Крэйг Браун - Теория шести рукопожатий
Тэн, несведущий в придворном протоколе, в оторопи. Нет, он не может дать подобных заверений. Герцог может умереть и до, и во время, и после официального визита его племянницы во Францию, но не его дело гадать. В королевском дворце раздражены. Неужели герцог и в смерти окажется таким же досадным источником осложнений, как и в жизни? Но оказывается, что перспектива королевского визита вдыхает в герцога новую жизнь; похоже, он более чем когда-либо намерен не сдаваться.
И он не сдается. 15 мая, когда королева и ее окружение приземляются в аэропорту Орли, он все еще жив. Каждый вечер сэр Кристофер звонит доктору Тэну, справляясь о состоянии его пациента. Доктор Тэн сообщает, что его королевское высочество не может глотать и ему капают глюкозу, но он по-прежнему намерен приветствовать свою королеву.
В 16.45 18 мая, проведя день на скачках на ипподроме Лоншан, королевская свита прибывает к герцогу. Герцогиня Виндзорская приветствует королеву, герцога Эдинбургского и принца Уэльского серией неуверенных реверансов, проводит их в уставленную орхидеями гостиную и предлагает чаю. В следующие четверть часа никто ни словом не упоминает болезнь герцога Виндзорского. «Они как будто делали вид, что Дэвид в полном порядке», – позже рассказывает герцогиня. Она жалуется, что королева «не очень приветлива», хотя, может быть, ее просто раздражают непоседливые мопсы Виндзоров.
Единственный из королевской семьи, кто бывал здесь и раньше, это принц Уэльский, который заезжал в октябре предыдущего года в надежде наладить отношения между блудным двоюродным дедушкой и другими родственниками. Уже через месяц дедушке Дэвиду поставили диагноз рак, так что запись в дневнике о визите, не без чванства сделанная принцем, дает нам возможность мельком взглянуть на жизнь Виндзоров незадолго до этого: «Войдя в дом, я обнаружил лакеев и пажей в таких же алых с черным ливреях, как у нас дома. Смотреть на это было довольно жалко. Потом мой взгляд упал на столик в холле, где лежала красная шкатулка с надписью «Король»… Весь дом провонял какими-то особо въедливыми ароматическими палочками, а из-за стен доносились приглушенные звуки какой-то грубой музыки по радио. Герцогиня вышла из толпы гостей – самых чудовищных американцев, которых мне доводилось видеть. Стоило посмотреть на их лица, когда они не поверили своим глазам, и большинство даже не могло выдавить и слова. Один дважды пожал мне руку, пробормотал что-то невнятное по-французски с сильным американским акцентом и рухнул в объятия стратегически размещенного черного лакея».
Герцогиня (которую Чарльз после их встречи пренебрежительно именует «жесткая женщина – совершенно несимпатичная и довольно пустая») ведет королеву вверх по лестнице, где в инвалидной коляске сидит герцог, строго одетый по случаю – в голубую рубашку-поло и блейзер. Под одеждой скрывается трубка капельницы, которая выходит из-под воротника со спины и идет к стойке, спрятанной за занавеской. Он исхудал, в нем осталось 40 килограммов. Когда входит королева, он с трудом поднимается на ноги и не без усилий сгибает шею в поклоне. Доктор Тэн беспокоится, что может выскочить игла катетера, но все хорошо, игла остается на месте.
Королева приветствует дядю поцелуем и спрашивает, как он поживает.
– Неплохо, – отвечает он.
С этого момента мнения двух очевидцев их встречи разделяются. Герцогиня, по характеру не склонная прощать, рисует королеву черствой, лишь холодно исполняющей обязанность. «На лице королевы не проявилось ни сострадания, ни признательности за его усилия, за его уважение. Всем своим поведением она практически говорила, что у нее и в мыслях нет выразить ему почтение своим визитом, она лишь соблюдает приличия тем, что пришла сюда, поскольку он умирает, в то время как она в Париже, и это всем известно». Однако ирландка Уна Шенли, медсестра герцога, вспоминает, что королева очень приветливо беседует с дядей, чей голос, всего лишь хриплый шепот, едва слышен.
Некоторые говорят, что встреча заканчивается, когда у герцога начинается приступ кашля, и его увозят прочь. Конечно, королева сразу же после этого покидает его комнату и присоединяется к герцогу Эдинбургскому и принцу Уэльскому внизу.
Права она или нет, но герцогине Виндзорской кажется, что они хотят уйти. Она провожает их до входной двери виллы, где все четверо позируют перед фотографами. Герцог Эдинбургский неизбежно пытается пошутить. Точно так же неизбежно герцогиня Виндзорская находит его шутки неуместными. Королевские особы убывают. Весь визит занял меньше получаса.
