Газета День Литературы - Газета День Литературы # 98 (2004 10)
Из него со всей очевидностью следует, что важнейшим показателем для определения демократического характера того или иного политического режима является именно реальная степень свободы волеизъявления народа. По этому поводу Р.Арон, фактически солидаризуясь с Н.Хомски, пишет: "В современных обществах верховенство власти — всего лишь правовая фикция. Обладает ли народ таким верховенством? Такая формулировка может оказаться приемлемой и для западных режимов, и для фашистских, и для коммунистических. Нет, пожалуй, ни одного современного общества, которое так или иначе не провозглашало бы в качестве своего основополагающего принципа, что верховная власть принадлежит народу. Меняются только правовые или политические процедуры, посредством которых эта законная власть передается от народа конкретным лицам". Р.Арон выделяет три основных структурных критерия современной представительной демократии: всеобщее избирательное право, равенство граждан перед законом, а также многопартийность как форму мирной конкуренции различных групп граждан за власть — в смысле не только прямой конкуренции за места в парламенте и правительстве, но и своеобразной "школы" управления внутри того сектора общества, интересы которого представляет та или иная партия. Р.Арон замечает, что эти виды равенства не исключают экономического и социального неравенства, что всеобщее избирательное право не всегда дает гражданину возможность реально избирать своих представителей. Известно, что в истории развития демократии имущественный ценз всегда выступал одним из самых сложных барьеров, что право собственности на протяжении многих веков было неразрывно связано с политическими правами человека, и до сих пор экономическое неравенство в той или иной форме препятствует действительной свободе политического волеизъявления (подкуп избирателей, пиар через масс-медиа и так далее).
Известный американский историк и политолог Ричард Пайпс (Richard Pipes) посвятил этой проблеме целое исследование: "Собственность и свобода" (Alfred A. Knopf, New York, 1999; рус. перевод — М.: Московская школа политических исследований, 2001), — эпиграфом для которой избрал слова А.Н.Уилсона: "Собственность никогда не упразднялась и никогда не будет упразднена. Вопрос лишь в том, кто обладает ею. И самая справедливая из всех когда-либо придуманных систем та, которая делает обладателями собственности скорее всех, чем никого". При этом сам Р.Пайпс зачастую ставит в некотором роде знак равенства между понятиями частной собственности и собственности вообще, а также — между личной свободой и свободой как таковой. Он пишет: "Представление о взаимосвязанности собственности и свободы едва ли ново — оно родилось в семнадцатом и стало общим местом в восемнадцатом веке, — но, насколько я знаю, никто прежде не пытался показать эту взаимосвязь на историческом материале… Моя исходная гипотеза состояла в том, что общественные гарантии собственности и личной свободы тесно взаимосвязаны: если собственность в каком-то виде еще и возможна без свободы, то обратное немыслимо".
Помимо критического неравенства собственности, свободу волеизъявления народа может в значительной степени снижать социальная дезадаптация (ограниченная по той или иной причине дееспособность) граждан. Кроме того, как отмечал всё тот же Р.Арон, не исключена ситуация, при которой "законы изначально устанавливают такие дискриминационные различия между гражданами, что обеспечение законности само по себе связано с насилием — как, например, обстоит (теперь уже слово "обстоит" можно употребить в прошедшем времени — "обстояло".— авт.) дело в Южной Африке".
Видимо, чтобы объяснить парадоксальное действие "демократических реформ" в России, прослеживаемое на протяжении весьма уже длительного, больше десятилетия, отрезка исторического времени, необходимо понять, как воздействуют на свободу волеизъявления ее народа и демократическое устройство ее общества перечисленные выше факторы. Эта попытка, собственно, и является содержанием предлагаемой работы.
Окончание следует
Владимир Винников РОСКОШЬ СТИХОТВОРЧЕСТВА
Поэзии сегодня намного тяжелее, чем “остальной” литературе. На первый взгляд. В прозе еще существуют востребованные рыночным читателем островки “фэнтэзи”, детектива, “розового романа” и т.п. с перспективой экранизации. В драматургии — похуже, но театры еще работают, фильмы снимаются, а потому хороший сценарий все-таки долго лежать не будет. Даже критике иногда достаются отблески глянцевого успеха. А вот поэзия — в полном и абсолютном загоне. Разве что тексты для эстрадной “попсы” сочинять...
В остальном, конечно, издание собственных сборников стихотворений, как хорошее образование или медицинское обслуживание, при желании можно уже рассматривать как атрибут роскоши — не “мерседес”, конечно, и не дом на Рублёвке, но всё же... Однако именно сегодня, когда от поэзии трудно ждать прибылей, званий и прочих приятностей жизни, когда она, по сути, ушла в катакомбы, возникает возможность новых прозрений и открытий — негромких, но преобразующих общество и мир.
ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА Станислав ЗОЛОТЦЕВ. Псковская рапсодия.— Псков: Издательство Областного центра народного творчества, 2003, 186 с., 500 экз.
Да, жизнь прекрасна — именно такое ощущение возникает после прочтения новой книги Станислава Золотцева, в некотором смысле "итоговой", поскольку собраны в ней стихи автора, написанные почти за сорок лет. Посвященные его родному Пскову, так или иначе связанные с ним. Сорок лет — и одиннадцать веков одного из древнейших русских городов. Которые тоже — потихоньку, теперь уже незаметно — слагались из лет и зим жизни тысяч и тысяч людей, наших предков. А, даст Бог, будут слагаться и дальше, после нас.
Как сказано в "Псковском хокку":
Город самых родных людей
превращается год за годом
в город самых родных могил...
Хокку, может быть, здесь и ни при чем, но кто знает, если бы Александру Сергеевичу Пушкину — в том же Михайловском, скажем, — довелось познакомиться с творчеством Иссы и Басё, подобное сопряжение выглядело бы уже вполне естественным, привычным и даже исконно русским, как самовар или матрешка: "всемирная отзывчивость" у нас в крови. Впрочем, не всегда и она к добру приводит:
...друг с другом доски сшиты,
как перья в крыльях птицы —
ступенчатым узором.
В их плоти — ни гвоздя.
Меж ними не увидишь
и малого зазора.
В шатер не просочится
и капелька дождя.
Взгляни, создатель блочных
домов стихов и песен,
на эти оперенья
смолёных наших крыш.
С такой же мерой точной,
с таким же озареньем
хоть что-нибудь живое
ты разве сотворишь?!
Только живое прекрасно, и только эта вечно живая красота всё еще спасает наш мир от распада и погибели. При всей неровности творчества Станислава Золотцева, лучшие из его стихов, несомненно, несут в себе частицу такой красоты.
“ВНИМАТЕЛЬНО ПРОЧЕСТЬ” Василий КАЗАНЦЕВ. Счастливый день.— М.: МГО СП России, 2004, 154 с., 300 экз.
На моей книжной полке стоит другой сборник стихотворений Василия Казанцева с надписью: "Рекомендую внимательно прочесть!", сделанной рукой Вадима Валериановича Кожинова буквально за несколько дней до его безвременной кончины. И поэзия Казанцева неизбежно воспринимается мною через призму кожиновского отношения. "Внимательно прочесть!" — императив по нынешним временам редкий. Впрочем, и автору этого императива достойного преемника пока не видно.
Над росяным, с отливом воска,
Сияньем спеющих хлебов
Зари далекая полоска
Горит. Как первая любовь.
И так же чисто и крылато
Парит, прозрачная насквозь.
И так же ясно, как когда-то,
