Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6358 ( № 6 2012)
Есть ещё одно ключевое слово, которое вот уже несколько десятилетий упрощает борьбу со злом. Когда хотят сообщить, что не ценят государство, не признают монотеистических религий, не испытывают доверия к национальным идеям, реалистическому искусству и жаждут этического разнообразия, вспоминают про "тоталитаризм". Умберто Эко и Джулиан Барнс, Джон Фаулз и Жозе Сарамаго - имена его литературных противников, стремящихся освободить человека от самых разных метафизических и социально-исторических обязанностей. Тоталитаризм могут найти и в житейских отношениях: в официальном браке или присутствии слишком шумных детей. Шанталь, героиня романа Милана Кундеры "Подлинность", благодарит сына за раннюю смерть, подарившую право стоять перед миром один на один, без страха и ответственности. Когда постмодернисты борются с тоталитаристами, совсем зябко становится. Веет ложным эпосом, который, как известно, быстро рождает новых фарисеев. Отряды формализованных праведников движутся с обеих сторон, свёртывая многообразие мира в две символические программы.
Юрий Кузнецов, завершая земной, подчёркнуто русский путь, написал две поэмы: "Путь Христа" и "Сошествие в ад". Ясно, что библейская история оказывается здесь авторским апокрифом. Это происходит с литературой, когда она касается священных событий. Кузнецов был обвинён, например, Николаем Переясловым в "латентном постмодернизме". Леонид Леонов полвека создавал "Пирамиду" - пожалуй, единственный в XX столетии роман, приближающийся по уровню метафизического диалога к поэтике Достоевского. Леонов "виноват" в предательстве Христа, в богохульстве и проповеди интеллигентского сатанизма. Как, впрочем, и Михаил Булгаков, "осквернивший" русское слово явлением "Мастера и Маргариты". Такова логика осуждения в статьях М. Дунаева и А. Любомудрова. Здесь не просто частное обвинение писателя в постмодернизме, а исключение его из числа тех, кто может спастись. Подобная судьба обещана и доверчивым читателям. Вспомнить бы при этом, что художественно воссоздавать повсеместно открывшуюся пустыню не значит поклоняться ей.
В постмодернизме как явлении искусства много глупости, пошлости и абсурда - не художественного, а самого обыкновенного, низового. Он виноват в серьёзной зависимости от секса, ненормативной лексики, идиотского смеха. Пожалуй, главный грех постмодерна - неоправданное усложнение повествования при радикальном упрощении восприятия души. Но это не значит, что так всегда и у всех. В самых сильных образцах русский постмодернизм не перестаёт быть особой - ледяной - метафизикой, в рамках которой решаются и религиозные, и историософские проблемы. Владимир Сорокин (особенно в "Трилогии" и "Дне опричника") наблюдает за тем, как и почему становится современный человек жестоким мироотрицателем. Владимир Шаров во всех романах работает с русской идеей взаимопроникновения религии и революции, когда не ждёшь апокалипсис, а делаешь его собственными руками. Виктор Пелевин показывает, как рекламная цивилизация сплющивает человека, провоцируя его движение к странному пустотному свету, который сам автор склонен оценивать как буддизм.
Ещё недавно казалось, что наш "новый реализм", рассматривавшийся как главная альтернатива постмодерну, вдавит читателя в автобиографию писателя и связанное с ним однотипное настроение. Но сначала Роман Сенчин написал "Ёлтышевых", сжав современность до жестокого, болезненного символа в стиле Леонида Андреева, а потом "Информацию" - роман, где герой, похожий на самого автора, нагнетает универсальную депрессию, неслучайно вспоминая имена Селина и Уэльбека. Захар Прилепин теперь известен и как автор "Чёрной обезьяны": он не просто увлечён жизнью современного человека в привычных или неординарных контекстах, но и смотрит за тем, как в больном сознании начинает жить апокалиптическая идея, объединяющая "Достоевского с нейрогенетикой", Инквизитора с известным Санькой, писателя Шарова с самим Прилепиным.
В этом, наверное, есть возможность для новой солидарности. Пока либералы и патриоты продолжают выяснять свои отношения в рамках литературного процесса, очередной грядущий хам грозит вывести прозу, поэзию и драматургию из набора необходимых культурных ценностей, убрать литературу как предмет, забросав учеников и студентов всяким мнимо актуальным хламом. Проханов и Пелевин, Личутин и Елизаров, Сорокин и Садулаев могут быть на одной стороне - там, где происходит закономерная консолидация сил против патологической бессловесности масскультуры, которая агрессивна по отношению к любому искусству.
