Анатолий Харитонов - Чинька-Чинька
В хозяине с опозданием взыграл охотничий азарт. Он оставил весло, громко и некстати брякнул им о железный борт лодки, схватился за ружье и тут вспомнил, что оно не заряжено, а патроны упрятаны от сырости в рюкзак. Он медленно положил ружье на место и стал наблюдать. По мере того как лодка бесшумно, продвигалась сквозь стаю уток, они просыпались, отряхивались и лениво поднимались на крыло. Утки не спешили, как будто знали, что у охотников не готовы ружья, что сейчас эти люди совсем не страшны и опасаться их не следует. Чинька не выдержал. Взлаивал коротко и осуждающе.
В довершение приключения хозяин все-таки заблудился в тумане. Вместо устья речки Шмидтовки попал в устье Аббы. Хорошо еще в открытое море не угодили. Двое суток сидели горемыки в устье Аббы и ели одну только рыбу, вареную н жареную.
Кулики
В эту осень дождей выпало много, и вода затопила луга. В углублениях и топких местах и вовсе пройти было невозможно, и только на возвышениях золотилась подсохшая и задубевшая трава.
Чинька, как всегда, бежал рядом и возбужденно вертел головой по сторонам. То и дело вспархивали кулички. Идешь настороженно, чутко, кажется, готов любую птицу упредить выстрелом, а кулик пропустит тебя в высокой траве и внезапно взлетит за спиной. Циркнет, словно предупредит: «Вот он я, здесь… Лови!» И летит метров пятьдесят зигзагами из стороны в сторону. Это для того, чтобы ты не смог прицелиться. Отлетит — и в траву. Засечь место невозможно. Трава колышется под ветром, глазу зацециться не за что.
Чиньку я не учил стойке, подходу к птице и прочим премудростям, чему обычно учат своих собак серьезные охотники, которые к охоте относятся как к работе, добросовестно, со всей пунктуальностью. И собаки у них натасканы и не дают осечек, как и ружье, и выкладка у них особая. Мы же с Лидой выходили даже без брезентовых курток, хотя это обязательная принадлежность настоящего добытчика.
И хотя мы любили побродить с ружьишком, но, за редким исключением, собирались в лес экспромтом, стихийно. Возникла, скажем, в субботу идея отправиться на охоту, пять минут — и в путь. Ну и конечно же не однажды расплачивались за такую поспешность! Приедешь в ситцевой рубашечке и в кедах, и, как бывает в таких случаях, обязательно пойдет проливной осенний дождь, сразу похолодает, и укрыться негде. Вот и шлепаешь по враз заболотившемуся полю в кедах. Еще и сверху поддает, мочит. Даже кулик в такую погоду летать отказывается, а ты ходишь.
Вот в такой день и охотились мы с Чинькой. И хотя на этот раз я был экипирован как полагается, одежда набухла и отяжелела. Чинька с носа до хвоста промок. Бегает неохотно, лишнего шага не сделает, тащится рядом со мной ради приличия — не бросишь же хозяина одного на болоте. Вдруг он нырнул в сторону и бросился бежать. Да еще как! Сначала я подумал, что он за улетающей птицей ринулся. Это с ним случалось и раньше. Промажу я, кулик испуганно шарахнется и летит над полем низко-низко. Чиньку такое его поведение сбивает с толку, он и бежит, все надеется, что птица упадет.
Я окликнул Чиньку, но он будто оглох, а может, в азарте и впрямь не услышал… Я позвал еще раз, но тщетно. Теперь он несся, высоко подпрыгивая над травой, бросался из стороны в сторону, вертел головой, а иногда надолго пропадал в траве. Это было что-то новое в его поведении.
Я схитрил. Окликнул Чиньку и направился к лодке. Обычно он бросал все и возвращался, но тут даже не оглянулся. Я издал условный свист, к нему пес был приучен со щенячьего возраста, но даже это не возымело никакого действия. Ах так! Я рассердился и быстро, как только мог по колено в воде, пошлепал к лодке. Я готов был оттолкнуть ее и поплыть по течению до самого залива, пускай побегает по берегу, неслух. Чинька этого всегда боялся. Он заскакивал в лодку первым, стоило мне двинуться к ней.
Не доходя до стоянки, я услыхал короткий требовательный лай. Он означал одно: Чинька кого-то поймал и теперь ждет меня — поди, мол, разберись! Прислушался — да, зовет… Я, переваливаясь, как ванька-встанька, побежал к нему. А находился он от меня на приличном расстоянии. И теперь Чинькина голова торчала на самом краю заливного луга, где над травой почти что непроглядным облаком синел дождь. Если до сего времени я считал себя мокрым, то я ошибался…
Я бежал на голос Чиньки, не выбирая пути. В спешке не обходил колдобин, где скопилась вода; разбрызгивая ее, я шлепал по зыбкому и прогибающемуся травянистому ковру и несколько раз со всего маху падал; и наконец, погрузившись по пояс в воду, преодолел озерцо.
