Анатолий Харитонов - Чинька-Чинька
Появились утки. Они тянулись над рекой мелкими стайками. Издали, завидя охотника, отворачивали в сторону. Я за ружье и не брался, чего уж трепыхаться! Пусть их летят…
Ветер усиливался не по часам, а по минутам. Он стал еще более холодным, тек мощным потоком, будто огромный природный горн выдувал последние остатки осеннего тепла. Полуснег-полудождь вдруг зашлепал по лужам, наполняя их белесой кашей. Коченели пальцы на холодеющей стали ружья, но я не уходил. Тому была причина. Я не думал задерживаться на охоте и не захватил продуктов. У нас с Чинькой оставалась булка хлеба и один пакетик крупяного супчика. Осенние циклоны имеют дурную привычку — полоскать от трех до четырех дней кряду. Мы не Робинзоны, и здесь не вечнозеленый остров с фруктами и овощами. Если не добудем уток, придется поститься.
Почти под самый финал угасающего дня мне повезло. Утки низко летели над землей. Им мешал ветер, и они уже не обращали внимания на меня и Чиньку. Я несколько раз выстрелил почти в темное небо, не целясь. Чинька принес трофеи, и мы засобирались, чтобы спрятаться от непогоды. Харчи нам были обеспечены, теперь можно перебраться в домик косарей.
Утро следующего дня было таким же мрачным. Если бы не часы на руке, то я бы не угадал, сколько времени. Ветер как будто немного стих, а может быть, мы просто привыкли к нему, и мне казалось, что вполне можно добраться до своего берега. Отстояв зорьку, которая была менее удачной, чем вчерашняя вечерка, я засобирался в путь. Забросил в лодку поклажу, вычерпал дождевую воду из отсеков и огляделся — все ли взял? Чинька сидел в домике на куче сена и внимательно наблюдал за мной.
— Что это такое? — удивленно спросил я. — Ты хочешь остаться здесь?.. Утятина понравилась? А ну, живо в лодку!
Я схватил его за ошейник, доволок до лодки, закинул на место. Затем влез сам и попытался оттолкнуться от берега. Ветер был прижимной, и сделать это оказалось не просто. Весло глубоко уходило в илистое дно и увязало. Пока его выдернешь, лодку снова прибьет к берегу. «Ситом воду я качала, начинай-ка все сначала». Я натужился, изловчился и, отогнав лодку, бросил якорь, чтобы спокойно завести мотор. Чинька недовольно косился на меня и увертывался от брызг. Вдруг — то ли ему надоели брызги, то ли моя возня с лодкой — он перемахнул через борт и поплыл к домику.
— Чинька, стой!.. Назад! — крикнул я. Но он и не подумал возвращаться. Вылез на берег, стряхнул с себя воду, открыл лапами дверь и скрылся в домике. Ветер захлопнул ее за ним.
Я и без того колебался: ехать домой или еще денек отсидеться? Погода для прогулок по морю совсем неподходящая. Вот даже в речке упругая рябь хлещется в берега, отороченные белой пеной. Может, Чинька прав, не стоит рисковать?.. Я вытянул якорь, дал ветру возможность поработать и очутился на берегу. Вытащив лодку повыше, чтобы ее не унесло, если сменится ветер, я отправился готовить обед.
Домой мы собрались в воскресенье вечером. Шторм утихал, порывы ветра сделались слабее, волнишки поубавились. Однако, несмотря на относительную тишь, я не пошел через залив напрямик. Я раньше попадал в такую свистопляску и поэтому направился вдоль берега, как бы в обход. Я знаю Амурский залив, знаю, что в самом его центре есть место между двумя островками-коврижками, где волны в сильный шторм беснуются, сталкиваются, опрокидывают друг дружку, и горе лодчонке, попавшей в это пекло. По-нашему это — круговерть. Увертливая, легкая лодка может благополучно выскользнуть оттуда, только бы не отказал мотор… Но опасность поджидала нас и на выбранном мною легком пути.
Удачно проскочили две небольшие банки, замеченные издали. Впереди оставалась длинная гряда ракушечника, одним концом упирающаяся в берег Шмидтовки, а другим выходящая на широкую, открытую воду. Ее не миновать. И вскоре я замечаю издали белые хаотичные бурунчики под нею. Подвожу лодку вплотную и иду вдоль банки. Вот накатывает крутой вал, взлетаю на него, разворачиваю лодку поперек отмели и даю полный газ. Лодка послушно разгоняется на гребне волны и с нею вместе переносится над острыми ракушками…
До полуострова Де-Фриз мы дошли более-менее нормально. Теперь нам предстояло двигаться по волне и ветру, а это значит, что идти будет еще труднее. Лодка идет рывками: то теряя скорость, то летя вперед. Она обгоняет волну, взлетает на нее и падает в огромную яму носом вниз. На какое-то мгновение испытываем ощущение невесомости. Чинька стоит на заднем сиденье и с трудом удерживается на ногах. И тут скорость, которая только что была помощником, превращается в неприятеля. Лодка зарывается в воду и останавливается, как автомобиль, наехавший на препятствие. А на корму наваливается очередная волна и глушит мотор.
