Елена Мычко - Про волков, собак и кошек
Циркачка
Есть старый цирковой номер, который неизменно вызывает восторг публики. Наверняка вы и сами его видели. На манеж вылетает пара громадных битюгов: копыта с тарелку, шеи дугой выгнуты, гривы и хвосты развеваются, и нет на тех конях ни уздечек, ни седел, ни даже попон. Скачут две лошади бок о бок во весь опор, а на их спинах стоит хрупкая девушка. И ведь не просто стоит, вцепившись в гривы, а сальто крутит, кувыркается, то на одной ножке застынет, то на руках стойку сделает, то публике примется воздушные поцелуи посылать. Красиво, аж дух захватывает, но и страшновато: ну как ошибется гимнастка, да и полетит под копыта!
Разумеется этот номер, как и любой другой, требует подготовки, работы, репетиции: и лошадей не за один день съезживают, чтобы в ногу бежали, не расходясь; и гимнастке приходится семь потов пролить, прежде чем она перестанет с лошадиных спин срываться. В жизни, понятно, таких трюков не увидишь, хотя иной раз случается такое, чего ни в каком цирке не покажут.
Вот этот классический номер с парной ездой мне пришлось наблюдать в совершенно экзотическом исполнении. Начать придется издалека, чтобы описать всех участников представления.
В то время питомник собак в Ботсаду активно увеличивался. Процесс этот уже стал неуправляемым и продолжал набирать обороты. Изначально в питомнике держали дворняг, помогавших охранять сад, с Тариком пришли борзые, две московские сторожевые, кавказская овчарка и Шила[4]. И пошло-поехало: рождались щенки; друзья, приятели и совершенно незнакомые люди дарили, отдавали, подбрасывали собак, которые были не нужны им или, как считали дарители, жизненно необходимы нам. Вот таким путем и попали в питомник две суки-алабайки.
Это сейчас среднеазиатская овчарка — самая многочисленная порода России, а в середине 70-х годов этих собак было ничтожно мало, да и тех, что были, как правило, привозили из Средней Азии. Вот и наших алабаек кто-то зачем-то привез из Туркмении в Москву, подержал в квартире, да и отдал в питомник.
Девки особого впечатления не произвели: ну крупные, с тяжелыми головами, но внешность — самая «дворнаковатая». Уши лопухами, хвост серпом с небольшим подвесом, по белой рубашке черные пятна неправильной формы — коровы, да и только. Впрочем, хлопот суки не доставляли, ели что дают, не болели, драк не затевали, вожака слушали беспрекословно. Была у них, правда, одна особенность — они терпеть не могли расставаться хоть на минуту. Спали рядышком, ели из одного котла и гуляли всегда бок о бок. Выпустишь их стаю на территорию сада, смотришь, все собаки разбежались в разные стороны, кому куда интересно, а Мирза с Гюрзой (так их в конечном итоге назвали) встали плечо к плечу и потрусили неспешной рысью куда-то вдаль.
Так алабайки могли гулять часами: бегут себе и бегут, нашли что-то интересное — вместе обнюхали и дальше порысили… Нет, если возникала какая-то угроза, если вожак с рыком кидался на нарушителя, Мирза с Гюрзой преображались. Оказывается, и они умели мчать, не разбирая дороги, и с гулким лаем бросаться на ограду, но все-таки эта суета не была целью их жизни. Сестры явно предпочитали созерцать мир, а вовсе не занимать в нем активную гражданскую позицию.
Вот эта страсть к познанию и вышла алабайкам боком. Во время одной из прогулок занесло Мирзу и Гюрзу к домику Плодового отдела. Другие собаки пронеслись мимо, а сестрам стало интересно: зачем это дверь приоткрыта да что за той дверью? Как всегда дружно, они подошли к двери и толкнули ее любопытными носами.
В этот момент цирк и зажег огни… На беду алабаек, в Плодовом оказалась кошка с котятами. В обычном состоянии Мурка была самой простецкой кошкой: раскрашена в серую полоску, маленькая, худая, боязливая… Но сейчас ее детям угрожали!
Дверь еще не успела открыться, а кошка уже вылетела на улицу. Впрочем, назвать этот летающий ужас кошкой язык не поворачивался. В воздухе мелькнуло нечто шипящее, плюющееся, завывающее и пало на собак сверху. Мурка вцепилась в обеих сук разом: задними ногами она закогтила их за шеи, а передними лапами принялась лупить по мордам, по ушам, па щекам.
Алабайки были ошарашены, в кои-то веки они попытались кинуться в разные стороны, но не тут-то было! Когтистая наездница не собиралась отпускать свою добычу. Теперь она не только лупила несчастных собак по головам, но и громко орала что-то угрожающее. Бедные суки опустили головы и сорвались с места в карьер.
