Борис Рябинин - Вы и Ваш друг Рэкс
Дог Джери, помню, тот обычно поступал более агрессивно: стремился разъединить ссорящихся, причем не останавливаясь даже перед применением клыков (не в полную силу, разумеется). Джекки, обладая более нервной организацией и мягким характером, просто уходил, как говорится, от греха подальше.
Он знал, когда про него разговаривают, хотя его клички при этом ни разу не упоминалось. Клянусь вам, это правда. Я не раз замечал внезапное изменение выражения его морды, как только речь заходила о нем; трудно передать словами это выражение. И, что-то уразумев по-своему, он сразу как бы застесняется, отвернется, продолжая искоса поглядывать, точно прислушиваясь к разговору… Я думаю, что все собаководы, внимательно наблюдавшие за своими животными, замечали что-либо похожее.
Вообще пес вырос на редкость ласковый, умный и, я бы сказал, как-то по-особенному сердечный, хотя в то же время по отношению к чужим — недоверчивый, злобный. Любопытно, что и здесь у него имелись какие-то свои градации: к женщинам относился с меньшей подозрительностью, быстро привыкая к ним, мужчинам не доверял больше.
А придет кто-нибудь свой, близкий знакомый, родственник — обрадуется, сейчас же бежит за «игрушкой» (старым изодранным ботинком или туфлей), приносит и кладет на колени гостю.
Особенно счастлив и доволен, если к нам придут соседские дети. Суетится вокруг них, подтыкает мордой, вызывая на игру. У самого вид ошалелый; ну, дите и дите, четвероногое дите, — пусть не обидятся на меня за это сравнение чопорные мамаши! (Кстати, эта мысль совсем не новая. На сходство в поведении между животным и ребенком, пока тот не достиг известного уровня развития, указывают авторы ряда материалистических философских трудов).
Послушания идеального. «Гулять!» — значит гулять, побежит, веселехонек, задрав хвост; «домой!» — с тем же веселым видом немедля вернется назад, домой. Кричать не требуется, все команды можно отдавать не громче обычного разговорного тона.
Он отлично и в кратчайший срок усвоил общий курс дрессировки. Только прием «голос» почему-то я никак не мог осилить с ним. По специальным службам я не дрессировал его.
Галя подсчитала: он знал значение 53 слов, то есть, конечно, не буквально, как понимаем их мы, но во всяком случае достаточно точно, чтобы можно было говорить о вполне закрепившемся рефлексе.
Нервная натура его проявлялась и в том, что он часто видел сны. Определить это было нетрудно: дергает лапами, пытается ляскнуть зубами, даже иногда тоненько тявкнет, как щенок, — словом, бежит, дерется с кем-то, лает, и все это — во сне.
Он относился к нервно-возбудимому типу, и, может быть, поэтому все его поведение было таково, что заставляло вспоминать известное высказывание классика украинской литературы М. Коцюбинского, приведенное в воспоминаниях Горького, что собака за долгий срок жизни около человека приобрела и нечто от человеческой души.
Уже будучи одиннадцати лет (для собаки возраст почтенный), Джекки все еще был полон жизни, весел, резв, как в два или три года. У него были целы все зубы, только слегка подернулся сединой щипец да в глубине зрачков начала проглядывать предательская синева — признак приближающейся старости у собаки.
Как подтверждение его высокой жизнеспособности (и одновременно — популярности, которую он приобрел у всех соседей своей красотой, выучкой и хорошим характером) можно рассматривать и тот факт, что через несколько лет в нашем квартале можно было насчитать по меньшей мере полдюжины овчарок, и все — вылитый Джекки… Незнакомые люди частенько приходили к нам и просили посодействовать в приобретении щенка, но чтоб непременно от Джекки!
По-иному сложилась судьба Рэкса. Рэкс воспитывался иначе, нежели Джекки, хотя и ему не отказывали в любви, внимании. Время от времени его владелец советовался со мной, но по критически-ироническим репликам, которые он вставлял во время разговора, можно было догадаться, что далеко не все советы он считает правильными и обязательными для себя и чаще, вероятно, поступает по-своему.
Для характеристики хозяина Рэкса я должен заметить, что он оказался как раз одним из тех людей, которые любовь и ласку к животному понимают весьма своеобразно. Обычное обращение с собакой, как делают все, казалось, не удовлетворяло его. Лаская, он обязательно должен был причинить какую-нибудь мелкую неприятность, щипнуть, забрать кожу в кулак, чтобы пес, заворчав, показал зубы. Все это, по моему разумению, находилось в полной взаимосвязи с тем духом антагонизма, какой пропитывал этого человека; в общежитии — довольно тяжелого, замкнутого и не очень-то расположенного к каким-нибудь там нежностям… И человек как будто хороший, но вот — у каждого свои странности!
