Поход на Москву - Коллектив авторов -- История
Неожиданно брат предложил мне поступить в батарею. «Смотри, — сказал он, — в телефонной команде служба у нас не очень тяжелая, опасность тоже не большая. В Донецком бассейне, несмотря на сильные бои, потерь у нас совсем не было, зато ты сможешь потом гордиться, что участвовал в освободительной войне, которая, кстати сказать, скоро кончится, а в будущем это может оказаться для тебя полезным». Возможно, что у брата соображения были главным образом материальные: помочь отцу содержать семью, а мне получить высшее образование. С согласия родителей я быстро сделался канониром.
Батарея «в походе» представляла собою длинный поезд. Помимо двух боевых площадок, двух небольших позиционных вагонов и двух вагонов со снарядами, были классные вагоны для офицеров и команды. Потом в теплушках шли кухня, кладовая, мастерские, прачечная, около док и так далее. Благодаря малому числу офицеров, им представлялась возможность устроиться с большими удобствами. В их вагоне первого класса каждый занимал отдельное купе, а из трех средних, соединенных, была устроена уютная столовая, по-морски называемая кают-компанией, в которой стояло даже пианино, принадлежащее командиру. Конечно, была у них и отдельная кухня, и услужливые вестовые из казаков, блаженные от того, что им не нужно выезжать на позицию или быть на фронте в конном полку. Помимо казаков, на батарее было некоторое число юнкеров, кадетов и добровольцев, главным образом из Ростова. Публика была хорошо подобрана, потому что служить в то время в такой части равносильно было выиграть в лотерею; хорошее питание, английское обмундирование, отсутствие строевых занятий, постоянная койка, а главное, только относительная опасность являлись привлекательными для всех.
Для своего развлечения офицеры зачислили в команду одного захваченного в плен известного московского певца Свирского, так что когда поезд базы задерживался на каком-нибудь пустынном разъезде, обыкновенно в нескольких десятках километров от фронта, то по вечерам можно было слышать мощный голос Свирского, разносившийся по степи, исполнявшего романсы, которые он певал в Москве для изысканной публики. Припоминаю некоторые отрывки из раньше мною не слышанных:
В вазе букет увядающих роз, Несколько начатых первичных строк, Рядом измятый и влажный платок, Влажный от слез.Потом сильно:
Что здесь схоронено женской душой? Что эти розы видали вчера? Кто здесь всю ночь так рыдал до утра Сам над собой?Или же:
Скажи, маркиз, мне, кто она? Скажи, маркиз, мне, кто она? Красавица кто эта? О мой король, моя жена, Моя жена, о дама эта.Из семи юнкеров, находящихся в команде, три были русских, два армянина и два еврея. Один русский и другой еврей Геш занимали ответственные посты комендантов, то есть посредников между командиром и железнодорожниками. Это были ловкие люди, умевшие ладить с путейским начальством, что было очень важно, потому что паровоз, машинист, кочегар, топливо и другие элементы предоставлялись нам ближайшим к фронту депо. У нас не было своего бронированного паровоза, ни своего машиниста, как у легких бронепоездов. Но эти бронированные паровозы большой выгоды не представляли, потому что их слабая броня легко пробивалась при прямом попадании даже трехдюймового снаряда. Через посредство этих комендантов доставлялась батарее и военная добыча, то есть грузы, брошенные в вагонах или на складах и имевшие ценность для нас. Конечно, таких удобных случаев представлялось не так много и, вероятно, коменданты на них частично наживались, так же как и железнодорожники.
Другого юнкера-еврея звали Фрицем. У него были актерские наклонности. Он знал множество песен, анекдотов, любил балагурить и делать остроумные замечания. Оба они были несколько старше других юнкеров, потому что до поступления в военное училище (при Керенском) уже служили в армии.
На позицию выезжало, обыкновенно, только одно орудие со своей командой и оставалось там в течение недели, потом возвращалось в базу, в резерв, а на его место прибывало другое. Это называлось сменами: в то время как первая стреляла, воевала, другая отдыхала, несла караулы и наряды на работы. Ни строевых занятий, ни идеологической пропаганды не производилось, за исключением утренней и вечерней молитвы при перекличках.
На позиции располагались так: впереди один или два легких бронепоезда, сзади на расстоянии около километра одно или два наших орудия, а паровоз с теплушкой отходили еще приблизительно на несколько сот метров. К боевому составу всегда прицепляли, как спереди, так и сзади, контрольные платформы, загруженные рельсами, домкратами или другими железнодорожными принадлежностями. Контрольные площадки служили, чтобы предохранять боевой состав от аварий в пути, а также для перевозки военных лиц или материалов в полосе фронта. Наблюдательный пункт выдвигался вперед или в сторону и помещался на каком-нибудь возвышенном месте или здании, с которого возможно было бы видеть расположение врага. Между ним и орудием протягивался полевой телефон (английского производства), посредством которого передавалась команда. Поступая на батарею, будущее казалось благоприятным и романтическим, но действительность оказалась совершенно иною.
На Валуйском направлении