Добежал я до Чиньки, смотрю, а перед ним сидит, ощерив тонкие острые зубки, мокрый рыжий колонок. Он изогнул в дугу свое гибкое тело, стараясь показаться грозным, и бесстрашно сверкал выпуклыми глазками-бисеринками. Мех на нем слипся, мордочка сузилась, и весь жалкий и трагический вид его никак не соответствовал воинственной позе. Мой дед называл такого зверька хорем, большим любителем кур и цыплят. Колонок повернет мордочку в сторону Чиньки, ощерится, зашипит, и тот к нему не лезет, но только зверек бросится убегать — собака перед ним. У Чиньки кровь по носу, — видно, познакомились… Но Чинька рад — за весь день это наш первый охотничий трофей.
Мое прежнее недовольство собакой враз испарилось. Я стал так хвалить Чиньку, что тот, привыкший к сдержанной ласке, вздумал поиграть. Пес встал на задние лапы, а передние, облепленные грязью, водрузил на меня. До этого я был мокр, но чист. Теперь струи землистого цвета потекли по моей одежде в сапоги. Я поморщился и внутренне ужаснулся: «Он же меня вывозит — бабушка родная не узнает. Не отмоешься!» Но не отстранять же верного друга в такую торжественную для него минуту! И я погладил его, отчего рука тоже стала черной. Чинька впал в игриво-легкомысленное настроение и легонько толкнул меня, отчего я чуть было не упал, так как сапоги увязли в грязи.
— Чинька! — закричал я в отчаянии. — Ты, конечно, молодец! Но зачем пачкать меня?
Тут зверек, мелко дрожавший всем телом у моих ног, почувствовав, что его преследователь отвлекся, юркнул в траву и часто-часто зашлепал по воде. Чинька рванулся вдогонку, но я удержал его за загривок:
— Нельзя, Чинька, не трогай!
Пес непонимающе поглядел на меня, на убегающего колонка и явно огорчился.
— Мех у него еще не вылинял… — объяснил я, как будто Чинька понимал, что за пушными охотятся зимой, по снегу, когда мех становится густым.
Чинька конечно же уловил в моем поведении отсутствие интереса к колонку. И хотя это его огорчило, однако он повиновался. Как я замечал, его очень скоро переставали занимать вещи, предметы, живые существа, к которым были безразличны окружавшие его люди.
Наш «трофей» благополучно сбежал. Мы вернулись к стоянке и развели костер. Поднялся сильный порывистый ветер. Он унес прочь низкие тучи, а небо погрузилось в сумрачную тьму, хотя время приближалось к полудню. Стало прохладнее. Даже здесь, под прикрытием берегов, поверхность воды вздыбилась волнишками, невысокими, но частыми и злобно шипящими. Похоже, надвигался шторм.
…Вдали застрекотал лодочный мотор, кто-то поднимался по реке. Мы с Чинькой гостей не ждали, но раз уж они появились, примем дружелюбно. И вот из-за поворота вылетела плоскодонная самодельная лодка. На борту нарисован черный дельфин. В лодке двое мужчин в стеганых ватниках. Один — средних лет, кряжистый. Другой — молодой подвижный парень. Он ловко управлял лодкой и улыбался. Поравнявшись со стоянкой, они заглушили мотор. Мы с Чинькой подошли к берегу поближе, чтобы можно было поговорить. Мужчина постарше прокричал:
— Вы не скажете, где устье реки Раздольной?
Устье Раздольной найти нелегко. В море река втекает широко и просторно, недаром давным-давно исследователь Невельской ошибся, приняв устье Раздольной за место впадения реки Амур. Только километров через пять вверх заливчик неожиданно распадется на отдельные рукава, а сама Раздольная становится тем, что она есть на самом деле, — несудоходной ныне рекой со множеством отмелей. В образовавшийся заливчик впадают еще четыре довольно-таки многоводных реки — и все они отделены друг от друга узкими полосками земли, поросшей высокой травой и камышом. Тут и не угадаешь, где устье самой Раздольной…
В наше время мало кто знает, что в прошлом веке по реке Раздольной регулярными рейсами ходили пароходы от «Второй Коврижки» до села Раздольного и дальше. Перевозили они пассажиров и грузы, и был это кратчайший путь от Владивостока до Уссурийска, так как железной дороги тогда еще не было…
Похоже, что люди с «Дельфипа» без толку покрутились по заводям и теперь заблудились. Я показал им, в какой стороне Раздольная, растолковал, как в нее попасть. С «Дельфина» поблагодарили, взвыл мотор, лодка лихо развернулась и понеслась вниз по течению.
Мы с Чинькой постояли и занялись своими делами. Поднявшийся штормовой северный ветер развеял было дождь, но тучи все наступали и сеяли морось. Вечер был пасмурен и неприветлив. Мы с Чинькой не сетовали на погоду. Я решил, что заночуем здесь, а в море соваться и испытывать судьбу не станем. Времени у нас было достаточно, два выходных, и если шторм не утихнет, можно и отсидеться. Я сварил суп, приготовил чай, и мы с Чинькой сели пировать.
