Николай Зенькович - Мальчики в розовых штанишках. Очень грустная книга

Летом 1998 года, отдыхая на Валдае, президент Борис Ельцин сказал:

— Государственная дума — это ничто, ноль.

И изобразил на пальцах эту самую фигуру.

В конце года председатель Госдумы Геннадий Се­лезнев с удовлетворением констатировал, что Дума устояла и торжествующе произнес:

— Мы не та организация, о которую можно выти­рать ноги.

23 февраля 1998 года москвич Владимир Мкртумян с десятилетним сыном Артемкой пошли за хлебом. От дома до булочной — пять минут ходу. Но домой они не вернулись. Перед самым магазином под ногами мальчика внезапно провалился тротуар, и ребенок с головой ушел в кипяток. Артемка сварился заживо. Отец бросился на помощь, но тоже получил сильные ожоги и вскоре скончался.

Причина, увы, банальная — под землей прорвало трубу с горячей водой.

В осиротевшей квартире остались мать погибшего Артемки и его сестренка. От их окна до места трагедии метров пятьдесят. Мимо него проходит дорога на работу и в школу. Страшное напоминание. И тогда вдова решила обратиться к властям с просьбой помочь поменять квартиру на другой район. Вице-мэр Вале­рий Шанцев подписал заявление. И вот женщину при­глашают к чиновнице, которой было поручено занять­ся этим вопросом.

Чиновница предложила «чудесную» квартирку:

— Квартирка эта через дорогу от кладбища, где похоронены ваши родные, — сказала она. — Вам бу­дет очень удобно ухаживать за могилками, да и на транспорт не нужно тратиться...

— Так вы бы сразу место на кладбище и пред­ложили, — только и сказала несчастная женщина.

В конце мая 1997 года следственная бригада Генп­рокуратуры РФ этапировала в Москву из Греции ал­мазного афериста Андрея Козленка.

Председатель Оренбургского телерадиокомитета Павел Рыков на пресс-конференции осторожно сказал премьеру Виктору Черномырдину, находившемуся на родине: мол, пишут, что якобы ваша рука видна в ал­мазных сделках Козленка.

Премьер взорвался:

— Ни козленков, ни козлов я не знаю и знать не хочу! Ко мне, как и к любому руководителю, можно отнести все, что делалось и делается в государстве. Но если кто-то попытается куда-то пристегнуть Чер­номырдина — бесполезно. Сколько я работал, столько и был под колпаком разных проверок, видимых и не­видимых.

Черномырдин перевел дух, нахмурил брови и, под­няв указательный палец, строго предупредил:

— В России меня никем не запугать — ни козлом, ни козленком. Я не из пугливых. А если кто-то попыта­ется, так сразу в зубы получит. И как следует. Уж это я умею делать — я здесь профессионал.

Вопрос Генеральному прокурору России Юрию Скуратову:

— Судебный процесс по «Михасю» в Швейцарии выглядит в некотором роде как поражение и россий­ских правоохранительных органов...

— Первое. Конечно, плохо, что так в Швейцарии получилось. Но мы должны из этого извлечь необ­ходимые уроки. И мы это сделаем. Второе. Надо сказать, что вокруг этого дела, я бы сказал, немало домыслов. Вот, скажем, письмо из нашей Генпрокура­туры. С ним возникло недоразумение по вине перевод­чика. Сначала кое-кто иронически улыбался: да, мол, надо же, о чем говорит Скуратов! Но потом, когда многие наши журналисты посмотрели качество пере­вода на самом судебном процессе, их мнение поменя­лось. Мало того, что переводчик общий разговорный русский язык знал плохо, но он специальными юриди­ческими терминами не владел. Что уж тут говорить о нюансах? А что было? Начальник следственного управления Генпрокуратуры Казаков в ответ на об­ращение адвоката написал, что в производстве следст­венного управления Генеральной прокуратуры дела в отношении Михайлова нет. Это соответствовало действительности. А сведениями о наличии уголовных дел в других правоохранительных органах следствен­ное управление Генпрокуратуры не располагало. Вот и все. А это было истолковано и переведено так, что вообще никаких дел на Михайлова в России нет и ни­каких судимостей у него не было. Натяжечка, мягко говоря... Третье. Даже ту помощь, которую мы швей­царцам реально оказали, они на сто процентов не реализовали. Хотя бы такой факт. Работников Гене­ральной прокуратуры России в качестве свидетелей в суде пригласила сторона защиты, хотя по идее надо было их приглашать стороне обвинения.

