Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса - Делягин Михаил Геннадьевич
При этом в нашей стране прямо-таки трогательной выглядит смычка выпавших из власти либералов от оппозиции и их прежних «системных» коллег, в силу более высоких административных способностей (а часто, не будем этого отрицать, и моральных качеств) удержавшихся в правящей бюрократии (или кооптированных в её состав).
Ведь представители последней точно так же воспринимают любую критику сначала как «оплаченную американским и британским империализмом и вашингтонским обкомом» (в крайнем случае, бежавшими за границу от уголовных дел и до того покровительствовавшими им олигархами, кровавыми когтями тянущимися к горлу молодой «сувенирной демократии»), причём с началом специальной военной операции для подчеркивания собственного патриотизма они склонны трактовать даже указание на самоочевидную реальность российской жизни как «пропаганду ЦИПСО[180]», а затем – как диверсию той или иной группы бюрократов и олигархов против другой в принципе такой же группы.
Конечно, информационные войны, вопреки перманентной пропагандистской истерике по поводу незыблемости неумолимо стоящей на всю Россию «вертикали власти», бушевали в «нулевые» и десятые, да и продолжают бушевать в двадцатые годы ничуть не хуже, чем в пресловутые 90-е (Ельцина его доверенные сотрудники пару раз, помнится, даже досрочно «хоронили» с хорошим коммерческим эффектом, но вот не женили заново его всё же ни разу), и никому не хочется быть использованным ловкими (и в бытовом плане обычно довольно-таки мерзкими) ребятами в совершенно не имеющих к нему отношения посторонних корыстных целях.
Однако не стоит забывать, что даже в совсем чужой войне, в том числе и информационной, можно и должно участвовать, если она ведется за правое дело.
12.4. Немотивированная агрессивность
Заблокированность восприятия реальности естественным образом выражается среди прочего в органической неспособности либералов даже воспринимать инакомыслие и тем более – уважать чужую точку зрения. В сочетании с острым ощущением личной ущемленности (естественной для крайней идеологизированности, да ещё и в сочетании со всё тем же системным игнорированием реальности) эта нетерпимость порождает крайне высокую агрессивность, проявляющуюся не только в общественно-политической жизни, но часто и на сугубо бытовом уровне.
Данная черта характерна для аудитории интернет-форумов и социальных сетей в целом, однако там она порождается в основном низкой образованностью, бескультурьем и заведомо ложной иллюзией анонимности (и, соответственно, безнаказанности); понятно, что указанные причины к основной массе статусных либералов (в том числе и российских) попросту неприменимы.
Вопрос «сколько сребреников тебе заплатили, Иуда?» в качестве основного содержательного возражения на высказывание чуждой точки зрения даже у престарелых выходцев из среды советских интеллектуальцев до сих пор гармонично переходит в угрозы – от прямого обсуждения знаменитой «нерукопожатности», то есть организации внутрилиберального бойкота, до ставшего стандартным в силу своего изящества выражения «Отстаньте уже от нас… А то ведь мы и впрямь начнем предполагать разное.»
Патологическая агрессия является для обычного либерала не просто нормальным, но и (в силу запрограммированной либеральной идеологией специфики его сознания) единственно доступным ему способом дискуссии.
Забавно, что эта особенность в полной мере проявляется и в отношении либералов к своим же собственным партнерам, пусть даже и заведомо ситуативным. На автора данном книги, в частности, особенно глубокое впечатление произвел в далеком 2008 году один из либеральных организаторов оппозиционной Национальной ассамблеи (в рамках которой тогда попытались объединиться правые, левые и патриотические оппоненты правящей бюрократии; попытка провалилась именно из-за откровенного безумия и патологической агрессивности либералов), вдумчиво, со вкусом и без всякого повода ставший во всех подробностях рассказывать одному из участников-коммунистов, как он поучал своего сына, что хорошие коммунисты всё же бывают, – но только мертвые.
