Наталья Точильникова - Жизнь и судьба Михаила Ходорковского
Вечером Гайдар выступил по телевизору и призвал всех сторонников демократии идти к Моссовету, в противовес Парламенту.
Для меня не было вопроса, где быть. Я была всецело за Ельцина, но утром четвертого зазвучала канонада: обстреливали Белый дом.
Потом выяснилось, что половина моих друзей была у Моссовета, а половина — в Белом Доме. И двое погибли.
Это был шок. Я была морально готова умереть за свободу, но не убивать за нее.
«После 1993 г. я вообще многое пересмотрел, — пишет мне Михаил Ходорковский. — Боюсь, навсегда. С обеих сторон были мои друзья. Известные и не очень, высокопоставленные и обычные, но живые люди. Свою жизнь отдать бывает проще. Экстремисты типа Макашова есть везде и у всех. Их надо арестовывать и судить за их действия справедливым судом в соответствии с законом. А стрелять из пушек по зданию, где, кроме вооруженных, сотни невооруженных людей, пусть имеющих и отстаивающих иное мнение, — этого быть не должно. Мне лично сейчас не по себе от того, что и я был охвачен тогда общим энтузиазмом».
После событий 3–4 октября в Москве лидеры «Предпринимателей за новую Россию» высказались по-разному. Константин Затулин призвал Ельцина уйти в отставку, освободив место политику, который сможет проводить реформы, не ставя страну перед катастрофой.
Зато сопредседатель объединения Юрий Милюков обвинил во всем сторонников бывшего ВС, поддержал президента и потребовал от лидеров Белого дома прекратить сопротивление.
— В 1993-м позиция у нас с Михаилом Борисовичем была одинаковая: проельцинская, — рассказывает мне Леонид Невзлин.
— Но Затулин, который был лидером этой организации, некую среднюю позицию занимал, — замечаю я.
— Затулин был всегда лидером себя. И его позиция имела мало отношения к нашей. Мы хотели помочь Ельцину и тогда Черномырдину — советом, поддержкой и так далее — преодолеть этот кризис, который был гораздо опаснее кризиса 1991 года.
Сотрудничество с Ельцинским правительством, с моей точки зрения, никогда не было вещью безнравственной или априори коррупционной. Это было совсем не так. Обвинять правительство Гайдара, Чубайса или Бурбулиса в коррупции несправедливо.
12 декабря на всероссийском референдуме была принята новая конституция, наделившая президента слишком большой, почти царской властью. Я думаю, что именно там, в декабре 1993-го, корень наших сегодняшних бед. Именно те права, которые эта конституция предоставляла президенту, позволили Владимиру Путину осуществить свой вялотекущий и вязкий, как трясина, контрреволюционный переворот, который отнял у нас почти все, что мы завоевали в 1991-м и смогли отстоять в октябре 1993-го.
У нас осталось разве что право не стоять в очереди за колбасой, стиральным порошком и детскими колготками. Да и это последнее может отнять очередной кризис.
«Лихие» девяностые
16 марта 1993 года произошло еще одно событие, имеющие отношение к моему герою. В этот день было организовано РУОП, то есть Региональное Управление по Организованной Преступности [25]. Ему выделили последний этаж бывшего здания райкома КПСС на Шаболовке. На первых этажах еще сидели какие-то коммерсанты, но вскоре оно заняло все помещение.
Именно тогда в первой половине девяностых журналисты придумали замечательный афоризм: «круче солнцевских только шаболовские», которым очень гордился тогдашний руководитель РУОПа господин Рушайло.
То есть была Солнцевская преступная группировка, была, понятно, Лубянская, а была и Шаболовская.
О методах работы сей организации ходили легенды. Подбросить подозреваемому наркотик или оружие было для этих ребят плевым делом и нормальным методом ведения следствия. Говорят, тогда все суды были завалены подобными делами. И ничего — людей исправно сажали в тюрьму.
Широкую известность тогда получила история об аресте вора в законе Деда Хасана. Менты, не разобравшись, подбросили ему молодежный наркотик экстази. «Дед Хасан собрался на дискотеку», — шутили бандиты.
Бывало, что задержанных вывозили за город и вырывали им ногти, чтобы добиться нужных показаний. Выживали не все.
Действие породило противодействие. Бандитские пули косили благородных сотрудников РУОПа так, что в 1995–1996 годах во дворе бывшего райкома у подножия мирных голубых елей был поставлен памятник невинно убиенным героям с длинным списком на черном камне.
