Зоя Журавлёва - Путька
Я ветку бросила. И Путька её тоже бросил. Он решил, что игра уже кончилась. Поносили, и хватит.
— Бери! — говорю я.
И сую ему ветку. А он не берёт. Он смеётся! Я прямо не знаю, как его воспитывать.
Мы с Путькой на песок вышли. Он, наверное, тёплый. Через сандалии разве разберёшь? Песок набился в дырочки. Так неудобно идти! Мама не велит босиком бегать. Но что же делать, если песок сам в сандалии забрался? Я осторожно шла. А Путька в песке норы роет. Он то носом роет, то ногами. Быстро-быстро у него получается. Я так и руками не смогу. Путька меня всю песком обсыпал. Вот и пришлось разуваться.
Мы когда в городе жили, я босиком не ходила. А тут научилась. Только по траве мне всё-таки колко. Димка даже по стеклу может. У него ноги такие, кожаные. Как у ботинок. Он целое лето босиком бегает. Но мне мама не разрешает. Потому что у меня нет привычки. Откуда же она возьмётся, если сама не разрешает? Я по песку зато могу. Мягко. Тепло.
Я тихонько иду. И думаю. Потом посмотрела — я вперёд ушла, а Путька где-то сзади фырчит. Он всё роет. Я так задумалась, что сандалии потеряла.
— Путька, я сандалии забыла! — кричу я.
Вдруг вижу — Путька бежит, и в зубах у него сандалии. Он за ремешки держит. Одну сандалию Путька крепко взял, а вторую по песку везёт, вот-вот потеряет. И лицо у Путьки такое довольное. Вот это он понимает! Он такое нужное дело сделал. Он мне сам сандалии принёс. А то бы мне пришлось возвращаться.
Я обулась, и мы с Путькой к дому пошли. Всё-таки надо пол подмести. Мама с работы придёт, а у нас чисто. Она скажет: «Какой же это добрый человек у нас такой порядок навёл?» А я скажу: «Мы с Путькой тут подмели немножко. Разве заметно?»
А САХАР ПАХНЕТ?
У самого дома мы Димку встретили. Он нас давно искал. У него одна идея возникла. Он даже со своим папой советовался. Если сахар банкой накрыть и у крыльца положить, чтобы Путька не видел, найдёт он или нет? Так у собак всегда нюх проверяют, Димкин папа сказал.
— Подумаешь! — говорю я. — Путька мне сандалии принёс. Вот!
Димка не верит, что он сам принёс. Потом, сандалии — это одно, а сахар под банкой — совсем другое дело.
Тут столько разных запахов! И вдруг Путька сахар учует?
— Ещё как учует, — говорю я.
Мы с Путькой в сторонке гуляем, а Димка сахар прячет. И кричит, чтобы мы в ту сторону не смотрели. Мы совсем и не смотрим. Я только чуть-чуть покосилась.
— Готово! — говорит Димка.
— Ищи, Путька! — говорю я.
Путька начинает искать. Он бегает и тычется носом в землю. У него хвост дрожит — так он бегает. Но он же не знает, что искать! Он нам старый носок принёс. Потом бумажку какую-то нашёл.
— Сахар! Сахар! — говорю я.
— А ты не подсказывай, — говорит Димка.
Разве я подсказываю? Я просто объясняю. Путька ведь не знает, что искать!
Путька к самой банке подбежал. Банка железная, через неё не видно. Она железом пахнет, а не сахаром. Путька её носом потрогал и дальше побежал.
— Он просто сахар не любит, — говорю я. — Он его совсем не ест.
— А вот и врёшь, — говорит Димка. — Ещё как ест. Я ему сам давал. Он мне все руки облизал!
— Нет, не облизал!
— А вот облизал! — говорит Димка.
Мы так заспорили, что даже про Путьку забыли. Димка сахар решил из-под банки вынуть и Путьке отдать. Чтобы доказать, что он любит. Как будто я сама не знаю.
Димка подбежал к банке. А она на боку лежит. И ничего под ней нет. Только трава.
— Где же сахар? — говорит Димка.
А Путька на крыльце сидит и похрустывает. Хвост кренделем. Глаза жёлтые. Очень доволен. Димкин сахар доедает. Кому хочется есть, когда на тебя смотрят? Он дождался, пока мы про него забыли. И теперь с удовольствием сахар жуёт. Перехитрил!
— Вот это нюх! — говорит Димка. — Я бы ни за что не нашёл, а он нашёл. Сахар и не пахнет совсем.
— Подумаешь, — говорю я. — Он сандалии принёс. Сандалии уж подавно не пахнут.
— Значит, любит, — говорит Димка.
— Конечно, любит, — говорю я. — Кто же сахар не любит? Это же не лук, а сахар.
— Чего ж ты врала? — говорит Димка.
— А мне надоело правду говорить. Все целый день спрашивают: «Можно Путьке сахар дать? Он его ест?» Вот я и придумала, что он не любит.
— Зато в нашей кладовке мыши есть, — говорит Димка.
— Живые? — говорю я.
— Ага, — говорит Димка. — Мы вечером их будем ловить.
