Вот это уже похоже на случай из практики Л. Шейнина. Вызывает меня начальник отделения и просит часам к 12 зайти к следователю.

Следователь, недавно начавший у нас работать, рассказал мне следующее.

В конце октября прошлого года бесследно пропала пожилая женщина. Стало известно, что за день до исчезновения она сняла со своей сберегательной книжки около восьми тысяч рублей — всё, что сумела накопить. Вывод напрашивался один — убийство. Подозрение пало на двоих: сына исчезнувшей — с ним она, по единодушному заявлению соседей, жила не в ладах, — а также на давнюю приятельницу, у которой она часто ночевала, старую женщину, жившую в отдельной квартире.

Но ни обыск у сына, ни обыск в квартире подруги не дали никаких результатов. Ходили тёмные слухи насчёт сына пропавшей — улик не было. Не нашли ни денег, ни каких-либо следов преступления. Некоторое время за подозреваемыми следили, потом дело заглохло.

Теперь следователь поднял это дело.

Он установил, что подвал дома, где жила подруга исчезнувшей женщины, использовался жильцами в качестве дровяного сарая. Там обыск произведён не был, и у следователя возникли определённые предположения.

— Я слышал, что у вашего Акбара удивительное чутьё, — сказал следователь. — Не поможете ли вы мне сегодня ночью?

Часа через два мы были на улице Чайковского. По нашему требованию дворник открыл висячий замок; мы зажгли карманные фонарики и осмотрелись. Подвал был наполовину завален дровами. Следователь стал разбирать дрова у левой от входа стены, а я и Акбар занялись правой стороной подвала. Я ни разу в жизни не видел Акбара в таком состоянии. Он необычайно волновался и всё время подвывал, чего раньше с ним никогда не было. Он потащил меня в дальний угол, и, едва я убрал там крупные щепки и куски толя, Акбар, не переставая выть, стал лихорадочно разрывать земляной пол, ещё не совсем отмёрзший после зимы. Когда яма достигла глубины примерно в 20 сантиметров, там показались белые лоскутки материи, и я сразу отдёрнул Акбара. Я боялся, что он может заразиться трупным ядом.

Следователь пошёл вызвать кого следует. Погасив фонарик, я остался в подвале с Акбаром. Было очень холодно, и я чувствовал себя совсем замёрзшим, когда приехали эксперты, фотографы и начальство из Управления. Включили специально привезённое освещение, и мы, взяв лопаты, стали рыть землю, продолжая работу, начатую Акбаром.

Итак, всё стало ясно: преступление было совершено жильцом дома № 43 по улице Чайковского. Все нити вели к старухе, у которой так часто ночевала убитая женщина. Через час она была арестована.

Я не стал записывать её рассказ о том, как она, не помню, под каким предлогом, уговорила свою старую подругу снять деньги с книжки, а потом ночью… Чёрт с ней, с этой старухой. Её будут судить, и она получит по заслугам.

Я думаю о том, что ни в чём не повинный сын убитой женщины навсегда теперь избавлен от страшных подозрений, от тёмной обывательской молвы.

Спасибо тебе, Акбар!

20 апреля. Мы задержали на рынке спекулянта с здоровенной бараньей тушей. В отделении, после короткого допроса, дежурный офицер поглядел сначала на Акбара, потом на баранью тушу. Затем он на минуту задумался, почесал затылок и сказал:

— Не имею я права этого делать, да надо же, наконец, как следует отблагодарить Акбара. Видишь, из любви к нему иду на должностное преступление…

И, взяв принадлежащий спекулянту топор, одним решительным ударом отхватил у барана ногу.

Акбар не счёл это преступлением. Подарок пришёлся ему по вкусу.

23 апреля. Грандиозный пьяный скандал, драка. Самое печальное заключается в том, что дрались совсем ещё молодые парни. Нелегко было совладать с ними, но наконец запихали «героев» в машину. Акбар, как всегда, лёг у двери. С удовольствием убеждаюсь, что слава его растёт, — это полезная слава.

Слышу, два парня лет по 17, вроде бы спорят. «Дураки мы, Валька, — говорит один, — могли бы удрать». — «Чёрта с два, — отвечает другой, — удирай от Акбара сам, если жизнь не дорога».

Тут уж я заинтересовался:

— Ты-то откуда знаешь, что это Акбар?

— А что я, первый раз в отделении? — с достоинством сказал Валька.

