Николай Зенькович - Мальчики в розовых штанишках. Очень грустная книга

— Об этом я ничего не могу пока вам сказать, даже если бы и очень хотела. Давайте поговорим на эту тему спустя некоторое время. Пока пускай ходят слу­хи. Когда-нибудь я либо опровергну их, либо со всем, что обо мне говорят, соглашусь. Но все это — позже...

В день своего 75-летия известный кинодраматург (фильмы «Дикая собака Динго», «Июльский дождь», «Старые стены», «Прохиндиада, или Бег на месте», «Прохиндиада-2» и др.) Анатолий Гребнев разоткро­венничался:

— Мы по наивности думали, что свобода— для разумных, образованных, взыскующих. А оказалось, что свобода не бывает только для хороших — она для умных и глупых, для честных и непорядочных. Вот мы и оказались в условиях свободы для всех. Говорю «мы», не отделяя себя от команды реформаторов того памятного киносъезда, потому что я удостоился чести быть в команде Элема Климова, — хотя печалюсь по поводу нашей недальновидности, ошибок... Мы проби­вали свободу для Германа, Муратовой, а кто ею вос­пользовался?! Какая масса бросового материала вы­плеснулась на людей!

О Галиче:

— Что касается Галича... Как ни грустно, но это одна из издержек свободы — создание мифов. Раньше были мифы советские, нынче— иные. Я близко знал Сашу, мы были друзьями, вместе вели мастерскую. Как многие в то время, Галич жил двойной жизнью. В картине «Июльский дождь» есть диалог: «Чьи это песни?» — «Это песни Коли Брусникина, художника. Днем он пишет картины в стиле Академии художеств типа «Комбайны вышли в поле», а вечерами сочиняет такие песенки». В этом диалоге мы с Хуциевым имели в виду Галича.

Каждый вечер, когда мы с Марленом работали в Болшеве над сценарием, в нашем домике пел Галич. Он жил жизнью преуспевающего сценариста, днем пи­сал сценарии для среднеазиатских студий или «Госу­дарственного преступника», где прославлял чекистов. Его песни начинались как шалости, как интеллигент­ская отдушина. Он никогда не был диссидентом, не стремился им быть. И то, что песни вышли за пределы кухни, было для него скорее фактом литературного признания, ему льстило это. По его версии, неприят­ности его начались, когда на свадьбе в доме члена Политбюро кто-то поставил пленку с его песней, и па­па невесты вознегодовал. А тут еще вышла в Сан- Франциско книжечка стихов с предисловием архиепи­скопа, где сказано, что автор — узник сталинских лаге­рей. Это особенно возмутило братьев-писателей... Ког­да он пел про Колыму, меня передергивало — вот за этим столом, в компании столичных интеллигентов, с пачкой «Мальборо», в замшевом пиджаке...

Борис Крюк — заместитель генерального директо­ра, продюсер телекомпании «Игра». Режиссер и веду­щий программы «Любовь с первого взгляда» (РТР), руководитель программы «Игрушка» (31-й канал). Ма­ма Бориса Наталья Стеценко — генеральный продю­сер телекомпании «Игра», а знаменитый Владимир

Ворошилов, муж Натальи Ивановны, воспитывал Бо­риса с детства.

— Все свободное время вы стараетесь проводить с семьей? — спрашивает корреспондент.

— В общем, да. Хотя есть у меня и некоторые «личные» увлечения. Например, люблю переезжать...

— Хобби у меня такое, я этим от бабушки своей заразился. Мы жили в Тушине, в комнате в комму­нальной квартире. И мы с бабушкой занялись обме­ном, как заправские маклеры. Искали объявления, выс­траивали цепочки. Мама, кстати, к этому делу совер­шенно не пригодна, мы доверяли ей только расклеивать объявления на столбах. Ее однажды даже в милицию за это забрали. В итоге ту комнату мы поменяли на две в трехкомнатной квартире, а потом через полтора года и вся квартира стала нашей. Потом еще много раз переезжали: семья большая. Мы и с Ин­ной меняли жилье три раза, думаем, что опять пора — уже четыре года в этой квартире живем.

— Я впервые встречаю человека, которому нра­вится переезжать, — искренне изумляется корреспон­дент. — Два переезда равны одному пожару — так, кажется?