Десять дней спустя герцог Виндзорский умирает. Почти 60 тысяч человек приходят в Виндзор оказать ему последнюю дань. Встает вопрос, не следует ли в знак уважения к нему отменить торжественный вынос знамени, который должен состояться за два дня до похорон. Но королева настаивает, что все должно идти своим чередом. И оно идет.
ГЕРЦОГ ВИНДЗОРСКИЙ ужасается вместе с ЭЛИЗАБЕТ ТЕЙЛОР
Улица дю Шан д’Антренман, Булонский лес, Париж
12 ноября 1968 года
Герцогу и герцогине Виндзорским уже за семьдесят, они лишь вальяжные останки своего прежнего величия. Они проводят время, принимая у себя и бывая на приемах у тех, кого называют сливками общества. Между прилетом в Париж и отлетом еще куда-нибудь, их постоянно меняющиеся друзья – аристократы разных стран, миллионеры-судовладельцы, оставшиеся без трона королевские особы, международные плейбои, веселые холостяки, элита шоу-бизнеса – все с восторгом принимают приглашение Виндзоров.
Тридцать лет назад они были самой шикарной парой в мире; теперь это звание, пусть даже совсем ненадолго, перешло к Ричарду Бертону и Элизабет Тейлор, которые как раз находятся в Париже – снимаются в кино. Исходя из соотношения славы, а, может быть, и богатства[23], это Виндзоры должны строить глазки Бертонам, хотя Бертоны вполне довольны, поскольку Виндзоры подкрепляют их чувство, что они добрались до самой вершины, а также их стремление быть в центре внимания, особенно когда они не на сцене.
Виндзоры приезжают на съемки к Бертонам, обе пары регулярно ужинают вместе. В уважение к валлийским корням Бертона герцогиня специально надевает брошку принца Уэльского – цветок лилии из белых и желтых бриллиантов. Элизабет Тейлор смотрит на брошку жадным взглядом: она знаменита своей коллекцией ювелирных украшений[24]. Ужиная с Виндзорами и Ротшильдами перед европейской премьерой «Укрощения строптивой», она надевает драгоценностей примерно на полтора миллиона долларов, так что паре требуется защита восьмерых телохранителей, чтобы ненадолго заехать в парижскую оперу. В тот же день Бертон тратит 960 тысяч на покупку реактивного самолета для Элизабет, на котором они летели в Париж. «Элизабет не была недовольна», – поверяет он дневнику.
Элизабет пленяет сказочное очарование Виндзоров, но Бертон не так убежден, что созданный им мир – именно тот, который ему нужен, причем его тревогу одновременно и питают, и укрощают три бутылки водки в день, и Виндзоры начинают его немного утомлять. В отличие от герцогини, герцогу не хватает энергии: другой их знакомый прямо-таки заворожен тем, что бывший король «по любому поводу всегда умел сказать что-нибудь… поразительно глупое».
12 ноября Бертоны удостаивают своим визитом званый ужин на двадцать две персоны в доме Виндзоров.
Входя в столовую, Бертон узнает только двоих: графа и графиню Бисмарк, да и то только по имени. «Он, граф, так же похож на образ железного канцлера, как макаронина. Мягкий, округлый и нерешительный. Этот бы не выкроил современную Германию даже из картона».
Его пресыщенному взгляду кажется, что герцог и герцогиня сильно уменьшились. «Удивительно, какие маленькие герцог и герцогиня. Две крошечные фигурки, похожие на Тото и Нанетт, которые ставят на камин. С отбитыми краешками. Что-то такое, что выставляют в переднюю комнату только по воскресеньям. Поцарапанное королевское достоинство. Такой святыне, которой огражден король[25], заметно не хватает убедительности. Очаровательны и никчемны».
Элизабет замечает, что из всей компании только у них с Ричардом нет титулов. Она обижена, что ее не посадили рядом с герцогом, а Ричард возмущен, что его не посадили рядом с герцогиней. Вместо этого он оказывается между другой герцогиней и графиней «с натянутыми моложавыми лицами».
Одна из них говорит ему, что видела, как он играл «Гамлета», и спрашивает, как он сумел запомнить столько реплик. Бертон говорит, что вообще не напрягается, что импровизирует, что Шекспир – паршивый автор, что Гамлет – такой гнусный персонаж, что некоторые его слова можно сказать только по пьяни.
– Я имею в виду эту его безумную жалость к себе. «Как все кругом меня изобличает и вялую мою торопит месть». Да разве на трезвую голову такое ляпнешь? Только не я.
Он думает, что, пожалуй, ему удалось шокировать собеседницу. Другая дама, «ни днем моложе семидесяти, с таким количеством подтяжек, что ее лицо подтянулось куда-то на затылок», спрашивает его, правда ли, что все актеры голубые. Да, отвечает он, именно поэтому он и женился на Элизабет, потому что она тоже нетрадиционной ориентации. Но у них уговор.
