Пегас - Лоран Ришар
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ, 16 ИЮЛЯ, всего два дня до финиша, а редакции по всему миру уже готовились к публикации проекта "Пегас". Развертывание материалов растянется на пять дней, но настоящая работа началась уже сейчас. Редакторы и репортеры собирали все материалы за неделю, а юристы за их плечами занимались проверкой. "Честно говоря, здесь немного напряженно", - признался редактор одной из тех далеких редакций. Редактор и так страдал от переутомления и скучал по семье, но у него не было времени перестать беспокоиться о заголовках, графике, макетах первых полос, видеопакетах, цифровых промороликах и пояснительных капсулах, рассказывающих о проекте, технологии, жертвах, НСО и ее клиентах. ("Мы должны печатать [пояснительные капсулы] в каждой ежедневной газете", - сказал он графическому редактору).
В разгар всего этого редактор созвал всех репортеров, каких только мог, на важное совещание, чтобы сообщить им о графике работы. "Все идет хорошо, и если мы продолжим этот проект, - объяснил он, - то в воскресенье вы должны быть рядом для проверок, доработок и тому подобного, и мы примем окончательное решение. Но я думаю, что решающий момент наступит в ближайшие двенадцать часов".
Одна фраза явно привлекла внимание всех присутствующих на линии. "Если мы продолжаем?" - спросил кто-то.
"Да."
"Вы сомневаетесь?"
"Ну, это никогда не подтверждается, - сказал редактор, - пока не подтвердится".
Юристы и пресс-секретари NSO играли в игру "хороший полицейский - плохой полицейский" вплоть до момента публикации, и в итоге получился корпоративный филибастер. Они отказались отвечать на все вопросы, кроме нескольких конкретных, которые мы задали им в наших письмах с просьбой дать комментарии и разъяснения, а также уклонились от обсуждения судебно-медицинских доказательств, которые им представила Лаборатория безопасности. Они не могли раскрыть личности своих клиентов, напомнили они консорциуму; они вновь заявили, что очень возмущены любым злоупотреблением Pegasus, и настаивали на своей способности и своих усилиях искоренить любое такое злоупотребление, если они получат достоверные сообщения. Из двадцати восьми конкретных жертв, которые мы им назвали, они опровергли лишь несколько - "технологическая невозможность", сказали они об одной. Что касается остальных, то они заявили, что мы не дали им достаточно времени для проверки. Они пытались бросить нам в глаза много песка по поводу данных, к которым мы имели доступ, но им было трудно сохранить последовательность своих объяснений.
Партнеры, тем временем, потрудились включить ответы НСО в тексты своих статей, а также дать ссылки, по которым читатели могли ознакомиться с письмами НСО в полном объеме.
Более восьмидесяти журналистов были готовы отвечать на вопросы редакторов и корректировать формулировки вплоть до последней минуты перед публикацией. Но только несколько боссов, занимавшихся подготовкой материалов, прогоняли их через редакционные лотки, каждый из которых должен был завершить работу над десятками статей, боковых разделов и графических пакетов, и большинство из них были на взводе. "Мой мозг понемногу отмирает", - признался один редактор.
Другому пришлось на мгновение прерваться, чтобы ответить на сообщение от родителей, которые, похоже, потеряли терпение из-за того, что их так долго откладывали. "Проблемы?" - спросил его коллега.
"Я просто сказал, что не смогу позвонить ей сегодня вечером, потому что я на работе и очень занят", - сказал он. "Я не рассказал ей всего, потому что боялся, что она будет волноваться".
"Ты говоришь о своей маме?"
"Моя мама. В последний раз, когда я навещал родителей, я сказал: "Сейчас я работаю над большим делом. Над историей о кибернаблюдении". Она сказала мне: "Но почему ты всегда ввязываешься в сложные дела?"".
Работа в редакции продолжалась: репортеры и редакторы вместе дорабатывали формулировки и следили за тем, чтобы соответствующие ответы НСО попали в пакет материалов первого дня. Затем раздался телефонный звонок. "О, черт, это моя мама.... "Алло? Привет! Не сейчас. Только если это чрезвычайно срочно, и кто-то умер.... Хорошо, я могу вам перезвонить? Спасибо большое. Целую."
"Я взял выходной [вчера], потому что, между прочим, это была годовщина моей свадьбы", - сказал один из коллег, сочувствуя. "Поэтому я был в ресторане. И в результате я пропустил звонок из посольства Марокко".
Наши репортеры из Forbidden Stories все еще обращались за комментариями в последнюю минуту. Мы хотели включить голоса как можно большего числа людей, выбранных в данных, в наши репортажи в первый день. Одри Тревер удалось дозвониться до одной журналистки в последний день работы и объяснить ей, что ее номер был в наших данных, что делает ее возможной мишенью для шпионской программы Pegasus. Одри оставалась на линии в течение сорока минут, описывая себя как "парализованную журналистку", неспособную выполнять свою работу, потому что она больше не чувствует себя в безопасности в своей родной стране. Она считала, что ее работа даже подвергла опасности ее семью.
Одри мягко объяснила женщине, что у нас нет доказательств того, что киберслежка продолжается, а также предложила помощь в проведении экспертизы мобильного телефона журналистки, чтобы убедиться, что теперь она в безопасности. Однако в итоге журналистка сказала Одри, что слишком напугана, чтобы называть свое имя в нашем репортаже. "Конечно, мы не будем называть ваше имя", - сказала ей Одри. "Я, конечно, уважаю ваше решение, и оно абсолютно понятно, но мне очень грустно, что вы не можете продолжить свою страсть - быть журналистом".
"Одри, поверь мне, однажды я заговорю", - сказала она. "Я буду говорить". Затем она начала плакать. "Но сейчас я не могу. У меня в сердце много всего... но я не знаю тебя и никому не доверяю.... Они заставили нас замолчать".
За несколько минут до 18:00 по французскому времени в воскресенье вечером Пол Льюис все еще работал над последними изменениями.
