Игорь Свинаренко - Беседы с Vеликими

– Одна из самых ярких страниц вашей биографии – это переход от Ельцина к Лужкову с Примаковым и возвращение обратно в Кремль. Об этом говорят как о блестящей операции по засылке вас и внедрению для выполнения ответственного задания.

– Не очень для меня это приятное воспоминание в силу целого ряда обстоятельств. Но отвечу коротко и ясно: внедрение – полная чушь, вымысел. Я отработал совершенно честно. И шел я работать не в избирательный блок, а в правительство Москвы, где был вице-премьером по международным связям. А когда началась предвыборная кампания, был создан предвыборный штаб, и его возглавил Георгий Боос. А я стал отвечать за информационное обеспечение. Мы – я и команда, которая тоже ушла из Кремля, – отработали честно, причем в очень непростых условиях. Зачастую, как это ни странно звучит, работали без денег. Объективно никаких упреков нельзя предъявить. Потому что то, что от нас требовалось как от профессионалов, мы выполнили. Да, не мы тогда выиграли выборы – но тем не менее обратите внимание: «Отечество» потом стало составной частью нынешнего «Единства».

– А с Лужковым как сейчас у вас?

– Чай вместе не пьем, но отношения нормальные.

– В прессе то и дело пишут про вашу дружбу с Путиным.

– В прессе много чего пишут, в том числе и разных небылиц. Я не могу так сказать. Это надо у президента спрашивать, кого он считает своими друзьями. Но я никогда не скрывал, что познакомился с ним в 91-м году, когда ездил в Питер брать интервью у Анатолия Александровича Собчака для одного из первых номеров только что созданного тогда журнала «VIP».

– У вас десятилетие творческой деятельности.

– На ниве охоты – правильно! Десять лет назад я впервые взял в руки ружье.

– Это вас надоумил ваш словацкий друг?

– Да, Вильям Ветошка – очень близкий мой друг, спортсмен и охотник. Он сейчас вице-председатель парламента Словакии. А тогда, десять лет назад, у него был туристический бизнес средней руки. Три года он мне рассказывал про охоту, звал, а я все не ехал. И вот в 96-м Борис Николаевич меня пригласил работать пресс-секретарем. Я отпросился на месяц, чтоб поехать в Словакию – дела сдать, попрощаться со страной, приемы провести необходимые… Этот мой друг снова позвал меня на охоту. Выехали мы на природу, сели, пивка попили, джин-тоника. Лунная ночь… Через некоторое время он мне говорит – кабаны пришли. Выстрелил он из машины – и, естественно, добыл этого кабана. Мы сидели в машине, потому что Вильям не хотел меня травмировать и проверять в жестких условиях, а создал максимально мягкий режим вхождения в охоту. После он посмотрел на мою реакцию при разделке кабана – плохо мне не стало: я, наоборот, помог от начала до конца свежевать этого кабанчика. Вот так мы с ним начинали. С тех пор охота стала просто страстью моей жизни. На охоте никогда не бывает скучно. Ведь никогда не бывает двух одинаковых ситуаций. Даже на самых примитивных охотах типа загонной – все равно ситуация всегда новая. И в этом большой драйв охоты. Первым моим трофеем в Европе была косуля. Следующий трофей – олень-шильник. Одна из самых интересных охот – это на Камчатке, весной, на медведя, которого мы искали в течение семи дней. Причем каждый день мы проделывали на снегоходе 100–120 километров. Там прекрасная природа, распускающаяся, отходящая от зимнего сна. С каждым днем все больше ручьев, солнце. Да и медведь хорош – три метра, вон он стоит. Это одна из самых интересных охот, можно было бы повторить. Еще в золотой фонд запишу Камерун, на экваторе. Это зона тропических дождевых лесов, гигантские исполины деревья 70–80 метров высотой. Мы охотились в зоне, где основные лесопилки принадлежат китайцам – они вытеснили европейцев, которые в тех краях занимались лесом. Леса там реально непроходимые. Никогда прежде у меня не было ощущения постоянного сопротивления движению по лесу. Лес там – это очень агрессивная биомасса с огромным количеством лиан, крючков, колючек, веток, которые пытаются обнять со всех сторон и не выпускать. Колючки, лианы, которые держат. Охотиться приходится с пигмеями – они идут впереди и мачете прорубают коридор, под свой рост, который редко превышает полтора метра, – так что приходится все время нагибаться и идти согнутым в три погибели.

В этих лесах обитают две очень красивые антилопы – бонго и ситатунга. Когда я взял бонго после двух часов беспрерывного преследования, то в первый раз в жизни не хотел фотографироваться с трофеем; фото ведь требует определенного состояния душевного, радости на лице – вот, достиг вершины, нашел то, что хотел, за чем приехал. На фото видно, насколько тяжело мне достался этот трофей: меня на этом снимке мама не узнала.

