Владимир Свинцов - Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы

— Молодец! — похвалил я его вслух, но не удержался от ехидства: — Держался ты крепко.

Заслышав мой голос, лайки вновь приняли боевые позы и разинули пасти, теперь уже на меня. Я почувствовал себя не очень уютно. Рослые, серой волчьей масти, на крепких ногах, с мощными челюстями, эти зверюги спокойно держат медведя, загоняют лося… А у меня в руках нет даже палки. Потом, уже после, я сообразил, что палка их бы, конечно, не остановила. Наоборот, она только бы раздразнила собак и побудила к нападению. Они сделали бы это и сейчас, если бы не Сенька. Он отважно встал между мною и лайками и, ощетинившись, залаял:

— Гав! Гав! Только посмейте! Я вам…

Лайки удивленно скосили глаза на него, и Сенька понял, что переборщил, поэтому сразу же припал на передние лапы грудью, вильнул перед мордами своим пушистым хвостом, подпрыгнул, стараясь лизнуть их в оскаленные пасти, и взвизгнул:

— Ребята, вы чего?! Это же мой хозяин. Не связывайтесь. То ли нам нечего больше делать?! Айда играть, — и метнулся в сторону.

И лайки, еще настороженно оглядываясь на меня, бросились за ним. Через несколько секунд эти свирепые звери носились за Сенькой, словно щенки, дурашливо взлаивая и озорно блестя глазами. Обо мне они забыли.

— Ох, Сенька, ты и прохвост, — выдохнул я облегченно. — Ну, спасибо, выручил.

Много интересного было на дальнем кордоне, но эта встреча запомнилась особо.

Закончив исследования прилегающего ко двору лесника пространства, Сенька, естественно, захотел ознакомиться и с самим двором. Он не последовал за лайками в дыру забора, а толкнул носом скрипучую калитку и бесцеремонно, на правах важного гостя, ступил во двор. Для начала, отдавая дань моему, хотя и несколько посрамленному во встрече первой, старшинству, он подошел, позволил себя потрепать по лохматому загривку и тут же заспешил продолжить знакомство с окружающим миром в почетном сопровождении лаек, которые теперь не отходили от него ни на шаг.

Я особенно внимательно наблюдал за Сенькой и вот почему. Посредине двора под деревом стояла вместительная клетка, обитая железной сеткой. А в ней, безразличная ко всему, лежала волчица. Настоящая. Живая. Ее поймал в капкан лесник, и теперь она дожидалась оказии, чтобы ехать в зверинец. Наши разговоры, хождения по двору, даже присутствие лаек, к которым она уже привыкла, не трогали волчицу. Она лежала неподвижно, вытянув вперед лапы и положив на них крупную, остроносую голову. В глаза ее, дремотно прикрытые, невозможно было заглянуть. Ни один волосок, ни один мускул не отреагировал и на скрип калитки, когда Сенька вошел во двор. Но когда он, деловито елозя носом, заспешил по тропинке, волчица приоткрыла глаза, и они вспыхнули страшным зеленоватым светом. Волчица неслышно поднялась и также неслышно улеглась уже у самой сетки.

Сенька, маленький, лохматый, ничего не подозревая, бежал близко от клетки, семеня своими короткими лапами. И вместе с ним, рядом, рывками, но совершенно бесшумно передвигалась волчица. Вся ее напряженная фигура, взгляд, неотрывно устремленный на щенка, слаженная работа мышц, которые не выдавались из-под шкуры, как у наших охотничьих и сторожевых собак, а только угадывались, кошачья бесшумность движений — все обличало настоящего хищника, свирепого и безжалостного.

Волчицу от Сеньки отделяло расстояние всего в полпрыжка, в четверть прыжка… Но она не бросилась, потому что видела перед собой железную преграду. А когда Сенька, так ничего и не заметив, стал удаляться от клетки, волчица села и вдруг, широко разевая пасть, зевнула. Зевнула громко и застыла, глядя куда-то вверх. Сенька, услышав зевок, оглянулся и, заинтересовавшись, повернул назад. Он никогда не отличался хорошим чутьем, видеть же волков ему не приходилось ни разу. Поэтому смело подошел к клетке и уже поднял лапу, чтобы поставить метку, как вдруг…

Я даже не смог проследить его рывок взглядом, только почувствовал дрожь маленького тела у моей ноги. Лайки стояли, недоуменно оглядываясь — кого так испугался их новый знакомый? Сенька же дрожал все сильнее и, чего никогда не было, вскарабкался мне на колени.

Волчица не сдвинулась с места, глядя куда-то вверх, в синеющую даль алтайских гор. И мне стало жаль ее.

Только мы подъезжаем к дому из своего очередного путешествия, как Сенька шариком выкатывается из машины, обегает вокруг и звонко лает:

— Гав! Гав! Приехали! — и отходит в сторону, мол, свои обязанности я выполнял исправно, теперь твоя очередь, хозяин, — разгружай машину, таскай палатки, лодки, удочки, а мне некогда, у меня тоже дел по горло. И тут же начинает проверять свои метки.