Записать современность в проклятый пост[?]модернизм, ахнуть о том, что не осталось у нас серьёзной литературы, выгодно тем, кто хочет превратить Россию в большой слоноподобный музей. Вот, мол, какое величие реализма было раньше. А сейчас - тьфу: нет ничего. И нужны не учителя словесности, не литературоведы и критики, а музейные работники, экскурсоводы по пыльным залам, плакальщики по былым победам.
Задача литературы - построить настоящее, закрыть музей, вернуть жизнь экспонатам, заставить уставших - сколько их в школах и университетах - избавиться от ощущения конца, трансформировать своё видение постмодернистского итога в образ цветущего продолжения, предполагающего сложность и конфликтность основных процессов словесности. Прав был Сергей Шаргунов, заявивший десять лет назад об отрицании траура - о преодолении иронического пост[?]модерна ради оптимистического реализма и диктата молодости. Но есть своя скорбь и у сотен тысяч добрых россиян - немолодых классических реалистов, которые уверены, что всё здесь закончено, что живём мы уже после финала и лишь постмодернизм разыгрывает свои спектакли на безграничном русском кладбище. Этот траур тоже нуждается в отрицании.
Право на искажения
Право на искажения
НЕДОУМЕВАЮ, ДОРОГАЯ РЕДАКЦИЯ!
Отрытое письмо редколлегии Шолоховской энциклопедии
В этом году исполняются две знаменательные даты и для шолоховедения, и для всех, кому дорого великое имя Михаила Шолохова. 85 лет назад был опубликован 1-й том "Тихого Дона", и 80 лет назад журнал "Октябрь" начал публикацию романа "Поднятая целина". "ЛГ" будет не раз возвращаться к теме наследия русского гения. Но начать придётся, увы, не с самого радостного события. В редколлегии фундаментальной Шолоховской энциклопедии, кажется, назревает скандал.
Для начала о том, почему я прибегаю к обращению через газету. Потому что, увы, не смог добиться созыва заседания редколлегии Шолоховской энциклопедии в таком составе, чтобы её решения могли считаться легитимными и гарантировали будущему читателю знания о великом писателе без искажений. У меня созрело целых три протеста против деятельности нынешнего председателя редколлегии Ю. Дворяшина, но выразить их публично я не имею возможности. Не счесть моих требований собрать и провести заседание редколлегии! И Ю. Дворяшин будто бы его проводит. Но как! Не в полном составе: без детей классика, без председателя Союза писателей, без ректора Университета имени Шолохова и директора Вёшенского музея-заповедника, наконец, без меня, единственного в РК биографа великого писателя.
Протест первый. Основной свод Шолоховской энциклопедии почти готов, а словник так и не утверждён. Однако же без этого просто нельзя считать гигантскую работу над энциклопедией завершённой!
Протест второй. Г-н Дворяшин в политиканских целях лишает будущих читателей сведений о том, что русский гений и его окружение входили в сообщество советских писателей. Мною и руководителем раздела "Биография Шолохова" доктором наук С. Васильевым была разработана формулировка для статей о современниках Шолохова. О тех, кто не выходил из Союза писателей СССР, писать: "рус. сов. писатель", к примеру, А. Серафимович, А. Толстой, А. Твардовский, М. Алексеев, А. Калинин. О тех, кто был изгнан или вышел из СП СССР, например, А. Солженицын, оставить: "рус. писатель". Однако моё вполне разумное предложение отвергнуто.
Ю. Дворяшин пренебрёг мнениями по этому вопросу академика-секретаря Отделения историко-филологических наук РАН А. Деревянко, недавнего директора ИМЛИ им. Горького Ф. Кузнецова и ряда других заинтересованных лиц. Оставил без внимания острую статью в Интернете специалиста И. Семиреченского.
Протест третий. Его суть заключена в заголовке моего письма г. Дворяшину: "О нежелании наладить систему контроля над качеством статей". В письме развиваются две основные темы. По моему мнению, следует выбрать наиболее важные - программные - статьи и вычитать их с участием внештатных членов редколлегии. Равно как статьи раздела "Поднятая целина", написанные Ю. Дворяшиным. Разве председатель редакционной коллегии не имеет права одобрить то, что сам же утвердил? Аналогичное требование я предъявил к другим его статьям. Один из примеров - статья "С. Залыгин". В своём отзыве я посоветовал после упоминания про то, что Залыгин был редактором "Нового мира", указать, какое место занимал тогда Шолохов на страницах журнала. Но совет не был услышан. Стало быть, статья скроет, кто тиражировал тенденциозную и предвзятую антишолоховщину.