На кого жалуется Генеральный прокурор? У кого ищет сочувствия? Разве не от него зависит, в качестве кого посылать в Швейцарию представителей своего ведомства?

Рассказывает дирижер и художественный руководи­тель Петербургской филармонии Юрий Темирканов:

— Городские власти задумали создать новый гос­тиничный комплекс на Малой Морской, но для этого потребовалось отселить жильцов моего дома. Как во­дится, с людьми посоветоваться забыли. Государство в лице неких чиновников позаботилось о благе всех трудящихся сразу, но о конкретном гражданине забы­ло. Дом продали, а нам предложили выметаться... Я не знаю, она есть вообще, эта власть?

— Судя по количеству автомобилей с мигалками, даже успешно размножается,— заметил интервьюер Андрей Ванденко.

— Да-да, ездят... Эти люди наделены атрибутами власти, но для управления страной этого мало. Нельзя добиться позитивных изменений в экономике, лишь произнося ритуальные заклинания о святой привержен­ности демократическим идеалам. Никогда не клялся ни на красном знамени, ни на российском триколоре, но это не значит, будто я меньший патриот, чем какой- нибудь мастер пламенных и зажигательных тирад.

Не пройдя в Государственную думу России на ос­вободившееся в 1998 году место по Люблинскому из­бирательному округу Москвы, бывший пресс-секре­тарь президента РФ Павел Вощанов прозрел:

— Многие полагают, что нынешний интерес боль­шого бизнеса к большой политике связан с желанием обрести депутатскую неприкосновенность. В каких-то случаях это так. Но в целом причина куда сложнее... Чем отличается сегодняшняя избирательная ситуация в России от той, что была лет эдак пять назад? В ту пору новорожденный капитал вкладывал деньги в по­литиков, чтобы с помощью «своих человечков» во власти поучаствовать в историческом дележе собствен­ности. Разумеется, в свою пользу. А какая главная задача стоит перед ним сейчас? Удержать собствен­ность. Ее решение уж никак нельзя передоверить склонным к измене «политическим рекрутам», надо действовать самим. Декабрьские выборы в Москве и Петербурге показали — отныне борьба будет раз­ворачиваться между «большими деньгами» и «очень большими деньгами»...

Февраль 1999 года. Интервью «Еврейской газете» дает заместитель министра по национальной политике России Ким Цаголов:

— Вечером прохаживаюсь около дома. Подходит наряд милиции: «Ваши документы!» Я говорю: «Я что-то натворил?» — «Нет, мы просто проверяем до­кументы». — «А почему вы персонально ко мне подо­шли, ведь вокруг много людей?» — «А мы проверяем документы у лиц кавказской национальности». А у ме­ня веселое настроение было, и я произнес: «А я-то тут причем?» Тут бедный лейтенант протягивает руки и го­ворит: «Ну вы же с Кавказа?!» — «Нет!» — «А кто же вы?» — «Певец Розенбаум!» Они тут же начали изви­няться: «Товарищ Розенбаум, простите, не узнали», а потом попросили спеть, а я говорю: «Ну на улице холодно, пойдемте ко мне домой, к тому же я без гитары, а без гитары не пою». Но ребята пойти не смогли — пост не оставишь, да и в общем-то это было к лучшему — я отродясь ничего не пел.

Журналист Василий Устюжанин несколько дней приставал к депутатам Госдумы с вопросом: «А какие, собственно, из всех ваших законов вы запомнили?» Научно говоря, корреспондент провел социологичес­кий опрос членов нижней палаты российского парла­мента о законах и законопроектах, претендующих на звание «самых-самых». И вот какие ответы он по­лучил.

Самое длинное название у закона «Об отсрочке погашения задолженности по переоформленным в го­сударственный внутренний долг Российской Федера­ции централизованным кредитам и начисленным по ним процентам отдельным организациям агропро­мышленного комплекса, а также организациям, осу­ществляющим завоз (хранение и реализацию) продук­ции (товаров) в районы Крайнего Севера и приравнен­ные к ним местности, и выплаты процентов за обслуживание государственного долга Российской Фе­дерации по указанной задолженности». 55 слов. 420 букв. Внесен правительством РФ.