Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6527 ( № 39 2015)
Поздравляем всех лауреатов и желаем им доброго здоровья и творческих свершений!
Нравоучения Фёдора Глинки
Нравоучения Фёдора Глинки
Литература / Литература / Мировая словесность: взгляд из ХХI века
Коровин Владимир
Фёдор Глинка. Портрет художника В. Иванова
Теги: литература , литературоведение , критика
В русской литературе XIX века есть произведения, остававшиеся неопубликованными и практически неизвестными вплоть до нашего времени, причём некоторые из них могли бы заинтересовать именно читателей XXI века. В новой публикации из цикла «Мировая словесность: взгляд из XXI века» речь идёт об одном из таких произведений. Это поэма одного из крупнейших поэтов пушкинской поры Ф.Н. Глинки «Видение Макария Великого». О ней рассказывает доцент филологического факультета МГУ В.Л. Коровин, специалист по истории русской литературы XVIII–XIX вв., впервые опубликовавший эту поэму в 2013 г. в сборнике, посвящённом памяти выдающегося учёного, блестящего педагога и писателя, профессора филологического факультета МГУ Алексея Михайловича Пескова (1953–2009) («А.М.П. Памяти А.М. Пескова». – М.: РГГУ, 2013).
175 лет назад, в 1840 г., была написана одна довольно странная и необычная для своего времени поэма. Она не была тогда опубликована и вплоть до нашего XXI века оставалась практически неизвестной. Её автор – Фёдор Николаевич Глинка (1786–1880), старший современник Пушкина, переживший даже Некрасова, участник и историк войн с Наполеоном, один из руководителей декабристского «Союза благоденствия», автор некогда знаменитых «Писем русского офицера», самобытный лирик, отличавшийся глубокой религиозностью, о котором Пушкин однажды заметил, что он «изо всех наших поэтов… может быть, самый оригинальный» (в рецензии на его первую поэму «Карелия», 1830). Сборники прозаических и стихотворных сочинений Фёдора Глинки в советское время выходили неоднократно, в том числе в серии «Библиотека поэта», он присутствует почти во всех антологиях поэзии пушкинской поры, так что забытым и малоизвестным автором его не назовёшь. Главные поэтические произведения Глинки – «Иов. Свободное подражание священной Книге Иова» и громадная евангельская эпопея «Таинственная капля» – после его кончины никогда, к сожалению, полностью не переиздавались, но в своё время имели некоторый успех и всегда были хоть как-то известны, по крайней мере историкам русской литературы. Глинка называл эти поэмы «религиозными» и следовал, хоть и вполне своеобразно, по стопам классиков жанра – Дж. Мильтона и Ф.-Г. Клопштока (автора эпопеи «Мессия»). Поэма же, о которой здесь пойдёт речь, написана в другом роде, хотя тоже проникнута религиозными идеями, в данном случае – эсхатологическими.
Поэма называется «Видение Макария Великого». В 1841 г. Глинка пытался её напечатать (в начинавшемся тогда консервативном журнале «Москвитянин»), в 1847 и 1848 гг. дополнял и переделывал, но в итоге поэма так и осталась в рукописи. Единственный авторизованный список поэмы находится в Российском государственном архиве литературы и искусств (РГАЛИ). Первым на неё, кажется, обратил внимание В.П. Зверев, посвятивший ей раздел в своей монографии «Фёдор Глинка – русский духовный писатель» (М.: Пашков дом, 2002). Полный текст поэмы (1104 стиха с обширным прозаическим предисловием Глинки) был опубликован совсем недавно автором этих строк в сборнике «А.М.П. Памяти А.М. Пескова» (М.: РГГУ, 2013).