«Лучше я буду отстреливаться до последнего, но живым ментам в руки не дамся. Не хочу, чтобы меня потом нашли с вырванными ногтями», — объясняли некие господа, любившие зеленые кашемировые пальто, красные пиджаки и вишневые «девятки».
Если уважаемый читатель решил, что РУОП хотел заняться и будущим уголовным преступником Михаилом Борисовичем Ходорковским, то глубоко ошибся. Связь здесь совсем другая.
Были и те, кого господин Рушайло считал честными предпринимателями.
В том же 1993 году в здание на Шаболовке пришли некий Александр Качур и банкир Александр Смоленский. И предложили создать благотворительный фонд «Содействие социальной защите профессиональных групп повышенного риска» для материальной поддержки рискующих жизнью бойцов РУОПа. Идея была принята с восторгом. Александр Качур стал Директором Фонда, а Смоленский вместе с еще несколькими достойными людьми вошел в попечительский совет.
По странному совпадению многие члены попечительского совета потом стали именоваться «олигархами»: Смоленский, Авен, Фридман, Березовский, Гусинский, Потанин. А по одной из версий, в попечительский совет входили и Михаил Ходорковский с Леонидом Невзлиным.
— Входил, конечно, — признается мне Невзлин. — В совет фонда, не помню, но, скорее всего, да, потому что с председателем фонда и с Рушайло мы были в постоянных отношениях, постоянно участвовали в сборе средств на создание РУОПа.
Тогда был период разгула организованной преступности, и Рушайло выступил в Москве с инициативой создания структуры, которая могла бы защитить и граждан, и бизнес, который больше всего страдал от рэкета и нападений.
Но нужны были средства, и по согласованию с мэром Москвы, с мэрией, с министерством внутренних дел и ГУВД Москвы был создан соответствующий фонд, куда крупные бизнесы вкладывали приличные деньги для того, чтобы в условиях дефицитного бюджета помочь организовать эту структуру. Мы тоже участвовали.
— То есть это было сделано по согласованию с властью?
— Да. А как еще могло быть? Это же не коррупция. Около миллиона долларов в год каждый вкладывал. Миллионов двенадцать-пятнадцать в год — тогда это были крупные деньги. В те времена был разгул чеченской преступности и разгул русских криминальных группировок — типа солнцевской. РУОП стал тем, что называли «крышей», но «крышей» легитимной. И брали не взятки, а официальные деньги на создание и поддержку структуры. Я считаю, что это был очень удачный проект.
Желающих внести свой вклад и спать спокойно оказалось хоть отбавляй, и на счет фонда потекли миллионы долларов.
В бесплатной РУОПовской столовой появились куриные окорочка от «Союзконтракта», а личный состав раз в год отправляли на отдых в Анталью и регулярно радовали премиями.
Спонсоров тоже не забывали. Выездные заседания попечительского совета проходили в одном из дорогих московских ресторанов «Сирена-1» и оплачивались из средств фонда.
— Нет, я ничего такого не помню, — говорит Леонид Борисович. — Рушайло вел себя прилично, он вел себя, как чиновник. У меня всегда была возможность встретиться с ним в РУОПе, на Шаболовке, изложить проблемы, попросить защиты или помощи. Никогда отношения с ним не превращались в отношения «ты мне, я тебе», и тем более никакой коррупции там не было. За фонд отвечал полковник Качур, преподаватель академии МВД. И я не помню ничего такого, что можно было бы назвать пачкающим их или нас. Все крупные структуры, которые были расположены в Москве, в основном, входили в этот фонд.
Когда сейчас я читаю о связях с криминалитетом «организованной преступной группировки» Ходорковского и их криминальных методах, я все время вспоминаю этот эпизод его биографии: участие в финансировании РУОП.
«А что касается криминальных разборок — «олигархов» они практически не касались, — вспоминал Леонид Невзлин в интервью Наташе Мозговой. — У нас же не было борьбы за предприятия с бандитами, мы приходили уже с милицией, всегда опирались на государство против бандитов. Мы охранялись, угрозы бывали, но несерьезные — мощь была большая». [26]
Так называемый «олигархат» был силой, связанной с властью и искавшей у нее защиты. И еще в 1993 году предпочитавшей милицейскую крышу всем остальным, задолго до написания Пелевиным романа «Числа», где описан процесс замены чеченской крыши — ФСБшной.
