Борис Рябинин - Рассказы о верном друге
Толпа на дороге сразу распалась, перехлестнула через кюветы и, разливаясь, как разливается вода, прорвавшая запруду, устремилась под защиту леса. Как на экране кино, мелькнула девушка, тащившая за руку через рытвину пожилого мужчину, затем все внимание Стручкова приковалось к дороге.
Он как в воду глядел: там показались две тяжелые армейские автофуры с грузом и охраной. Десятка полтора фрицев! Исчезнуть до их появления не удалось; да, кроме того, трупы охранников все равно бы выдали происшедшее. Стручков и Майборода залегли и первыми обстреляли машины. Грузовики остановились. Немецкие солдаты посыпались вниз, открыли ответную стрельбу.
Тонко запели пули.
— Прикрывай женщин! — командовал Стручков, стараясь перекричать трескотню перестрелки. — Отходи к лесу!
Обстрелянный боец, прошедший суровую фронтовую школу немыслимо тяжких первых месяцев войны, он в такие минуты становился особенно распорядительным, действовал четко, испытывая необычайный прилив душевных сил и упрямую до дерзости решимость драться. Казалось, уже не он сам, а кто-то другой за него руководил его поступками и подсказывал, что нужно делать. Безбровое (брови давно выцвели на солнце), заросшее недельной щетиной, лицо его пылало, пилотка сбилась на затылок, в руках были зажаты гранаты.
Двумя взрывами гранат он задержал перебежку гитлеровцев.
Внезапно он обнаружил рядом с собой еще несколько стрелков. Часть освобожденных вооружилась автоматами убитых конвойных и тоже приняла участие в этой яростной внезапно разгоревшейся неравной схватке. Перестрелка сразу сделалась более частой.
— Спасибо за подмогу, — успел бросить Стручков.
— Вам спасибо за выручку!
Признаться, они никак не думали, что их освободителей всего двое. Такой шум подняли! И напали так смело!
Тра-та-та-та-та! Тра-та-та-та-та!
Стручков стрелял короткими расчетливыми очередями.
Пожалуй, они бы даже выиграли этот бой, да, знать, не судьба. Сквозь грохот выстрелов Стручков уловил ровный нарастающий гул. Это уже не могли быть два грузовика. Шла моторизованная колонна, не иначе. Надо было уходить, пока не поздно.
— Как народ? — крикнул он усатому мужчине с впалыми щеками, старательно целившемуся рядом с ним.
— Разбежались все до единого, — отозвался тот. На дороге, действительно, не видно было ни одного человека. Пуста была и опушка, по которой недавно рассыпались освобожденные, не успевшие еще даже порадоваться своему освобождению.
— Куда бежать знают? — Были бы ноги!
— Уходите и вы! Уходи, отец! Мы их задержим! — прокричал сержант, дополняя слова энергичным кивком головы. — Приказываю! — добавил он, видя, что усач колеблется.
Ближние заросли укрыли последнего из недавних пленников.
— А теперь ходу! Андрей!
Майборода вел огонь, лежа за бугром. Они вместе отползли, в кустах поднялись и побежали. Собаки скакали рядом.
Колонна уже показалась на шоссе. Впереди броневик и позади броневик, в середине длинная цепочка грузовиков с мотопехотой. Гитлеровцы подтягивали резервные части.
Выучка у фрицев, надо сказать, была на высоте. Увидев, что тут происходит, не доезжая двух неподвижно стоящих грузовиков, они остановились; раздалась команда офицеров и — врагов стало вдесятеро больше. Броневики выдвинулись вперед, повели рыльцами пушек. Одна вспышка пламени… другая… В лесу загрохотали разрывы снарядов.
К счастью, гитлеровцы били наугад. Гудела, стонала земля, ломая сучья, валились подрезанные деревья, тяжелый рокот катился по лесу. Задыхаясь от быстрого бега, Стручков и Майборода со своими четвероногими спутниками спешили уйти из зоны обстрела.
Все освобожденные растворились в густой чаще, в этом бесконечном переплетении ветвей, зарослей березы и ольхи, нагромождениях бурелома. Они снова остались одни: два человека, две собаки.
Обстрел постепенно прекратился, вместо этого с порывом ветра опять долетел однообразный вибрирующий звук — по шоссе подтягивались новые подкрепления к фронту. Стручков даже выругался: пару бы хороших мин сейчас на дорогу…
Опасность еще не миновала, но сержант уже почему-то успокоился. Майборода тревожился: не отрядили бы немцы погоню. Вдруг вздумают прочесать лес. Стручков уверенно возразил:
— Не пойдут. Они же по своему маршруту ехали, не на прогулку. У них первое дело — инструкция, приказ. Без этого никуда. Прикажет начальство — будут искать.
— Як считаешь: спаслись наши? — спросил Майборода.
