Вячеслав Миронов - Я был на этой войне
— И ничего такая, смазливая. Она нам давай глазки строить, и говорит, что пропустите, мол, меня, а я с вами прямо сейчас и рассчитаюсь. Время было часов семь утра. Мол, никто и не заметит.
— Ну, и как, мужики?
— Нет, товарищ капитан, мы ее пальцем не тронули. Только когда мы ей отказали, она начала кофту как-то дергать, тут я ей и в ухо приложил.
— Прикладом?
— Да это же баба. Череп лопнул бы. Был бы мужик — тогда другое дело, а так с нее и кулака хватило. Кофточку рванули, а оттуда пистолетик вроде детского вывалился. У генерала такой видел.
— ПСМ?
— Да. В сумке у нее бинты, вату нашли, а за подкладом сумки карту. Посмотрели — чистая, мы ее комбату отдали.
— А что-нибудь не так? Надо было ее на месте кончить? Или отпустить?
— Нет, ребята, все в порядке. Вы все правильно с делали.
— Смотри, куст шевелится!
И точно, примерно в ста пятидесяти метрах от нас со стороны противника шевелились кусты. Присмотревшись, увидели, что группа пехоты порядка двадцати человек ползет в нашу сторону. Ближе подпускать их было опасно. Мы тут же открыли огонь из автоматов. У бойцов на бруствере стоял автоматический гранатомет АГС-17.[16] Я сел за него. Примерно, на глаз, выставил сектор обстрела, Он бьет по площадям, в определенном ему секторе, укладывая гранаты в шахматном порядке. Как только мы начали обкладывать духов, они поняли, что обнаружены и также начали нам отвечать. До наших было метров триста, и они уже спешили к нам на помощь.
Духи решили поддержать своих минометном огнем. Первые мины разорвались далеко у нас за спинами. Затем помню только яркую вспышку и все… Звиздец!!! Если кто рассказывает, что у него за секунду пронеслась вся его жизнь, то передо мной ничего не проносилось. Просто вырубился, как будто умер. Ничего не чувствовал. Звиздец полный — конец всем мечтам, чаяниям. Финиш.
Через некоторое время очнулся на дне окопа, хотя до этого сидел у гранатомета, на бруствере. Держусь за голову, правый глаз не видит, отнимаю руки, они все в крови. Башка разламывается, каждое движение причиняет дикую боль. Правая нога тоже болит. Превозмогая боль, опускаю глаза и аккуратно щупаю ногу. На месте. Тут кто-то сдирает с меня шапку: блядь, больно же. Это один из бойцов, что был со мной. В ушах ватная пробка, почти ничего не слышу, очередная контузия. Перевязывает меня. Очень бережно щупаю правый глаз — на месте, но почему не вижу?
Пока боец не очень-то вежливо начинает меня перевязывать, слышу треск автоматов. Отталкиваю солдата:
— Иди, я сам справлюсь.
Боец понятливо кивает головой, поднимается в рост и стреляет. В окоп летят дымящиеся гильзы от его автомата. Я кое-как замотал бинт вокруг головы, свободным концом протер правый глаз. Видит, просто кровью залило. Шатаясь, поднялся на слабых ногах. Когда вставал, заметил, что в окопе неподалеку лежит солдат. Верхней части черепа у него не было, срезано, как острым топором. Кремово-серая масса его мозга была разбрызгана по окопу, рядом лежала верхняя часть черепной коробки с остатками скальпа. Значит, мне еще повезло. Посмотрим, что дальше доктора скажут.
Не было никаких эмоций, за происходящим наблюдал как бы со стороны. Было только жаль, что так мало сделал, что еще молодой, и мог бы сделать больше. Страха перед смертью не было никакого — уже так давно смотрю ей в глаза, что привык. Ну, значит, пришел и мой черед. Но почему тогда не сразу? Без боли, мучений, прилетело и вот так, как этот боец, с которым я лежал под обстрелом на Минутке, я бы лег рядом? Почему? Или еще не время?
Уцелевший боец стрелял из автомата, я подобрал с бруствера свой и тоже присоединился. Думал, что прошло много времени, но, судя по тому, как быстро к нам приближалась помощь, я лежал без сознания не более трех минут. Повязка постоянно пыталась свалиться, я стрелял, правый глаз опять стало заливать кровью. Перекинул автомат с правой руки в левую. Непривычно. Стал стрелять из подствольника. Поначалу смотрел, куда падают гранаты, но это было долго, и каждый разрыв капсюля-детонатора причинял раненой голове нестерпимую боль. И поэтому я стрелял в сторону противника не глядя, механически вставляя гранату и нажимая на спусковой крючок. Заталкиваю следующую. Кто-то положил руку на плечо и попытался вынуть автомат из рук. Я дернулся и, задрав голову (кровь начала заливать и левый глаз), увидел Игоря — комбата.
— Все, Слава, все. Мы отбили их, — с трудом услышал я.
— Давай, садись, мы тебя перебинтуем.