Речь в поэме идёт ни много ни мало «о человечестве – и судьбах человека» (эти слова вынесены в эпиграф), о тех временах, когда бесы будут приходить к людям не для того, чтобы их искушать, а чтобы у них учиться. В прологе – видоизменённый эпизод из жития преподобного Макария Египетского (IV в.), который однажды узрел беса, идущего с мешком, полным лакомств, для уловления нерадивых монахов. Остальное – плод поэтического вымысла и раздумий самого Глинки, длинная речь беса, принуждённого открыть Макарию то, что написано «у сатаны в тайных книгах» о будущем человечества. В 39 параграфах «вертлявое существо» говорит об успехах науки и техники, сопровождаемых всесторонними изменениями в укладе жизни человечества – в общественных и семейных отношениях, в языке, мышлении, литературных вкусах и т.д. Рассказ беса внешне беспорядочен (что мотивируется свойствами говорящего), но, в общем-то, постепенно переходит от описания преимущественно внешних изменений в жизни людей (технические новшества, социальное устройство, экономика и т.п.) к преимущественно внутренним изменениям (недоверчивость, насмешливость, оскудение любви, тоска, тяга к самоубийству и т.д.). В итоге, конечно, падение нравственности, полная утрата веры, сатанинская гордыня, самообожествление и гибель «будущих великих человечков». Макарий, выслушав предсказания беса, возвращается к молитве в нерушимой тишине египетской пустыни. Упования святого духовидца обращены не к будущему человечества, а к тому, что находится за пределами его земной истории.
Глинка, кажется, немного стеснялся этой поэмы, говоря, что она «немного старообрядческая», выступает «навстречу всем принятым мнениям» и написана «без всех туалетных прикрас художественности, в суровом домашнем холсте и с какою-то апокалипсическою сумрачностью». Её идейный пафос – как будто в обличении технократической европейской цивилизации и в особенности безверия и новых политических и философских учений, свидетельствующих о её глубоком духовном кризисе. В 1840-х гг. этот пафос могли понять многие соотечественники Глинки, в особенности из близкого ему круга «Москвитянина». Однако критике европейской цивилизации он в качестве конструктивного начала в поэме противопоставил только апокалипсические ожидания, а не утверждение, например, «русских начал», нередко им в других случаях защищаемых. Его поэма – не полемическое выступление против Европы или «западников» из числа русских журналистов, а нравоучительное сочинение, обращённое к современникам и потомкам. При этом думал он, конечно, о своём времени и вряд ли претендовал на роль прорицателя.
С определённой точки зрения «Видение Макария Великого» может показаться обскурантистским произведением, т.е. попросту враждующим с современностью и прогрессом только по той причине, что это современность и прогресс. Глинку как будто пугают все непривычные вещи, все приметы наступающей новой эпохи – железная дорога, запущенная в России в 1837 г., фотография, получившая у нас известность в 1839 г., электрический телеграф, механизация труда, экономика как наука, банковское дело, новые методы в медицине и литературные моды и т.д.
Вот как начинается речь беса:
У сатаны читал я в тайных книгах,
Что на земле настанет дивный век,
Когда, умом водимый, человек
Постигнет все искусства и науки:
Он сочинит убийственный снаряд,
Вздыхающий огнём и ураганом
Перед лицем неисчислимых полчищ.
Но хитростью он больше удивит:
Он птицею без крыльев полетит,
Без парусов на кораблях помчится
И без коней поедет в колесницах;
<…>
И на морях нырять, как рыба, станет,
И по волнам в сандалиях пойдёт,
И, тонущий в разврате, в топях жизни,
Неутопим останется в морях!
А вот почти наудачу выбранные фрагменты о новых средствах связи, экономической науке и банковском деле, которые станут обычны для людей:
На воздухе и под землёй снаряды
Перенесут их суетную мысль,
Передадут желанья тех людей
Через моря и горы и пространства…
И полетит невидимым гонцом
Из града в град их мысль быстрее птицы,
И часто целая судьба народа
От одного вещателя к другому
Перелетит над головой народа
Иль под его ногами проползёт,
А он своей судьбы и не заметит!..
* * *
И Божий гром уловит человек,
И молнию с пути ея сведёт…
И будет сам бросать ручные громы
И города, и флоты разгромлять;
А между тем, хвастливый разрушитель,
Утонет весь он в замыслах торговых –
И сделает науку из торгов;
И в барыше его вся будет радость…
* * *
И роскошь-змей во всю свою длину
Обхватит их и, в три кольца, кругом
Опутает, сожмёт и станет мучить,