— По-моему, нет. Во-первых, очень интересно ис­кать «варианты». Во-вторых, я не люблю два раза делать ремонт в одной и той же квартире. Мне инте­реснее переехать и заняться новым жильем. Я когда вижу, что у меня уже где-то обои отклеились, где-то пол поцарапан, то понимаю: пора «трогаться» с места.

Александр Коржаков, возглавляя Службу безопас­ности президента, пытался учредить знак, аналогич­ный знаку «Почетный чекист». Был изготовлен единст­венный экземпляр. Но проект осуществить не удалось. Когда в тесном кругу отмечали выход книги полков­ника В. Стрелецкого «Мракобесие», Коржаков награ­дил этим знаком его, зачитав приказ № 007.

Журнал «Жизнь» опубликовал этот документ, да­тированный 6 июня 1998 года. Приказ имеет следую­щее название: «О награждении почетным знаком «Служба безопасности президента» за достигнутые «ранее небывалые» результаты в деле защиты истинно государственных интересов».

Приказ гласит: «Наградить «вечного оперативни­ка» полковника Стрелецкого Валерия Андреевича — за разработку века (в масштабах России) и блестяще проведенную операцию «Коробейники», в результате которой россияне получили четкий ответ на вопрос: ху из ху, что в переводе означает — кто есть кто, а испол­нители оной освободили себя от бремени защищать свое Отечество негласно. Начальник Службы безопас­ности президента генерал-лейтенант А. Коржаков». После подписи — строка: «Дополнение прилагается».

Дополнение представляло собой аллегорическую пьесу в стихах. Ее автор— Александр Коржаков[1]. Пьеса была вручена Валерию Стрелецкому. О чем она — нетрудно догадаться.

СЦЕНА: после факта задержания жуликов-коробейников из шайки главаря по кличке «Рыжий», он же «Чуб».

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: царь, главный секретный воевода, стрелец, голос в телефонной трубке.

Буквально некоторое время после факта задержания.

Стрелец:

Разрешите доложить

Где чего и как лежит.

Государственное дело

Нам пришлось сейчас решить.

Воевода:

Не томи, да суть давай

И водой не разбавляй, Побыстрее, что к чему

Мне б не опоздать к нему. Допустил царь перегруз,

Не случился бы конфуз.

Стрелец:

Тут осечки быть не может

Взяли мы с поличным рожи,

Показания дают,

На коробку слезы льют,

А коробка не проста,

Вся от долларов толста.

Словом вот мой отчет

Тут замешан «Рыжий» черт.

Чую, могут его сдать

Нам к царю б не опоздать

Телефонный звонок. Воевода снимает трубку.

Голос в трубке:

Докладаю: спозарана

С ним гутарила Татьяна.

Упросила на прием

«Рыжий» хрен сейчас при нем

Царь же молнии метает,

Но словам его внимает

Как бы ты не опоздал

Покачнулсь твой пьедестал

Торопись, не то беда

Все бросай, беги сюда.

Воевода:

Да... стрелец, ты молодец,

Но кажись, пришел п...

Нас они опередили

И царю мозги отбили

Танька хуже всех проказ

Для Бориса ж божий глас

Мне ж бояться их негоже

И закон — всегда закон,

А Господь наш не Митрошка

До поры взирает он.

Покои царя

Воевода: (не успевает открыть рот)

Царь:

Был до сих пор ты мне надежа,

За тобой, как за стеной.

Не один пуд соли съели,

А теперь вот я смурной.

Мне дошли тут, понимаш,

Слухи от моих людей,

Что бредовых ты набралсь

От оппозиции идей.

Смуту страшную готовишь

И, почти переворот

Про коробку в три копейки

Раструбил на весь народ.

Ты людей мне самых верных

Оскорбил, почем зазря,

Подвергал их униженью

Не спросившись у царя.

Воевода:

Да не уж то мне не снится

Да неужто я в бодри,

С бодуна ты ль не проснулся

Мать твою переедри.

Или свет перевернулся,

Аль Рассея в полутьме

От воров терпеть обиду

Не сносимо мне вдвойне.

Говорил всегда я прямо

И скажу на этот раз:

Коль умом поизносился,

То не надо напоказ.

Царь:

Шта! Царю перечить смеешь?

И в глаза тут мне дерзишь?

Мне же дочка говорила,

Что поганишь мой престиж.

Я вас со стрельцом-собакой

Запеку на Колыму

Чтобы вы там сображали

Лет пятнадцать, что к чему.

Воевода:

Не грози — пустое дело.

Бог с тобой, уж коли так,

Но с тобой в одной упряжке