Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6358 ( № 6 2012)
Беседу вёл Игорь ПАНИН
Три обязательных вопроса:
- В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?
- Совершенно не согласен с критиками начала ХХ века. Просто шумели ребята, громкими голосами говорили, пытаясь обратить на себя внимание. Бурные события происходили за их окнами. Происходило примерно то, что и сейчас происходит. О каком измельчании можно говорить, если стоило прекратиться стрельбе за окнами, как появился Платонов, талант до сих пор не оценённый по достоинству. А Горький, Бунин, Шолохов? Измельчал ли нынешний писатель? Да нет. Просто перестали выдавать Сталинские премии, перестали печатать портреты лауреатов в школьных учебниках, раздаривать переделкинские дачи[?] Перестали расстреливать за удачные или неудачные произведения, за анекдот, рассказанный в компании[?] Другими словами, литература перестала быть первостепенным общегосударственным делом.
- Почему писатели перестали быть "властителями дум"? Можете ли вы представить ситуацию "литература без читателя" и будете ли продолжать писать, если это станет явью?
- "Властителем дум" писатель становился в те времена, когда он был единственным источником информации, наставником, собеседником. А сейчас этих наставников-собеседников на любом канале, как в русских сказках, - видимо-невидимо. И все так ловки в словах и так неуязвимы, что отличить их искренность от их же лукавства может только очень хороший детективщик (я не только себя имею в виду). Могу ли я представить себе "литературу без читателя"? А чего её представлять? Достаточно оглянуться вокруг[?] Но писать я буду при любом раскладе: карандашом, шариковой или перьевой ручкой, пальцем на песке, на машинке, компьютере, а то и обгорелой спичкой на обёрточной бумаге, как это делал иногда Маяковский. Это уже от меня не зависит. Это как воздух. Писать без читателя? Не страшно. Это уже было в моей жизни, в начале моего тернистого пути, я привык.
- На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задал?
- Только не смейтесь, ради Бога! Не спросили у меня - а над чем, Виктор Алексеевич, вы работаете сейчас? Отвечу[?] Не пишу детективов, не пишу ничего "обычной" прозой[?] Вожусь со своими блокнотами. Неожиданно выяснилось, что у меня сохранились блокноты за по[?]следние пятьдесят лет. Это не дневники ни в коем случае. Это именно литературные блокноты - мыслишки, затеи, впечатления. Расположил я их в глубь уходящего времени[?] К примеру, первые строки - это 2011 год, потом идёт 2010 год. Уже добрался до 1968 года[?] Одна беда - издать всё это за свой счёт мне не под силу, а издательства робеют. Некоммерческая литература, говорят. Кстати, первый том уже вышел. Тираж - сто экземпляров.
Обсудить на форуме
Отвечаю «по горячему следу»
Отвечаю «по горячему следу»
КОНСТАНТИН ФЕДИН - 120
Федин завещал свою уникальную библиотеку родному Саратову, а дочь писателя Нина Константиновна в "лихие" 90-е так же щедро одаривала родной город отца, безвозмездно передавая в Саратовский литературный музей бесценные документы русской литературы - автографы Блока, Ремизова, Замятина, живопись начала века, эпистолярий отца, книги с дарственными надписями Ахматовой, Сологуба, Замятина и других классиков ХХ века.
Он оставил богатейшее наследие, осмысление которого нам ещё предстоит.
В 2010 г. в Государственном музее К.А. Федина в Саратове по инициативе чле[?]на-корреспондента РАН Н.В. Корниенко началась совместно с учёными из ИМЛИ и ИРЛИ РАН работа над изданием "К.А. Федин и его современники", куда войдут неопубликованные письма писателя А. Ремизову, Ф. Сологубу, М. Кузмину, Е. Замятину, Р. Гулю, Серапионовым братьям. В публикации представлены два письма из готовящейся книги.
