Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека - Я. А. Мильнер-Иринин
Но в коренное отличие от духовных принципов истинной человечности, каждое из нравственных правил может иметь исключения – именно, когда в реальной жизни под натиском враждебных обстоятельств перестает следовать духу принципа истинной человечности, которому это правило соответствует. Будучи внутренними средствами для реализации в жизни человека принципов истинной человечности, нравственные правила служат для нравственного воспитания человеком именно самого себя, своей собственной души – в отличие от средств внешних: материальных, воздействующих на мир вещественный, и средств, воздействующих на других людей с целью образования духовно и воспитания душевно уже других людей, а не себя.
Воспитание себя в нравственном правиле правдивости создает душевную атмосферу для претворения в своей жизни, реализации на практике духовного принципа совести – «О совести и чести и о высоком достоинстве человека». Оберегать в себе совесть – нравственно образующим себя человеком воспринимается как повеление его собственной совести вследствие совпадения в совести интимного и общечеловеческого. А поскольку абстрактный характер требований совести предполагает их конкретизацию в каждом отдельном случае самим данным, именно этим человеком, «никто кроме него самого не в состоянии правильно судить в его случае» (Тбилисский сб. С. 44). Правдивость является нравственным правилом благодаря исключительно тому, что отвечает духу принципа совести, «ибо только совесть есть начало нравственности, только она сообщает всему (любому правилу) характер нравственности. В той же мере, в какой правдивость противоречит принципу совести, принципам истинной человечности вообще, самому духу, живому содержанию нравственного закона, она вполне безнравственна» (Этика. С. 289).
Правдивость ради правдивости – безотносительно к принципу совести – нередко, в тех случаях, когда «идет вперекор с совестью, наносит нравственный вред непоправимый, например, когда правдивыми показаниями выдают товарищей по революционной борьбе их смертельным врагам» (Мильнер-Иринин Я. А. Категория «чистота» в науке этики. Личный архив. – Ред.)[6].
Воспитание себя в нравственном правиле серьезности создает душевную атмосферу для претворения в своей жизни, реализации на практике духовного принципа самосовершенствования – «Об интеллектуальном, эстетическом и моральном самосовершенствовании, или о нравственном самосозидании человека». Необходимо быть во всеоружии знаний и во всеоружии духовного развития, научиться различать истину и ложь, красоту и безобразие, правду и кривду – чтобы правильно разобраться в велениях совести и правильно их в своей жизни претворять. «Неустанной и систематической заботой об умножении, углублении и развитии знаний человек способен оградить себя от страшной нравственной болезни, именуемой умственной ограниченностью, когда он от всей души стремится поступать по совести, а на самом деле, не ведая того, действует вопреки ей – вразрез с истинно понятым духом ее велений» (Этика. С. 291–292). На спасительный путь добродетели человек может встать не иначе, как строжайше запретит себе не только недопустимые помыслы, в которых выражаются намерения, побуждения или мотивы к совершению какого- либо неблаговидного поступка, но и просто лживые, легкомысленные и бесполезные мысли, засоряющие ум.
Серьезность ради серьезности – безотносительно к принципу самосовершенствования – «сплошь да рядом вырождается в интеллигентский самоанализ, самокопание души в собственной грязи, в жалкий и скверно пахнущий пустоцвет, именуемый самобичеванием» (Этика. С. 291). В лучшем же случае серьезность ради серьезности способна сделать человека просто «безулыбчивым, а ведь улыбка отличает человека – животное не наделено способностью улыбаться» (Категория «чистота»).
Воспитание себя в нравственном правиле самоотречения (самоотверженности, самопожертвования) создает душевную атмосферу для претворения в своей жизни, реализации на практике духовного принципа добра – «Об истине, правде и красоте, или об историческом назначении человека». Творчество добра (добродетель) как творчество нового, идеального мира неразрывно с совершенствованием мира реального в той мере, в какой он подчинен законам принудительной необходимости бытия, оказывающей стихийное сопротивление нравственной энергии человека. Поэтому-то «непрерывное благородное горение целой жизни истинно добродетельного человека» и не обходится без жертв с его стороны, требует от него самоотречения, самоотверженности, самопожертвования, что и придает его жизни особую «значительность и обаяние настоящего подвига, делает его истинно прекрасной» (Этика. С. 292, 326). Содержание нравственного правила самоотречения составляет именно нравственное самоотречение в коренное отличие от самоотречения простого, присущего в известных пределах также и животным. «Ни одна самка не станет есть прежде чем не насытятся ее детеныши; что же удивительного в том, что и человек поступает так же?» – но у человека это простое самоотречение распространяется более широко: не только на собственных детей и не «только на кровных близких, но и на близких по духу – друзей». Однако же забота о благе своих родных и близких (друзьях) – прежде заботы о благе собственном равносильна тому, «чтобы опять-таки заботиться лишь о собственном благе, ибо что такое родные и близкие человека, как не он сам?» Такая забота и остается актом самоотречения простого, но уже человеческого, а не животного. И совсем другое дело заботиться – прежде собственного блага – о благе постороннего тебе человека, считая это благо «высшим собственным благом».
Забота о «высшем собственном благе» становится актом уже не простого самоотречения, но самоотречения нравственного. «Нравственное самоотречение есть не что иное, как идеально преобразованное в соответствии с принципами истинной человечности простое самоотречение. Не будь этого простого самоотречения, нравственное самоотречение было бы беспочвенно, выглядело бы как возникшее из ничего, ибо человек – не чисто духовное, но именно реально-духовное существо» (Этика. С. 294). Высшая же степень нравственного самоотречения, отмеченного печатью бессмертия, имеет место тогда, когда борьба за добро, за реализацию принципов истинной человечности требует от человека даже самой его смерти. Однако он не вправе жертвовать своей жизнью, если всесторонний анализ обстоятельств свидетельствует со всей неумолимостью, что жертва эта напрасна: не только не приведет к непосредственному осуществлению нравственной цели, но и не подготовит почву для ее осуществления в дальнейшем. И в той мере, в какой принцип добра «содержит в себе указание на высочайшую цель и верховный смысл человеческого существования вообще» нравственное самоотречение в качестве нравственного правила характеризует высокую душу человеческую. (Этика. С. 295). Без принципа же добра самоотречение «вырождается в недостойную игру собственной жизнью, в бессмысленное расточительство сил и средств» (Этика. С. 294).
Воспитание себя в нравственном правиле справедливости создает душевную атмосферу для претворения в своей жизни, реализации на практике духовного принципа общественной собственности – «Об общественной собственности, свободе и равенстве». Бороться за общественную собственность на средства производства и хранить ее как зеницу ока – прежде всего означает