«Спокойно, спокойно! — говорю себе. — А главное — быстро!..» И пробираюсь под тентом на корму, где навешен мотор. Вижу, как неотразимо наступает следующая волна, норовя погрузить в темно-зеленую пучину и меня, и мотор, и лодку. Успеваю отпрянуть, и она медленно и неохотно подныривает под днище, вздыбливая поочередно корму, нос, словно на гигантских качелях, и заливает моторный отсек Вычерпывать некогда…
В моем распоряжении несколько секунд. Кидаюсь вновь к мотору, сжимаю стартерный шнур в кулак, упираюсь коленями в переборку, второй рукой прибавляю газу и — рывок, еще рывок. Мотор взревел. Бросаюсь к рулю, и, как говорится: «Дай бог ноги!..»
И все это до подхода новой волны, которая не ждет, вот она, тяжелая, зеленая.
Мотор работает. Скорость маленькая, но все же скорость. Лодка уклоняется от заходящего с кормы девятого, а может быть, и девяностого вала, она подставляет борт наискосок. Маневр рискованный, но единственно правильный.
С приближением берега силы удваиваются, растет уверенность, что и на этот раз пронесет. Но еще боюсь в открытую радоваться, знаю, как вредна блаженная успокоенность на море. Берега жаждем нетерпеливо вместе с Чинькой.
Он уже переходит на мое сиденье и устраивается рядом. Прибавляю скорость… Только рассудок говорит, что у берега едва ли будет легче. Там волна раскатилась, как паровоз с горки, там отмели перед самым берегом, там надо успеть вытащить лодку на сушу до того, как ее захлестнет волной.
У нас три раза глох мотор. Три раза его заливало. Кормовой отсек отяжелел от воды. Лодка уже подходила к берегу, когда случилось непоправимое: волна свирепо накатилась сзади и поддала нам скорости. Удар волны в корму — заглох мотор. Еще удар — пол-лодки воды. Чинька выпрыгнул и поплыл к берегу. Лодку подхватило очередной волной, с маху ткнуло в береговую отмель и затопило по самое смотровое стекло.
Чинька вылез па берег и отряхнулся. Мне отряхнуться не удалось. Не удалось и вытянуть лодку на берег. На берегу же, как нарочно, нет никого.
Я стоял и наблюдал, как медленно, но верно забрасывает лодку морской травой, песком и илом.
Неприятности морского похода забылись на следующий день. Кабы не Лида, так мы бы о них и не вспомнили. Она запротестовала:
— Без меня больше не пойдете!
— Разве ты сможешь чем-нибудь помочь?
— Смогу, — уверенно ответила она.
Я вдруг осознал, насколько было бы мне легче и безопаснее в море, если бы со мной был помощник! Поддержать вовремя руль, вычерпать воду, завести мотор и, наконец, просто смотреть вперед.
Через несколько дней Лида, придя с работы, рассказала, что у ее сотрудницы не вернулись с охоты муж и брат. Нашли их лодку. В лодке были ружья, пустые банки из-под бензина и еще кое-какие вещи. И что на лодке был изображен дельфин.
— Дельфин? — переспросил я.
Счастливый случай удержал меня от опрометчивого выхода в штормовой залив, когда Чинька выпрыгнул из лодки. Трудно сказать, что его заставило сделать это, предчувствие ли опасности, или он просто замерз. Короче говоря, он спас меня. Неизвестно, какие испытания нам предстояли бы, не возвратись он тогда на берег.
Я подошел к Чиньке и потрепал его за загривок. Он прижал передними зубами обшлаг моего рукава.
— Эх Чинька, пес ты мой барбос!..
Происшествие
Раздольненский лиман рябило от легкого ветерка. Мы шли на лодке к устью реки. Справа высокий берег с залысинами полянок, слева — низкие острова, поросшие высокой травой. С нами был Чинька. Он сидел на своем месте, на заднем сиденье, и разглядывал знакомые ему по прежним походам берега.
Вдруг с ближнего острова раздался призывный лай собаки. Мы всмотрелись. На островке, окруженном широкими разводьями, бегала рослая собака, похожая на овчарку.
— Какие-то негодяи бросили собаку на съедение комарам. Она же там погибнет с голоду, — проворчал я.
Лида предложила:
— Давай заберем?
— Добро, — согласился я, — на обратном пути захватим и перевезем вон туда, к поселку.
На обратном пути мы подошли к островку и приткнулись к берегу. Еще издали, заметив приближающуюся лодку, собака кинулась к нам. И теперь у кромки воды нас ждала молодая, очень красивая и стройная овчарка. Светлосерый окрас мягко переходил в более темные тона на спине. Длиннолапая, хорошо сложенная, она так неуместно выглядела на этом пустынном берегу.