К.А. ФЕДИН - ВС.В. ИВАНОВУ
30 ноября 1925 г., Ленинград
Милый, трезвый Всеволод,
отвечаю "по горячему следу": только что принесли твоё письмо. Не писал, потому что - где же тебя изловишь на Кавказе! Будучи в Москве, собирался к тебе, думал, что вернулся, но оказалось - нет, а у меня был флюс, что подтвердит "вся Москва", - так и не зашёл. Очень хочу получить твои последние книги, особенно - с посвящённым мне рассказом, пришли мне, пожалуйста! - У нас здесь вовсе - монастырь! До чего тихо!! Львы опять вместе с обезьянами и ослами, при этом все улыбаются. До чего скучно! От скуки - страшная злоба. Со злобы додумался я до[?] альманаха "Серапионовы братья". Говорю серьёзно. Вот план: выпустить к 1 февраля (пятилетие!) сборник с участием всех (покойного Лунца в том числе) серапионов; поэзия, проза, статьи ("пять лет" - это "информационно!", "памяти Лунца"), библиография; весь состав должен быть таким, чтобы получилось впечатление, что мы ничего не заметили и замечать не собираемся! Рассказы должны быть "вообще", по возможности необычные (т.е. без Кремля, без социологии, без всех узаконенных и приятных ослам и львам аксессуаров), но очень хорошие. Довольно по одному листу на брата. Ты понимаешь, что будет! что поднимется!! Ничему-де не научились и пр. Всё это должно быть вполне невинно, без задору. Этого только и надо, чтобы сделать действительно хорошее, полезное для наших дней дело. Весь облик альманаха должен быть неожиданностью. Это будет форменный переворот! Посему - пиши, согласен ли, присылай рассказ, такой, который никуда "не подходит", но тебе нравится. Если такого нет - напиши. Больше о литературе говорить не стоит: здесь - лавренёвщина (самое ужасное явление за пять последних лет: довольно талантливое, но совершенно циничное потрафление уже не идеологии, а просто ведомствам)[?] Пишу сейчас сценарий по своему роману, для "Пролеткино", ставить будут на широкую ногу, поедут в Германию. Насчёт заграницы всё ещё мечтаю. Условился с Соколовым, весной. М. б., примажусь к кино.
До сих пор собираюсь уйти из Госизды1, но всё не выходит. Кажется, что мир будет прекрасен тогда, когда напишу ещё роман - без революции и без войны, просто - роман, как это делают иностранцы. Задумал[?]
Твой Константин.
К.А. ФЕДИН - Н.Н. НИКИТИНУ2
3 августа 1959 г., Карачарово
Дорогой Коля,
давно получил от тебя твоё 2-томное Собрание, давно прочитал большую статью - воспоминания о днях былых и невозвратных. Пришло тогда же и письмо от тебя.
За всё сердечное спасибо!
Прособирался тщетно ответить тебе ещё в Москве, на даче. Затем положил себе написать отсюда, из мечтательного скита Ивана Сергеевича Сок<олова>-Мик<итова>.
Но вот уже и гощение в скиту пришло к концу - послезавтра отъезжаю домой, а намерение своё так и не осуществил.
Не по лености, не по свинству, нет. Московскую гонку ты отлично знаешь, гонку союзную3, судьбо[?]устроительную, чуть что не благотворительную. Я сбежал, дабы спасти рассудок от полного расстройства.
Но вместе с тем, как голодный - хлеба, взалкал я работы, которую делать могу только в полном уединении. Полного нет и в скиту. Ибо живу я не у Ивана Сергеевича, а рядом с ним, в самом обыкновенном доме отдыха. Ты, конечно, понимаешь, что значит такой Дом[?] Мы с Ваней общаемся ежедневно, и я с ним счастлив душою.
Работу свою я, впрочем, сделал хоть и не всю, но довольно успешно. Надо бы пожить тут ещё (я провёл здесь месяц), но должен снова отвлечься от писания и окунуться в смолу кипящую, разогреваемую Союзом.
Август буду в Москве. По планам и расчёту, в самом конце месяца отправлюсь в Саратов, где буду тоже работать и проживу, вероятно, до начала октября.
Вот объяснение моего молчания. Оно, может, и не извинит в твоих глазах того, в чём прошу извинения, но если ты посердился на меня, то авось теперь сердце твоё смягчится.
За статью в двухтомнике благодарю. Она интересна и даст много для будущего и (кажется) уже начатого прояснения "вопроса о серапионах". Это ведь нечто вроде "вопроса о проливах": установлен канон, и никто не осмеливается поколебать его до революции. Но факты во многом и многом колеблют его и без революции. Наше дело - оставить по себе факты, собрать, записать их. Трактовка фактов - дело времени. Если каждый из нас и внесёт в толкование прошлого нечто своё, сопоставление субъективных "точек зрения" впоследствии приблизит литературоведение к истине, которой оно до сих пор пренебрегало.
Так что ты хорошо сделал, что написал своё личное толкование двадцатых годов - предмета всё более острого внимания. Да и жизнь свою ты описал, конечно, не напрасно. И - верно. Я тебя в твоей автобиографии узнаю.