В Камеруне есть виды, которые не встречаются в саванной части Африки. Например, лесной слон. Он меньше своего саванного побратима, но охота на него опасней, потому что стреляют обычно с 8—10 метров, – а раньше слона и не увидишь в лесу. Слон тот мне не дает покоя, хотелось бы вернуться. Вообще Африку люблю, хоть раз в год туда стараюсь ездить, это как болезнь. Возвращаешься оттуда и с полгода спокойно живешь, а потом вдруг по ТВ Африка мелькнет – и все, начинает сосать под ложечкой. Мой младший сын, который явно унаследовал охотничий ген, так тоскует по Африке, что она ему ночами снится; теребит меня – когда поедем? А старший сын далек от охоты. Очень люблю традиционную охоту. Стараюсь не пропускать охоту на весеннего гуся. И Никита Михалков, я ему очень благодарен, показал мне охоту с подружейной собакой на луговую птицу – это бекас, дупель. От этой исконно русской охоты я получил колоссальное удовольствие. По весне стараюсь выбраться на глухариную охоту. Беру всегда только одного глухаря, а больше – жалко. Словом, можно называть многие виды охоты.

Думаю, на пальму лидерства в России может претендовать только один человек: это Павел Гусев по богатству собранной коллекции, по разнообразию видов, по количеству экспедиций – кто с ним может сравниться? Кроме того, он первый в России взял африканскую пятерку. За Гусевым идет, безусловно, Александр Хохлов, охотник и издатель журнала «Сафари». По количеству экспедиций он, может, даже опережает Гусева, но при этом у него меньше отстрелянных видов. Хохлов очень много сделал для развития трофейной охоты в России. Он взял на себя миссию – вести просветительскую работу, объяснять людям, что такое цивилизованная трофейная охота. Эти два человека, Гусев и Хохлов, идут впереди с отрывом от всех остальных, они безусловные лидеры. А дальше идет группа людей, которые отстреляли эту знаменитую большую пятерку (разговоры про семерку – от лукавого, никаких вариантов, кроме пятерки). Я был, кажется, шестой в этом списке. Но сейчас таких уже много. В основном это члены нашего охотничьего клуба «Сафари».

– У меня три основных ружья. Первое – «штуцер» 458-го калибра, работы мастера Махача. Он когда-то работал на оружейном заводе в Брно, а теперь индивидуально делает ружья для друзей. «Штуцер» этот недорогой, 2 тысячи долларов, но очень надежный. Второе ружье – «Блайзер», три патрона плюс один. Калибр – 375, минимальный разрешенный и рекомендуемый в Африке на крупного зверя. Практически все африканские экспедиции прошли с этим оружием.

И третье оружие очень красивое, легкое, для горной охоты. Сделано в Ферлахе, Австрия, оружейный мастер – Шеринг. Прямой выстрел – до 300 метров. Тут один патрон, да больше и не надо – горные козлы быстро уходят.

Есть у меня и ружья, которые на охоту я не беру, – коллекционные. Например, «мушкетон» 30-го калибра и капсюльное ружье 18-го калибра; оба – середины XIX века.

Главное в чебуреках – бульон

Игорь Свинаренко – о журналистской кухне, русском языке и своих собеседниках.

– Игорь, работу журналистов ты оцениваешь как мужскую?

– Конечно. Помню, куда-то я протыривался с толпой журналистов и не пропустил вперед себя даму. Она говорит: «Что ж ты даму-то не пускаешь!» Я ей ответил: «Это в бане ты дама, а здесь – репортер! Со всеми вытекающими».

– Грубовато…

– А что делать? У женщин есть своя древнейшая профессия, а у мужчин – своя древнейшая.

– Передавать новости – древнейшая профессия?

– Ты что, не слышал, что журналистику называют «второй древнейшей»?

– Слышал. Но я хочу понять – почему…

– Я тебе больше скажу. Не исключено, что она вообще – первая древнейшая. Ведь поначалу девушки давали, наверно, бесплатно – тогда же денег не было. А передача новостей была, и эта задача была очень важной, уровня «выживем – не выживем»: «Наш спецкор занял позицию на господствующей высоте и скоро сообщит, нападет враг или нет».

К тому же если мы возьмем самых выдающихся журналистов мира, то они все были мужчинами. Матфей, Марк, Лука, Иоанн… Ни одной женщины. Ребята были чистейшей воды репортеры – освещали важнейшие события, работали в жанре журналистского расследования.