Вьетнамская война в личных историях - Джеффри Уорд
Сотни католиков толпятся на пристани в Хайфоне, желая сесть на борт авианосца «Монтегю» и отправиться в путешествие на юг, что является частью грандиозной операции, которую американцы назвали «Операция «Переход к свободе». К 1956 году в Сайгонской епархии было больше практикующих католиков, чем в Париже или Риме.
Но когда в 1946 году началась французская война и семья покинула Ханой и переехала в деревню своих предков, спасаясь от боевых действий, старшая сестра Май, Тханг, бежала с мужем и шестимесячным сыном, чтобы присоединиться к Вьетминю в их горной крепости. Ее родители, вспоминала Май, «неоднозначно» отнеслись к их решению, «возражая против их идей о социальной революции, но сочувствуя их борьбе за восстановление национальной независимости».
Во время войны отец Май служил мэром Хайфона и губернатором прилегающей морской зоны, а также помогал организовывать подготовку новой Вьетнамской национальной армии. Наемные убийцы из Вьетнама трижды пытались убить его. Но когда пришли новости о Дьенбьенфу, вспоминает она, ее родители были «очень горды тем, что Вьетнамцы победили французов». С одной стороны, они чувствовали восхищение и уважение, а с другой — страх. И страх был более сильным чувством».
Май было тринадцать лет в 1954 году, когда страх заставил ее и остальных членов ее семьи бежать с Севера и начать новую жизнь в Сайгоне. «В то время Сайгон был для нас как чужая страна, — вспоминает она.
Одни ненавидели нас за то, что мы бросили Вьетнам и прилепились к французам; другие видели в нас «ковровых мешков», которые собирались украсть их работу и их миски с рисом, или которые собирались поднять цены на все и сделать жизнь трудной для всех.... Вместо того чтобы видеть в нас соотечественников, многие люди считали нас чужаками: они называли себя «вьетнамцами», а нас — «северянами».
Дуонг Ван Май, сфотографировано в Сайгоне в 1960 году.
Надписи на стенах, некоторые из которых были нацарапаны агентами ЦРУ, призывают северян бежать от коммунистического правления.
ЖЕСТОКОЕ ВРЕМЯ
Но никто в Северном Вьетнаме не планировал обычного вторжения. Покровители Ханоя, Китай и Советский Союз, неуклонно отдалялись друг от друга, и ни один из них не хотел поддерживать еще одну войну. В любом случае Хо Ши Мин и его товарищи были сосредоточены на восстановлении своей страны. Многолетние бои нанесли серьезный урон Северному Вьетнаму. Французы намеренно разрушили сеть дамб. Производство риса резко сократилось. Железные дороги больше не ходили. Огромные территории были покинуты фермерами, которые во время боев бежали в города в поисках безопасности.
Коммунисты ввели земельные реформы по образцу тех, что проводил Мао Цзэдун в Китае, с беспощадностью, в результате которой погибло до пятнадцати тысяч человек, включая не только помещиков и их союзников, но и многих крестьян, сражавшихся в рядах Вьетминя. Политика Ханоя была настолько жесткой и бескомпромиссной, что одна из провинций была доведена до открытого восстания, и ее пришлось усмирять.
В конце концов Хо извинился за «ошибки и недостатки», как и десятилетием ранее. Но к середине 1950-х годов более половины семей в Северном Вьетнаме стали землевладельцами, а Хо Ши Мин — «дядюшка Хо» — оставался героем для своего народа.
Отказ Дьема вынести вопрос о воссоединении на голосование горько разочаровал северовьетнамцев. Хо по-прежнему был полон решимости воссоединить страну, но чувствовал, что мало что может сделать для этого. Он опасался, что если Северный Вьетнам предпримет прямые военные действия, то Соединенные Штаты будут еще больше втянуты в борьбу, поэтому он предупреждал своих товарищей на Юге избегать насилия, проявлять терпение и делать ставку на политическую агитацию. «Наша политика, — объяснял Хо, — заключается в том, чтобы консолидировать Север и не забывать о Юге».
Это было холодным утешением для измученных южных революционеров, пытавшихся выжить в условиях все более сурового режима Дьема. Это было «свирепое время», — вспоминал один южанин. «Враг жестоко убивал людей», — вспоминала одна деревенская женщина. «Женщины теряли своих детей и мужей. Наши лидеры, наши товарищи соблюдали соглашение и не позволяли никому из нас его нарушать. Мы не знали, что делать, нам оставалось только смириться. Я сама была очень расстроена и хотела что-то сделать».
К 1957 году около 90% оставшихся в Южном Вьетнаме вьетминьцев были перебиты или уничтожены; многие из оставшихся скрывались. Они все отчаяннее обращались за помощью к Северу, а некоторые стали утверждать, что их северные собратья — трусы.
По мере усиления насилия на Юге в Ханое стали появляться другие лидеры. До самой смерти Хо Ши Мин оставался лицом вьетнамской революции во всем мире, но теперь он делил власть с людьми, которые стали нетерпимы к его осторожности, с людьми, о которых американцы почти ничего не знали. Самым важным из них оказался целеустремленный железнодорожный служащий по имени Ле Зуан. Он вступил в Индокитайскую коммунистическую партию в 1930 году, пережил почти десять лет одиночного заключения во французской тюрьме и координировал деятельность Вьетнама и коммунистической партии на юге страны во время французской войны.
Ле Зуан, фотография 1951 года. Хотя он будет главным стратегом военных действий Северного Вьетнама более четверти века, в Вашингтоне его мало знают и понимают.
Писатель Нгуен Нгок, тогда еще кадровый офицер Вьетнама, встретился с Ле Зуаном в 1951 году и позже вспоминал, что был поражен его красноречием и революционным пылом. «Я никогда не слышал, чтобы кто-то так говорил», — сказал он. В последующие годы, вспоминал он, Ле Зуань казался воплощением духа южан, страдавших при Дьеме: «Крестьяне в сельской местности отчаянно хотели восстать, и Ле Зуань перенес эту страсть на Север».
Страсть Ле Зуана сочеталась с его умением вести политическую борьбу, и в итоге он стал генеральным секретарем партии. По мере роста насилия на Юге он и его союзники по жесткой линии неуклонно набирали влияние в политбюро, пока в январе 1959 года Центральный комитет Коммунистической партии не принял новую программу, которую во Вьетнаме помнят как «Резолюцию 15». Она санкционировала применение вооруженной силы для того, чтобы «положить конец бедственному и несчастному положению народа Юга» и «нанести поражение каждой злобной политике американских империалистов и их марионеток». Битва за воссоединение по-прежнему будет вестись самими южновьетнамцами — как лояльными Вьетминю, так и простыми крестьянами, возмущенными жестоким обращением Сайгона с ними, — но