Так они и умчались вдаль по аллее Ботсада: пара собак, бегущих бок о бок, и оседлавшая их, вопящая, размахивающая лапами кошка. Ветерок уносил клочки черной и белой шерсти, будто это было конфетти, и не хватало только развеселого туша. Впрочем, когда шпрехшталмейстер объявляет в цирке «смертельный номер», музыка смолкает!!!
ПРО «МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ»
Знакомство
Третий курс обучения — это начало специализации. Каждый студент поступил на интересующую его кафедру, начались спецкурсы. Пора окончательно определиться с научными интересами, выбрать объект работы, тему курсовой и пахать, пахать и еще раз пахать.
За окнами сентябрь, в большой аудитории лекция для всего курса — что-то такое диалектическо-материалистическое, то есть самое время потрепаться на более занимательные темы. Мы с приятелем сидим на галерке, и он допытывается, чего же я все-таки собираюсь делать на своей зоологии позвоночных. А я только что прочла книгу канадского естествоиспытателя Фарли Моуэта «Не кричи «Волки!» и просто ею околдована. Посему ничтоже сумняшеся отвечаю, что, мол, буду волков изучать, ты не представляешь себе, насколько это интересные звери! Мне резонно возражают, что заниматься этим можно только в заповеднике.
Да, это я как-то упустила из виду, но цели поставлены, задачи ясны, так что за работу, товарищи. Начинаю бегать по кафедре и приставать ко всем к кому можно и нельзя с просьбой: дайте сделать курсовую на волках. Научные сотрудники — народ вежливый, потому барышню с такой бредовой идеей не посылают «от винта», а пытаются вразумить. Дескать, заповедник — это романтично, но никак не для девушки-москвички, там ведь полное самообслуживание: дрова колоть, печь топить, сплошная рутина, а волчий хвост хорошо если два раза в год и увидишь. Но я уперлась — хочу изучать волков, и вообще это важная народно-хозяйственная тема. Меня бьют с моих же козырей: тогда займитесь архивами охотинспекции — тема борьбы с хищничеством волка есть задача архиважная и архисложная. «Не хочу и не буду, хочу живых изучать, а не протоколы отстрелов!»
Наконец, мой кафедральный руководитель В. М. Смирин, очень мягкий и душевный человек, великолепный художник-анималист, не выдерживает моего нытья. «Вот что, в виварии университета есть волки, но эту работу ведут на кафедре физиологии высшей нервной деятельности. Руководит ею Леонид Викторович Крушинский, я переговорю с ним. Если он согласится, можете делать работу там».
Похоже, не видать мне волков. Крушинский — заведующий лабораторией, член-корреспондент Академии наук СССР, ученый с мировым именем — вот только девицы-курсовички с чужой кафедры, да еще и с другого отделения факультета, ему и не хватает для полного счастья, а то ему больше делать нечего. Хожу как в воду опущенная…
Ура, есть надежда — мне разрешили прийти! На меня посмотрят, на что я гожусь. Бегу в виварий, Крушинского еще нет, будет позже, а я пока знакомлюсь с Марией Николаевной Сотской (она непосредственный руководитель исследований) и двумя девушками, Анной и Шуриком. Они уже работают с волками — вот счастливые.
Идем знакомиться со зверями. По клетке кружат четыре красавца. Как же они хороши и как не похожи друг на друга! Один волк с темной спиной, волчица почти рыжая с чернью, двое светло-серых… А глаза! О, про глаза волка можно писать стихи и петь песни! Их прозрачная глубина затягивает, они не отпускают ни на секунду, с показным безразличием следя за каждым твоим движением. А цвет их можно сравнивать лишь с драгоценностями: дымчатый топаз, золотистый топаз, янтарь всех мыслимых оттенков, хризолит…
Завороженная, я сделала шаг вперед. «Куда?! — рявкает одна из девушек, — это матерые, порвут. Пошли, мы тебя с прибылыми познакомим». Вот спасибо книгам, я хоть знаю, что матерый волк старше двух лет, прибылой родился в этом году, ну а переярок в прошлом.
Идем дальше. В заросшем вишнями дворике за сеткой мелькают тени. Еще четверка волков. Мои провожатые отпирают калитку: «Заходи и запоминай, кого как зовут. Это Куцый, он тут вожак, большая светлая волчица — Вита; волчица, похожая на Куцаря, — Майна, его сестра, а темный, самый осторожный, — это Макар». Стоим во дворике, волки отбежали от калитки и с опаской выглядывают из зарослей. При этом они постоянно перемещаются. Девушки подходят к ним, и я впервые вижу, как волки приветствуют своих. Они припадают к земле, извиваясь всем телом, виляют хвостами, подпрыгивают, лижут руки и лица и при этом не забывают поглядывать на меня. Эта пляска восторга продолжается минут пять, после чего звери опять исчезают в кустах.