— Игорь.
— Да, Слава.
— Передай Юрке, что она «духовка». Что она лазутчица. Передай обязательно. Обещай.
— Обещаю, Слава, и карту отдам. Разведчики посмотрели. Там нанесена обстановка моего батальона и КП бригады очень подробно. Ты был прав, что она гадина.
— Игорь! Она — «духовка»! — в тот момент я был счастлив, что оказался прав.
Мне хотелось только одного: чтобы — если я помру и не доеду, — передали всем, что они не правы, они отпустили врага. Хотели мне вколоть ампулу с промедолом, я отказался:
— Нет, мужики. У меня с собой есть документы, вот когда я их передам Юре, тогда, пожалуйста, колите хоть цианид, а пока — везите на КП.
— Тебя к медикам надо.
— Это потом. Вначале на КП. Если не доеду, то передайте Юре, что она «духовка», это стало моей идеей фикс.
Меня погрузили на БМП, дали офицера в сопровождение и повезли. Разведчики уехали чуть раньше, до начала атаки, карту взяли с собой. Пока везли, меня пару раз рвало, и от тряски я терял сознание. Добрались на КП. Меня тут же внесли в зал для совещаний.
— Где Рыжов? Рыжова сюда! орал я на все КП. — Передайте ему, если его нет, что она «духовка»!
— Слава, тихо. Мы уже знаем, разведчики передали карту. Не волнуйся.
Я с упорством пьяного идиота все продолжал неистовствовать и кричать, что Хава, которую отпустили, — лазутчица. Сан Саныч не мог смотреть мне в глаза, только подошел и тихо сказал:
— Это, Слава, тебя Бог покарал. Предупреждение.
— Если бы ты, Сан Саныч, не отпустил ее, то и башка была моя цела, а то разжалобился с Юрой…
Пришел Юра. Завидев его с порога, я заорал снова:
— Юра! Я был прав! Она — «духовка»! Она — «духовка»! У разведчиков карта, с нанесенной диспозицией КП бригады, первого и второго батальонов.
— Слава, успокойся. Сейчас поедем к медикам.
— Хорошо, только возьми мой блокнот, там есть кое-что, может пригодиться.
— Давай, и поедем в Петропавловку.
Меня перевязали, обмыли лицо, глаз стал видеть. Юра налил мне полстакана водки и себе немного, выпили, поехали.
На каждой кочке, выбоине меня здорово мотало и начинало мутить. Водка была хорошая, значит из-за головы. Приехали к медикам. Там нас уже ждали. Я сам спустился и вошел в кабинет. Раздели, положили на холодный металлический стол. Надо мной склонился мой приятель Женя Иванов:
— Привет, Слава! Что с тобой?
— Хрен его знает, Женя, мина рванула рядом, одному бойцу снесло полголовы, а меня только зацепило. Женя, ты помнишь наш разговор, когда мы чистили аптечные склады?
— Ничего не помню, — буркнул Женя.
— Помнишь, сукин сын, помнишь. Я не хочу быть инвалидом, тем более — по голове. Если надо будет вскрывать череп, то можешь ничего не делать, чтобы совесть не мучила, просто дай мне шанс. Перед операцией я выйду во двор покурить. Договорились?
— Ни о чем мы с тобой не договорились, сейчас вкачу лошадиную дозу успокоительного, чтобы не дергался.
— Я тебе вкачу. Сделаешь то, что я тебе сказал!
— Да, пошел ты…
— Давай, смотри, позже разберемся, кто куда пойдет. Об одном прошу, если будет возможность не вскрывать череп, то не делай этого без особой нужды. Не любопытствуй, все равно там мозгов не обнаружишь. Кость.
Женя со своим ассистентом вкатили мне промедол, еще чего-то, сделали небольшой разрез кожи на лбу, достали осколок, подарили тут же мне его. Но, по их словам, не было ясной картины. И они отправили меня в госпиталь, что на Северном. Погрузили в МТЛБ с красными крестами на боку и крыше, рядом сел Юра. Поехали. От лекарств, ранения, контузии меня здорово мутило. Механик гнал машину мастерски, лихо перекидывая передачи, стараясь не сбавлять обороты; проехали «зеленку», нас не обстреляли. Поехали по Грозному. Где-то в районе центра раздалась очередь, и что-то прогрохотало по бортовой броне. Машина остановилась. Плен не входил в мои планы, тем более с пробитой башкой. Оружия у меня с собой не было, кроме «родной» гранаты. Я беспомощно посмотрел на Юру. Тот ободряюще кивнул и, отворив дверь, осторожно выглянул наружу. Старшина с кем-то переговаривался, потом распахнулась дверь, и меня осветили фонариком, прямо в глаза, сволочи! Через минуту снова поехали. Юра рассказал:
— По радио сообщили, что со стороны духов прорвался БТР и уже разгромил два блок-поста. Они думали, что это мы. Хорошо, что старшина успел запустить осветительную ракету, а то бы расхреначили нас к чертям собачим.
