Вьетнамская война в личных историях - Джеффри Уорд
Французские наемники, вооруженные самым современным оружием, помогли Гиа Лонгу создать свою империю, и он предоставил им торговые концессии в обмен на их помощь. Но ни ему, ни его преемникам не нравилось ни их присутствие, ни присутствие европейских миссионеров, которые уже более века занимались обращением вьетнамцев в римский католицизм.
В 1858 году, когда император казнил двух миссионеров, Франция послала флот, чтобы захватить порт Дананг. В следующем году французские военно-морские силы взяли Сайгон, а затем заставили императора уступить им три близлежащие провинции. В течение четырех последующих десятилетий французские войска захватили Хюэ и Ханой и неуклонно расширяли свою власть и влияние, пока в 1900 году французское колониальное правительство не смогло официально заявить, что «умиротворение Индокитая» завершено. «Великие [индокитайские] владения, — писал один из первых колониальных администраторов, — должны быть организованы как настоящие государства... и должны обладать всеми характеристиками, которые определяют государства, кроме одной: политической независимости».
Франция разделила Вьетнам на три части: французскую колонию Кохинхина, которая охватывала обширную, малонаселенную дельту Меконга на юге, и два «протектората» — Аннам, самую бедную и гористую часть страны, шириной всего тридцать миль в самом узком месте, и Тонкин, густонаселенную дельту Красной реки. Номинально эти протектораты находились под контролем сговорчивого потомка императоров Нгуен, но фактически ими — наряду с Лаосом и Камбоджей — как частью Индокитайского союза управлял французский генерал-губернатор из своего дворца в Ханое.
Французско-индокитайский союз
Французы утверждали, что они начали накапливать свою Индокитайскую империю просто для защиты верующих христиан, и заявляли, что всегда выполняют «цивилизаторскую миссию», призванную принести материальные и культурные блага якобы отсталому народу. Но их первоначальные мотивы были менее возвышенными. Французский Индокитай должен был обеспечить путь для проникновения на китайский рынок и создать буфер против британцев и голландцев, которые уже создали свои собственные империи из Индии, Бирмы, Малайи и Индонезии.
Что еще более важно, это давало блестящую перспективу разбогатеть за счет эксплуатации земли и ее людей. С этой целью французы изменили большую часть вьетнамского ландшафта. В Кохинчине они прорыли сложную сеть каналов, превративших десятки тысяч акров заболоченной пустыни в одну из самых продуктивных рисоводческих стран на земле. Они также построили современные порты в Хайфоне, Дананге и Сайгоне, чтобы вьетнамское сырье можно было более эффективно отправлять за границу, а товары французского производства можно было легче разгружать. Они также построили железную дорогу для перевозки французских товаров на север из Сайгона в Китай; Считается, что каждый третий из более чем 100 000 вьетнамцев, призванных прокладывать его следы, погиб в пути. Французы также вырубили горные леса, вытеснив племенных людей, средства к существованию которых зависели от них, и посадили на их месте миллионы каучуковых деревьев; малооплачиваемые контрактные рабочие, которые постукивали по деревьям, были опустошены малярией, и с ними «обращались как с человеческим скотом», признал один колонист, и «терроризировали надзиратели… На каучуковых плантациях люди имели привычку говорить, что дети не имеют возможность узнать своих отцов, а собаки — своих хозяев». На Севере десятки тысяч наемных рабочих рисковали своей жизнью под землей, добывая уголь, олово, вольфрам и цинк на благо инвесторов во Франции. Они работали по двенадцать часов в день, семь дней в неделю, и тех, кто пытался уйти, часто избивали, прежде чем заставить вернуться на работу.
Французские музыканты развлекают гостей в грандиозном кафе Grand Hôtel de la Rotonde в Сайгоне, 1920-е годы. Для французского морского офицера и будущего писателя Пьера Лоти выход на берег в Сайгоне стал «неожиданным ощущением возвращения домой… внезапное новое открытие шума и импульса города, открытых кафе, женщин, одетых во французском стиле, гул машин».
Французы утверждали, что начали создавать свою индокитайскую империю лишь для защиты христианских верующих, и всегда заявляли, что выполняют «цивилизаторскую миссию», призванную принести материальные и культурные блага якобы неимущему народу. Однако их первоначальные мотивы были менее возвышенными. Французский Индокитай должен был обеспечить путь к китайскому рынку и создать буфер против британцев и голландцев, которые уже создали свои собственные империи в Индии, Бирме, Малайе и Индонезии.
Еще важнее было то, что он открывал радужные перспективы наживы за счет эксплуатации земли и ее жителей. Для этого французы изменили большую часть вьетнамского ландшафта. В Кохинчине они создали сложную сеть каналов, которые превратили десятки тысяч акров болотистой дикой местности в одну из самых продуктивных рисоводческих стран на земле. Они построили современные порты в Хайфоне, Дананге и Сайгоне, чтобы вьетнамское сырье можно было эффективнее отправлять за границу, а товары французского производства — легче разгружать. Они также построили железную дорогу для перевозки французских товаров на север от Сайгона до самого Китая; считается, что каждый третий из более чем 100 000 вьетнамцев, призванных для прокладки путей, погиб в пути. Французы также вырубили высокогорные леса, вытеснив племенные народы, от которых зависело их пропитание, и посадили на их месте миллионы каучуковых деревьев; нищенски оплачиваемые контрактные рабочие, которые обдирали деревья, были поражены малярией, с ними «обращались как со скотом», признался один колонист, и «их терроризировали надсмотрщики.... На каучуковых плантациях люди имели привычку говорить, что у детей не было возможности узнать своих отцов, а у собак — своих хозяев». На Севере десятки тысяч контрактников рисковали жизнью под землей, добывая уголь, олово, вольфрам и цинк в интересах инвесторов из Франции. Они работали по двенадцать часов в день семь дней в неделю, а тех, кто пытался сбежать, часто избивали, прежде чем заставить вернуться к работе.
Головокружительный французский новичок, вытащенный на берег вьетнамскими носильщиками, 1902 год. «Французы обычно высаживались в Индокитае, решив быть в наилучших отношениях с аннамцами», — вспоминал один критически настроенный колонист. «Лишь постепенно, переходя от одного маленького недоразумения к другому, они пришли к изоляции и отделению от аннамского мира».
Но крестьянам, которые составляли 90 процентов населения Вьетнама, колониальное правление не принесло особых выгод. Подверженные французским монополиям на соль и алкоголь, иногда принуждаемые к бесплатному труду на общественных работах, обремененные постоянно растущими налогами и долгами, многие беспомощно смотрели на то, как земли, которыми они когда-то владели, переходят в руки крупных землевладельцев. К началу двадцатого века всего 5 процентов населения
