Вячеслав Миронов - Я был на этой войне
Но именно тогда все было как в Грозном. Снова адреналин бушевал в крови, все тот же привкус крови во рту. Страх, замешанный на азарте в душе, сумасшедший блеск в глазах. Я снова в деле!
Вперед! Вперед! Перекатом, в полуприсяде, до ближайшего кустарника. Юра рядом, в паре метров Пашка тоже прилаживается и поливает кустарник на крутом холме из автомата. Юра встает на одно колено и стреляет из подствольника, мы с Пашкой его прикрываем. Тут же рядом и другие офицеры и солдаты стреляют, окапываются. Первый шок от внезапного нападения прошел. Засиделись мы за это время. Забыли что такое настоящий бой. Зажирели. Мышечная память начинает работать. Перекат, перекат, очередь. Что-то шевелится, очередь туда, для верности еще одну. С Юрой работаем в паре хорошо. Он видит направление моей стрельбы и также посылает туда пару гранат. Один из разрывов гранат отличается от прежних. Одновременно с ним слышится крик. Кому-то из духов звиздец.
И вот духи дрогнули, попятились. Дави их, мужики! Ату, фас! Все это почувствовали, усилили натиск. Даже без оптики видно, как духи удирают. Кусты шевелятся, в просветах мелькают их спины. По радио тоже передают, что подобная картина и у первого и второго батальона. Тесним духов! Победа! Первая за столько дней ожидания. Живем, мужики! Вперед!
И тут кто-то вмешивается по радио и отдает какую-то непонятную команду. Сначала никто толком не сообразил что к чему. Думали, что духи шалят, отвлекают внимание, сбивают с толку. Вышли на другой частоте, других позывных, переспросили. Нет, все правильно. Прекратить перемещение, из боев выходить и возвращаться на исходный рубеж. Дурдом какой-то. Никто ничего толком понять не может. Все в недоумении. Было бы понятно, когда нас теснили бы, давили бы духи, и мы не могли с ними справиться собственными силами. А тут нет, мы их давим — и приказ отступать!
Первая мысль у всех была, что это предательство в Ханкале.
— Уроды московские!
— Все, что только можно предали.
— Точно, сейчас пришел наш черед!
И вот мы начали крайне неохотно возвращаться на исходные позиции в Петропавловку. Получалось, что духи бежали от нас, а мы от духов. В кошмарном сне такое не могло никому привидится. В глазах местных жителей выходило, что мы испугались и трусливо бежали. Духи сильнее. Когда вновь входили в станицу было видно по глазам встречавшихся на пути, что они торжествуют. Зато мы были злы, как черти в аду. На месте нашей прежней стоянки уже копошились местные, собирая, то, что мы не успели вывезти. Выстрелами в воздух разогнали их.
Глава 23
Генерал, комбриг, начальник штаба, не переодеваясь, сразу поехали в Ханкалу, разбираться. Оказалось, что из-за дождей, видите ли, остальные части не смогли передвигаться. Завязли, сукины дети! Одна, лишь, Сибирская махра сумела вывести технику и выполнить поставленную задачу. Недоноски элитные! Сибиряки вгрызаются в асфальт в Грозном, идут вперед, рвут жилы, гробят технику, а остальные засранцы не могут по грязи передвигаться. Блядь, так что получается, будем только в июле воевать?
Так и простояли мы без движения еще три дня. Через день дождь закончился, поднялся ветер, выглянуло солнце, подсушило дороги, землю. Поехали!
На этот раз переход прошел без каких-либо эксцессов. КП бригады разместилось в школе, которая уже больше года не работала. Не нужны были Дудаеву образованные люди. Читаешь Коран — значит, уже академик. Дети гор, что поделаешь.
Школа была разделена на два корпуса. В первом разместился сам штаб, а во втором — через дорогу — разведчики, химики, через несколько недель к ним присоединятся медики. Пока медики остались в Петропавловке. Позади школы находился скотный двор, там разместился узел связи и прочие службы.
Мы с Юрой поставили свою машину перед школой. По соседству по доброй традиции устроился Серега Казарцев, рядом строевая часть, секретка, там же и склад топокарт. Строевую часть возглавлял прибывший по замене майор Серега Артамась. Прозвище у него было — Фантомас. На что он, правда, здорово обижался. И только друзьям позволял так себя называть. Нас с Юрой он был значительно старше, считал выскочками. Да мы к нему в друзья и не набивались.
Началось знакомство с местными. Они как всегда заверяли нас в своей лояльности, охотно рассказывали страшные сказки о духах, как те над ними издевались и т. д. и т. п.