9 мая. Оказывается, слава Акбара в какой-то мере коснулась и моей скромной персоны. С некоторых пор я стал замечать, что на улице со мной всё чаще здороваются совершенно незнакомые мне люди. Сегодня у остановки троллейбуса меня приветствовал мрачного вида мужчина:

— Здравствуйте, Григорий Фёдорович! Постояли, покурили.

— Хорошая у меня память на лица, — говорю я, — но убей бог, не могу припомнить, где мы с вами встречались.

— Да что вы, Григорий Фёдорович, — отвечает мужчина, любезно улыбаясь, — вы же в прошлом году доставляли меня в милицию с вашим Акбаром. Он ещё мне тогда всё плечо в кровь изорвал…

Странный народ — уголовники. Я не раз замечал, что их страх перед Акбаром и ненависть к нему смешаны с искренним чувством почтительного восхищения.

Теперь я понимаю многое, чего не понимал раньше.

Однажды Акбара сильно ушибла грузовая машина. Две недели ему было очень плохо; многие знали об этом несчастье. Помню, я вёл его, тихого и прихрамывающего, поздно вечером по улице Чехова. Подошёл парень — куртка грязная, рожа небритая, взгляд нехороший. «Ну, — думаю, — держись». А он достаёт из засаленных штанов большой серый кусок сахару, подаёт мне и говорит:

— На, дай Акбару.

И вдруг, чудесно ухмыльнувшись, добавляет:

— Не бойся, не отравленное.

1 июня. В семье готовятся к переезду на дачу. Подошла ночь, а я всё ещё был занят упаковкой вещей — машина должна прийти на рассвете. Зато с завтрашнего дня — отдых. Отдохнёт и Акбар. Так я размышлял в третьем часу ночи, когда раздался звонок. Всё ясно: приехали из милиции за мной и Акбаром. Ну что ж, мы давно привыкли к таким ночным тревогам.

В эту ночь в доме на улице Чехова тоже не спал, оказывается, один из жильцов, но не из-за переезда на дачу, а просто по причине бессонницы. Он вышел на кухню покурить и через окно увидел, что на крыше соседнего дома два человека тащат узлы с бельём. Он позвонил в отделение, и вот я очутился с Акбаром и двумя милиционерами на чердаке этого дома. Акбар взял след, вытащил меня (буквально) через слуховое окно на крышу, и начался поиск. Я чувствовал, что еле могу удержать Акбара. Физкультурник из меня неважный — я не могу нестись по крышам и чердакам в таком темпе.

В конце концов я выбился из сил и рискнул отцепить поводок.

Никто лучше, чем я, не мог знать, как выдрессирован Акбар. Никто не мог упрекнуть меня в том, что я недооцениваю Акбара. Но даже мне показалось, что он специально дрессирован для приключенческого кинофильма. Я любовался им.

Как он прыгал с крыши на крышу! Счастье, что все дома были почти одной высоты и стояли совсем рядом, как бы прислонясь друг к другу.

Я горько жалел о том, что не было с нами кинооператора, который снял бы на киноплёнку собаку, летящую белой ленинградской ночью по крышам пустынных домов, прыгающую в окно чердака, чтобы через мгновение выпрыгнуть из другого.

Когда послышались вопли задержанных воров, — я не испытывал радости. Фильм кончился. Началась будничная работа. Акбар взял двух воров на одном чердаке, двух — на другом. Шайка «чердачников» была ликвидирована. Труженик Акбар честно поработал в ночь перед своими каникулами.

8 июня. Сегодня утром, открыв окно, слышу — дачница кричит:

— Андрей, долго ты будешь бегать по дороге? Ты что, машин не боишься?

— Не боюсь, — храбро говорит Андрей, выпятив живот и засунув большие пальцы грязных рук за лямки, на которых держатся штанишки.

Андрею уже не меньше четырёх лет. Тогда женщина, не слишком последовательно, но с безошибочной материнской мудростью, спрашивает:

— А ты помнишь, как тебя клюнул петух?

— Больше не буду, — отвечает малыш и бежит к дому. Смешно, конечно.

Но если уж говорить об искусстве убеждения, то думаю, что и для взрослых людей оно тоже часто заключается не в логике, а в образности, когда не разум, а чёткий образ воспоминания заслоняет перед ними всё остальное.

Я вспоминаю: в милицию привели нарушителя. Его приводят уже не в первый раз.

Дежурный офицер говорит:

— Ты что, Сидорчук, опять старыми делами заниматься стал? Ты что, тюрьмы не боишься?