Это действительно был честный максимум сотрудничества с инакомыслящим, на который в принципе может быть способен добросовестный либерал (причём далеко не только отечественной сборки).
12.5. Одномерность мышления
Несмотря на неизбежные колоссальные трудности и проблемы, лишь частично описанные выше, либералы и по сей день остаются качественно образованнее и успешнее большинства граждан России в целом.
Это объясняется прежде всего либеральным характером самой современной российской власти, прежде всего в социально-экономической сфере, в силу которого она по-прежнему, как и в 90-е годы, вполне логично и закономерно открывает основные возможности именно перед своими верными единомышленниками, а не перед глубоко чуждыми ей, например, социально-патриотическими элементами. Особенно демонстративно, – хотя и отнюдь не наиболее последовательно, – такой подход реализуется в современных отечественных науке, педагогике и культуре, включая эстраду.
Однако, несмотря на относительно высокую образованность либералов (кстати, именно благодаря им этот термин стал обозначать уже не кругозор и профессионализм, а прежде всего прагматически необходимую натасканность в каких-то отдельных разрозненных вопросах), наибольший их отклик вызывают не материалы, содержащие относительно сложные мысли, аргументы и доказательства, а предельно примитивные агитки, состоящие из по-разному поворачиваемых (один-два максимум!) лозунгов. Даже в глубоких или затрагивающих широкий круг вопросов статьях реакцию общественности (да и редакций, чего греха таить) вызывают обычно мелкие, содержательно не значимые детали.
Безусловно, этот порок восприятия является во многом технологически обусловленной и потому вполне объективной особенностью интернет-аудитории и аудитории социальных сетей как таковой [18]. Однако именно у исповедующих либеральную идеологию он в силу их качественно большей формальной образованности и навязчиво демонстрируемой окружающим формальной, внешней культурности сильнее всего режет глаз и вызывает изумление.
Другим массовым проявлением технологически обусловленной примитивизации восприятия является органическая неспособность воспринимать мир многомерно [18], – и она тоже в наиболее яркой, болезненной со стороны и вдохновляющей своих жертв форме проявляется именно у либералов. Увы, речь идет отнюдь не о стандартном демагогическом приеме огрубления и примитивизации любого вопроса сведением его к дихотомии «черное – белое», а о действительной неспособности воспринимать (и, соответственно, использовать) более одной стороны любого явления.
В середине «нулевых» автор этой книги, немало озадаченный тогда указанной спецификой либерального восприятия, поставил эксперимент и специально в одной и той же статье и поругал, и похвалил тогда ещё живого и крайне актуального Жириновского. Для абсолютного большинства читателей это оказалось вполне естественным: даже предельно жестко выступая против этого деятеля, добросовестные наблюдатели не могли не отмечать его сильные (а для многих часто и симпатичные) стороны.
И лишь посетители либеральных Интернет-форумов – причём массово – впали по этому поводу в искреннее негодование и яростно критиковали автора данной книги, причём не столько даже за мнимую поддержку Жириновского, сколько за высказывание противоположных тезисов в одном и том же материале. Сама мысль о хотя бы принципиальной возможности существования не совсем однозначных явлений просто не умещается в сознании типичного либерала (и, повторим, далеко не только российского: российский либерал на фоне своих единоверцев из развитых стран представляется ещё наиболее человекообразным).
Да, обычный либерал был глубоко убежден (как минимум с вошедшего в историю политических технологий стакана сока, выплеснутого после получаса репетиций до начала съемок в успешно провоцировавшего его на этих съемках Немцова), что Жириновский – подонок. Да, этот же либерал своими глазами видел его вполне очевидный успех и понимал, что этот успех означает как минимум эффективность Жириновского как политика. Однако современное либеральное сознание по самой своей природе так примитивно, так одномерно, что эти две простейшие мысли, строго говоря, отнюдь не противоречащие друг другу, просто не помещаются в нём одновременно, – и первая напрочь вытесняет вторую.