На следующий день произошел забавный случай. У комбата второго батальона случился день рождения. На войне день рождения — это особый случай. И вот замполит этого батальона пошел на самоубийственный, но благородный, поступок. Ночью вместе с водилой он угнал два БМП, проехал за ночь все блок-посты, попав пару под обстрелы, неизвестно чьи, но вышел из них живым: дуракам везет. Приехал под утро в Моздок, хотя там тоже усиленные милицейские посты на въезде и военных как грязи, но, тем не менее, — это факт. Подрулил к магазину «Хлеб-Торты», поднял сторожа, тот позвонил директору. Когда приехал перепуганный директор, ему популярно объяснили, что им нужен самый лучший торт, который он только может найти у себя. Конечно, от него никто не требует Новосибирский торт, ведь всем в бригаде известно, что только там умеют делать самые вкусные торты. По случаю войны сойдет и хреновый, местного производства. Директора магазина это сильно обидело. Он собственноручно вынес и запаковал самый лучший, большой торт с надписью «С Днем Рожденья!». В придачу дал свечей для украшения. Протянутые деньги отвергнул.
Купив по дороге на оставшееся деньги шампанского и водки, замполит под утро вернулся в свой батальон. Каково же было удивление и радость комбата, когда поутру весь построенный батальон поздравил его тортом и шампанским. Правда, того батальона было всего-то тридцать человек вместе с комбатом и его заместителями, хотя и держали они участок обороны длиной в три километра. И это не анекдот и не солдатская байка про ночной поход за тортом, чистая правда, нет ни грамма вымысла. Вот, что значит на войне уважение и взаимопонимание. И не лизоблюдство это. Все воюют не за страх, а за совесть. Будешь думать о наградах, повышениях, свои же быстро тебя раскусят, и никто не будет тебе прикрывать спину в бою, никто не поделится глотком воды, водки. Ты или в коллективе, или труп, третьего не дано.
По ночам стали обстреливать наших часовых. Жертв не было. Пришлось всю территорию перед собой заминировать и обставить растяжками. Когда пару раз ночью кто-то подорвался, обстрелы прекратились. А также произошел довольно примечательный случай. Слышит часовой шорох. Кричит: «Стой! Пароль пять!» А в ответ тишина. И срабатывает одна растяжка, через секунду вторая, третья. Попутно сигнальные мины запустились. Это когда при срабатывании растяжки в воздух поднимается около двадцати осветительных ракет, не сразу, а по очереди. Салют, иллюминация, свист.
Весь караул и кто был рядом прибежали, думали, что прорыв, стали отбивать атаку. Стреляют, осветительные ракеты запускают, но тихо. В ответ никакой стрельбы, тишина. И не видно никого. Успокоились, усилили караул на всякий случай, до утра было все спокойно. А с рассветом пошли смотреть, что же там произошло. Нашли только обрывки черной кошачьей шерсти. Видимо кот сорвал одну растяжку, затем испугался взрыва, рванул и зацепил еще две. Последняя растяжка его погубила, или наша стрельба прикончила, не знаю.
Жизнь походная шла своим чередом. Размеренно, спокойно. Днем мы обстреливали дорогу, связывающую Гудермес и Аргун, с позиций второго батальона она просматривалась на восемьдесят процентов, обстреливали пригороды Гудермеса. На склонах господствующего холма расположились позиции боевиков, охранявших подступы к городу. По разведданым, а также из радиобесед с духами узнали, что там обосновался неизвестный тогда еще никому Басаев Шамиль. Спецназовцы, что приезжали к нам в гости, охотно разговаривали с ним, вспоминали тренировочные лагеря ГРУ под Москвой, а также совместные операции в Абхазии, Осетии. Приглашали друг друга в гости.
По ночам, а иногда и днем, позиции духов обрабатывали установки залпового огня. Иногда удавалось рассмотреть, как над головой проносятся смутные силуэты громадин. Мы называли их «телеграфными столбами» и «гуманитарной помощью братскому чеченскому народу». Когда работала реактивная артиллерия, было спокойно спать. Кунг раскачивался как люлька у младенца. Духи в эти ночи не смели показываться.
И вот наступил день, который я до конца жизни не забуду. Двадцать первое марта. Накануне нас обстреливали минометчики. По КП выпустили всего пару мин, одна из которых попала в жилой дом, после этого обстрел прекратился, а вот второму и третьему батальону досталось крепко. Почти до утра шел массированный обстрел. И, по всей видимости, огонь корректировался, потому что стреляли и по закрытым, заглубленным позициям, не видимым для противника. Эти корректировщики и радисты нас за время войны достали здорово. За ночь никого не убили. Но было трое раненых, их срочно отправили в Петропавловку для оказания квалифицированной помощи, а оттуда — на Северный. Духи били тоже с закрытых позиций, и поэтому по вспышкам мы не смогли определить позиции минометной батареи. Кое-как примерно вычислили и ответили своим минометным огнем, а потом уже и навели собственную артиллерию. После седьмого залпа духи заткнулись.