— Если и. поймают, так не всех.
Нет, они не жалели, что ввязались в эту историю, отклонившись от своей цели. Наоборот. Помочь своим — счастье. Для того и Красная Армия, чтоб защищать мирное население.
Плохо было лишь то, что не удалось установить координаты. Этак опять будешь ходить, ходить, да и придешь не туда, куда надо.
Почва стала зыбкой, под ногами опять захлюпало. Под зеленым растительным покровом скрывались мочажины с темной ледяной водой. То один, то другой проваливались и, вытягивая ноги, чувствовали, как их тянет вниз, в зловещую, неведомую глубину. Надо было выбираться из этого предательского места.
Только теперь, ощутив внезапно боль, Стручков обнаружил, что осколком задело ногу, распороло сапог. Сгоряча-то и не заметил. Пришлось сделать остановку.
— Лес русским издревле служил, — философствовал Стручков, выливая воду из сапога. — Еще против татар. В лесу человек как иголка в стогу сена. Пойди найди его!
Стручков забинтовал рану, перемотал портянки. Приступил, прислушиваясь к тому, как нога отзовется на это.
— Худо? — озабоченно осведомился Майборода.
— Ничего, идти могу. Бывает хуже. Посидим только маленько. Перекур требуется, для поднятия духа…
Сели. Свернули по цигарке.
— Куда идти теперь? Сбились…
— Земля круглая, дойдем.
— Круглая, да препон много. Треба компас особый, чтобы угрозу отводил и дорогу указывать способен был… Проплутаешь тут!
— Дойдем. Про Дарвина знаешь?
— Учил в школе.
— Ну вот. Он на корабле плавал вокруг света. Три года находился в плавании…
— Трошки побольше, чем мы с тобой…
— Сказал!
Кругом — лес; быть может, опасность за каждым деревом! Прислушайся — и услышишь, как громыхают вражеские войска на дороге, а тут сидят двое и беседуют… О чем? Скажи кому-нибудь, ни за что не поверит. О Дарвине!
Собаки, сидя рядом, чутко настораживали уши, нюхали воздух.
Побеседовали — отвлеклись, хотя и слух, и зрение, и даже обоняние были постоянно начеку. Можно двигаться дальше.
— Пошли?
— Пошли.
Снова — чвак… чвак… Ноги будто врастают в землю, тянет их земля в себя… Ну и места!
Стручков вначале слегка прихрамывал, потом размялся — шел, как обычно. Вот ведь везет: давно ли оправился после пулевого ранения, полученного на операции с мостом, — опять зацепило.
— А здорово мы их саданули, — вдруг захохотал Стручков. — Тот, толстый-то, даже через голову переметнулся!… Еще Суворов говорил: воюй не числом, а уменьем!
— А що ты нащот того… як его?… Дарвина… рассказать собирался? — спросил Майборода.
— Он одну историю записал. На Тасмании дело было. Англичане владели тем островом, решили выселить всех тасманийцев… Народ был такой. Теперь повымер. Колонизаторы постарались. Ну вот. Стали они весь остров прочесывать… вроде как гитлеровцы эти леса… Ну вот. А у тасманийцев — собаки. Ночью они и вывели своих хозяев сквозь заграждения, так что ни один Джон Буль не слыхал. Утром те хватились — никого! А не будь собак, что бы было?
— Як мы с тобой… Чвак, чвак… чвак, чвак…
Лес все глуше. Уж ни тропинки, ни признака человеческой близости. Какой-то первозданный дремучий хаос кругом. Тишина стоит… Только вороны каркают.
Тяжело. Собаки до ушей в грязи. Вымотались из сил и люди и животные. Скоро ли конец этому проклятому болоту?
Наконец выбрались на сухое место. Сразу повеселели все четверо. И вдруг… что это? Собаки заволновались. Динка глухо зарычала, Курай ощетинился. Два друга тревожно насторожились. «Тише!» — подал знак Стручков.
За деревьями явственно раздался хруст валежника, какое-то неясное движение, топот…
— Му-ууу! — разнеслось внезапно по лесу.
Стадо!!!
Стручков и Майборода переглядывались, молчаливо советуясь. Новая неожиданная опасность? Или это «мирное» стадо? Приходилось остерегаться даже коров. Но кто может пасти их в такой глухомани? Куда ни подайся, на десятки километров ни одного населенного пункта. Дичь, чаща, гиблые топи.
— Му-ууу! — раздалось опять, совсем близко.
Потрескивание валежника стало слышнее, затем донесся тяжелый вздох — так вздыхают только коровы, — хруст травы, отрываемой от корня… Стручков и Май-борода затаились за нагромождением бурелома, взъерошенные овчарки, повинуясь властным рукам вожатых, прижимавшим их к земле, тоже оставались на месте, готовые вскочить и ринуться на врага по малейшему жесту.