Но на его лай уже выскочил из соседней подворотни черный, как жук, щенок — Шарик. Выскочил и мчится к Сеньке, усиленно виляя хвостом. Сенька, свысока поглядывая на Шарика, дает ему возможность как следует себя поприветствовать и трусит дальше. Шарик следом, вытягиваясь в струнку, старается носом достать хоть кончик Сенькиного хвоста.

Из калитки напротив выходит кокетливая болонка — Барселона. Потягивается, жеманно щурит глаза под нависающими кудряшками и вдруг, заметив Сеньку, взвизгивает и бросается к нему. Навстречу даме Сенька галантно делает несколько шагов, вежливо виляет хвостом и дает себя обнюхать. Потом поворачивается и продолжает свой путь. А вот и Мушка, помесь дворняжки со спаниелем, мчится, заискивающе повизгивая. За ней пристраивается огромный добродушный пес с редкой кличкой Лай. Из-за угла выворачивает лохматый Боб, за ним еще, еще… Наконец, Сенька, окруженный целой свитой поклонников, останавливается где-то в укромном уголке. Садится. Обожатели плотно окружают его и начинают обнюхивать.

Наверное, это так же, как и у нас, у людей. Когда встретишь знакомого, вернувшегося из интересного путешествия, хочется послушать его рассказы.

Здесь же рассказы — это запахи, принесенные в густой Сенькиной шерсти оттуда, куда ни одна из этих собак попасть даже не мечтает.

И Сенька, гордый оказанным вниманием, с самодовольным видом дает возможность своим поклонникам пережить хоть в малой мере то, что пережил сам.

Я представляю себе это так:

— Сеня, милый, а что это за запах? — начинает подлизываться Барселона.

Даме нельзя не ответить, и Сенька, оттопыривая нижнюю губу, поясняет:

— Это? Лось пробегал неподалеку.

— Лось?! Настоящий?! И ты… Ты…

— Нет, — Сенька притворно вздыхает. — Не пустил меня хозяин. А то бы я… конечно…

— А вот этот? — несмело спрашивает Шарик.

— Ни разу неграмотный, что ли? Не знаешь? Эх, ты… — презрительно фыркает Сенька. — Это же ондатра. Я сидел на ее домике.

— Ой! — восклицают хором Барселона и Мушка. — На самом ее домике. И… И не боялся?

— Кого? — возмущается Сенька. — Ондатру? Да я…

— Врет он все! Врет! — лает за забором и гремит цепью огромная овчарка Дик.

— Завидуешь, пустолайка, — небрежно бросает Сенька.

— Это я… я пустолайка?! Ну, погоди! Дай мне освободиться от ошейника, я тебе покажу, жалкий хвастунишка!

На эту угрозу Сенька и ухом не ведет. Верит — цепь крепкая. Храбрясь, он подходит к самому забору, поднимает заднюю лапу и ставит свою метку.

Дик, взбешенный таким нахальством, хрипит и исходит пеной.

— Оставь его, дурака, — ворчит добродушно Лай. — Лучше скажи, вот это что?

— Зайчишка попался, — облизывается Сенька. Облизываются все, роняя на землю слюну.

— А это? — громко спрашивает чем-то встревоженный Боб.

— Волчица! — выдыхает Сенька, и все замирают, ощетинившись. Барселону начинает бить дрожь. И даже Дик перестает греметь цепью.

Такая или почти такая встреча длится с полчаса. Затем Сенька встает и ленивой трусцой направляется к дому. Остальные собаки нехотя разбредаются по своим собачьим делам.

После каждой нашей поездки такое обнюхивание повторяется. И, наверное, из-за этого, несмотря на свой малый рост, Сенька пользуется огромным уважением у окрестных собак. Что интересно, в дни нашего приезда я не видел ни одной собачьей ссоры. Они будут потом, завтра, а сегодня… Сегодня нельзя, сегодня Сенька приехал!

Приближалось время сенокоса. Погода держалась пасмурная. Поэтому нас очень донимали комары. Они тучами вылетали из высоких, уже созревших трав. Комаров было так много, что даже Сенька в своей густой лохматой шубе не выдерживал их натиска. Они набивались в нос, глаза, уши, и он, спасаясь от их укусов, выкапывал в земле нору, залезал в нее и закрывал морду лапами. Комары облепляли Сеньку так густо, таким плотным слоем, что мой бедный друг становился из коричневого серым. Ночью мы спасались в палатке, а днем приходилось уплывать на лодке подальше от берега. На открытой воде комаров было меньше. Если бы не эта кровожадная братия, отдохнули бы мы хорошо. Рыба клевала отменно, ночи были теплыми, днем не жарко. Отпуск мой заканчивался, вечером мы уезжали домой, но в полдень, когда сборы были в полном разгаре, к нам пожаловали гости.