По возвращении из дома отдыха наши совместные прогулки возобновились. Они сделались продолжительнее, мы неоднократно ходили к озеру Шарташ, расположенному в окрестностях Свердловска. Но уже тогда в поведении Рэкса стали обнаруживаться некоторые неприятные особенности. Вы идете рядом с ним, ничего не подозревая, непринужденно беседуя со спутниками, и вдруг он ни с того ни с сего постарается ухватить вас за ляжку. Вы никогда не могли быть уверены в нем. Эти признаки дурного характера заметно прогрессировали. Когда я указывал на это хозяину Рэкса, он обычно отделывался молчанием. Я заметил, что он избегает спускать Рэкса с поводка. Именно из-за этого мы все реже и реже встречались на прогулках, пока такие встречи не прекратились совсем.
Вскоре он перестал показываться с Рэксом и на дрессировочной площадке, очевидно, забросив обучение собаки.
Смею думать, что уже тогда какие-то черты характера хозяина передались собаке. Уродливо гипертрофируясь[40] под влиянием неправильных условий содержания и воспитания, они и привели впоследствии к тем тяжелым результатам, которые послужили причиной ранней гибели Рэкса.
Мы сошлись еще раз на осенней выводке молодняка. Джекки и Рэкс шли вместе. Трудно было отдать кому-либо предпочтение: оба породные, оба хорошо растянутые, у обоих «родовой знак» — черная крестовинка на хвосте. Джекки был золотистей, со светло-песочным подпалом; Рэкс — более светлый, отливавший серебром.
Рэкс был чуточку крупнее, обладал лучшей формой головы; зато Джекки, имея всегда избыток движения, превосходил брата поставом передних конечностей, хорошо спущенной грудью.
Время шло. Даже приходя к нашим знакомым домой, мы теперь не видели Рэкса: его запирали в соседней комнате, и он почти весь вечер лаял и бесновался там.
И вдруг — телефонный звонок: мой знакомый встревоженно сообщил, что Рэкс покусал соседскую девочку, отец пострадавшей грозит подать в суд, — как избежать скандала?
Ну, коли доходит до суда, — тут я был уже плохой советчик. Не мог оказать поддержку и клуб, поскольку вина собаки и ее владельца считалась доказанной: девочка поднималась по лестнице, Рэкс попался ей навстречу, и когда они уже разошлись, неожиданно обернулся и хватил ее за ногу, прокусив до крови.
Не знаю — как, но, в общем, дело удалось замять, обошлось без суда, хотя у прокурора моему знакомому все же пришлось побывать…
После этого происшествия режим Рэкса стал еще строже, еще однообразнее, то есть его хозяева делали как раз обратное тому, как следует поступать в подобных случаях. Его все реже и реже спускали с поводка, — в конце концов, перестали спускать вовсе. Он ни разу не вязался, никогда не бегал, не резвился вволю. Всегда на привязи, всегда шагом, у ноги хозяина, — таков был удел Рэкса.
Тот факт, что за всю жизнь у Рэкса не было ни одной вязки, я считаю, безусловно, тоже имел немаловажное значение, определенным образом влияя на развитие событий. Я хотел бы, чтобы это обстоятельство особенно дошло до сознания той части любителей, которые, взвешивая, взять самку или самца, отдают предпочтение, последнему только по тем соображениям, что с ним якобы меньше возни и хлопот. Ошибка, товарищи любители, ошибка! Вся история Рэкса может служить живым опровержением этого заблуждения.
Какие-то неприятности с соседями у наших знакомых происходили еще неоднократно; вести об этом глухо доходили до меня. А дальше произошло то, о чем я уже рассказал в самом начале книги: Рэкс покусал хозяина. Попутно выяснилось, что до этого он уже кусал жену хозяина и его дочь.
У самого у меня, хотя собаки живут в нашем доме всю жизнь, не бывало ничего даже отдаленно похожего на это. Я не помню случая, чтобы мой пес зарычал, огрызнулся на меня. Очевидно, потому, что я имел неосторожность обмолвиться об этом, мой знакомый замкнулся еще больше. К чести его, замечу только, что ни разу у него не проявилось желания избавиться от Рэкса, как иногда при подобных обстоятельствах поступают другие.
Прошло еще некоторое время, и стороной до меня донеслось: Рэкс заболел.