— Подумаешь, — говорю я. — А мне Путька сандалии во рту принёс!
Димке на это нечего сказать.
— Я на озеро иду, — говорит Димка.
— А мы домой, правда, Путька? — говорю я.
На улице что-то жарко. Путька язык высунул. У него шерсть до того густая!
НЕТ, У НЕГО НЕТ РЕФЛЕКСА!
В комнате хорошо. Пол такой прохладный. На полу лежать очень удобно. Из-под стола ветерок немножко дует. Там, в углу, паучок раскачивается. Стол снизу такой шершавый. Его погладить хочется. Красивый стол!
Так можно целый день пролежать. Но мне некогда. Мы сегодня ещё через скакалку не прыгали. Я её между стульями привяжу. Вот так! Не очень высоко. Но и не низко. В самый раз.
— Прыгай! — говорю я Путьке.
Но ему одному не хочется. Он бы с кем-нибудь прыгнул. А то — одному!
Я сама как прыгну!
И Путька сразу как прыгнет!
И тут мама пришла.
— Это ещё что за стадион! — говорит она. — Вам разве улицы мало?
Я ей объясняю, что на улице люди ходят. Путька при них стесняется.
— Понятно, — говорит мама. — Как же ты его тренируешь? Ну-ка, покажи.
Я как через скакалку прыгну. Даже стулья закачались. Я уж при маме постаралась.
И Путька за мной сразу как прыгнет.
— Видишь? — говорю я.
— Неправильно ты его учишь, — говорит мама. — Нужно добиваться, чтобы он сам делал, по твоей команде.
— Ему одному скучно, — говорю я. — Я бы тоже не стала одна прыгать.
— Когда он выполнит команду, — говорит мама, — ты его награждай. Вот он и привыкнет.
— Чем же мне его награждать?
— Сахаром, — говорит мама. — Ты ему сахар без толку скармливаешь! А надо так делать: он прыгнул, тогда ты сахар даёшь.
— Почему? — говорю я.
— Потому, — говорит мама, — что у него тогда появляется устойчивый рефлекс. Он не умеет думать, как человек.
— Нет, умеет, — говорю я. — Он лапу даёт.
— Он несознательно даёт, — говорит мама. — А вот спроси у него — правую или левую. Он никогда не сообразит.
Мама садится перед Путькой на корточки.
— Здравствуй! — говорит мама. И протягивает Путьке руку.
Путька смотрит на маму. Ему приятно, что она с ним так разговаривает. Он стучит по полу хвостом. Бровями шевелит. У него губы дрожат. Он маме улыбается.
Путька протягивает маме правую лапу. В белой тапочке.
— А теперь — левую, — говорит мама.
Путька ей левую даёт.
— Это потому, — говорит мама, — что я его по порядку спрашиваю. А то он сразу же собьётся. Левую!
Путька ей опять левую даёт. Она у него тоже в белой тапочке. Только эта тапочка побольше, как носочек.
— Он случайно угадал, — говорит мама. — Правую!
Пожалуйста. Путька ей правую даёт.
— М-м, — говорит мама, — неплохо. Но это всё-таки не сознательное «здравствуйте», а просто рефлекс.
Она протягивает Путьке сахар. Путька не хочет маму обидеть. Он вежливый. Он одними губами берёт. Осторожно.
— Вот видишь, — говорит мне мама. — Он для этого и старался!
Путька сахар за щеку спрятал и на маму смотрит. Что она дальше придумает? Но мама уже отвернулась. Зачем только он этот сахар взял! Теперь мама подумает, что у него рефлекс.
Как только мама отвернулась, Путька сахар тихонько выплюнул. Он у него чуть-чуть намок за щекой. Но кусочек остался целый. Путька его на пол положил. Потом попил немножко. А то у него во рту сладко. Так долго сахар за щекой держал! И сразу в свой угол ушёл. Повернулся к нам спиной.
— Ага! — говорю я.
— Это ещё что? — говорит мама. — Возьми сейчас же!
Маме, конечно, обидно. Она Путьку наградила, а он не хочет. И ещё спиной поворачивается.
— Бери! — говорит мама. — Я кому говорю!
У Путьки уши острые, они всегда торчком стоят. А сейчас он их опустил. Как будто они у него отдыхают. Он ими как будто не слышит. Только хвост по полу — тук, тук! И снова — тук!
— Ага, — говорю я, — у него вовсе рефлекса нет! Он на рефлекс обиделся.
— Новости какие, — говорит мама. — Путька!
Путька обернулся и так на маму грустно посмотрел.
— Скажите пожалуйста, какие у него глаза персидские, — говорит мама. — Ты что, правда обиделся?
Путька вдруг заморгал-заморгал…
— Ну, извини, пожалуйста, — говорит мама.
— Ага! — говорю я.
— А ты чего подзуживаешь? — говорит мама. — На тебя вот положиться нельзя — не то что на Путьку. Может, ты всё-таки соизволишь пол подмести?
— Соизволю! — говорю я. — Сейчас! Мне просто очень некогда было. Мы веточку учились носить. Потом…