Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6273 ( № 18 2010)
Драматическая пауза.
– Вы не поверите, но этот фрагмент написал не Шмелёв, а я…
Связь в скайпе сразу начинает барахлить».
Реакции – протокольные: негодования за «двойные стандарты». Но критику тоже надо ведь выкрутиться, сохранить лицо и всё остальное. Есть два способа выбраться из этой дилеммы.
1. «Если это написал Шмёлёв, это хороший текст. Если этот текст написали вы – это плохой текст». Никаких «двойных стандартов» тут нет, в общем-то. Зачем нам ещё один Шмелёв?..
2. «А что Шмелёв, есть и другие». Сие значит: и один Шмелёв – уже слишком. Толстого читать некому.
Когда критик не может ничего сказать по существу дела, он начинает гнать про Время: дескать, товарищ Время всех расставит по местам – и так далее в этом роде. Это потому, что критик как интеллигентный человек не может открытым текстом сказать писателю: «Писатель, поскольку ты не оплатил чтение своих книг, я бы устроил тебе неприятности. По не зависящим от меня обстоятельствам я таких неприятностей создать уже не могу. Но и читать тебя никто не будет. Не потому, что книга твоя неправильно (плохо) написана, а потому, что читать уже никто не умеет. Поэтому давай по-хорошему, оплати чтение своих книг и валяй пиши дальше».
Но последнее прибежище критика – это вкус. «Это же бред, бред!» – как говорил Гармаш в фильме «12». Никакого вкуса нет и быть не может. Есть предпочтения конкретных авторитетных читателей, критиков и т.д. Многократные поминания слова «вкус» – способ навязать эти предпочтения. Когда критик запугивает «временем» – это нытьё с традиционными формулами, вроде наёмных плакальщиц. Пугают временем – а мне не страшно. Когда критик запугивает вкусом – это жанр пьяной истерики в стиле «Ты меня уважаешь?». Тут много фиоритур, но логика точь-в-точь вертикальная.
«– Я понял, – сказал Бувар, – прекрасное – это прекрасное, а возвышенное – ещё более прекрасное. Только как их различить?
– Чутьём, – ответил Пекюше.
– А чутьё откуда?
– От вкуса.
– А что такое вкус?
– Короче, вкус – это вкус. Только непонятно, откуда он берётся».
(«Бувар и Пекюше», Флобер.)
Проницательный читатель подумает: «А какие предпочтения ты нам собираешься по-тихому навязать, уважаемый?» Так я вам отвечу, что предпочтений я навязывать никаких не буду, потому что не имею таковых. Только читатель и книга – всё. Учитесь читать. А лучше учитесь также и писать.
«Я люблю читать. Это почти как секс –
ты должен идти до конца или ничего не получится». (Квентин Тарантино.)
Prosa – богиня правильных родов. (Римская мифология.)
Хорошая проза не нужна, потому что много стало не только прозы, но и хорошей прозы. Всего стало много. Писателей больше не нужно, в общем-то. Сейчас литература похожа на сочинение взяткоёмких законопроектов. Писатель пишет, чтобы убедить себя, что он писатель.
Никаких критериев хорошей прозы нет, потому что нет «хорошей» прозы, есть просто проза. Предложения должны быть короткими, а слова – понятными.
Завязывайте читать авторов и книги. Читайте слова: существительные, прилагательные, глаголы. Я глаголы люблю, например. Кто-то прилагательные. А тот, кто читает авторов или книги, ведётся на вкус и референтную группу. Никаких авторов и книг нет – есть только слова, слова, слова и ещё раз слова. Их и надо читать.
Для чего я вам всё это говорю? Роман и рассказ – это мёртвые жанры, потому что считается, что там есть какие-то правила. А критика – жанр живой, поэтому пишите критику. Вы же читаете книжки, чтобы их потом обсудить, не так ли?..
Весь пресловутый литературоцентризм (буквоедство) – это имитация устной культурой культуры письменной, классическое «писатель пописывает, читатель почитывает». Пора им устроить рокировку, ибо писатель, который пишет, но не читает, превращается в графомана, а читатель, не умеющий писать, перестаёт понимать прочитанное.
Критика стала тем, чем была литература.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 3,7 Проголосовало: 3 чел. 12345
Комментарии:
Много хорошего – тоже нехорошо
Литература
Много хорошего – тоже нехорошо
РЕПЛИКА
Продолжаем публиковать отклики на дискуссию о «новом реализме» («ЛГ», № 9–17). Реализм – это простота, для понимания которой нужна душевная опытность. Для тех, у кого её нет, эта простота оборачивается «скудостью выразительных средств». К этой мысли подвигает участников дискуссии наш читатель и автор Александр Титов.
Под словом «реализм» подразумевают подлинность изображения литературных сюжетов, «обрамление» событий художественным словом.
Реалистом был Гомер, воссоздавший в «Илиаде» войну и сопутствующие ей страдания. Великие романисты Лев Толстой, Герман Мелвилл, Михаил Шолохов изучали фактический материал, обрабатывали его и часть этой документальной реальности вложили в свои великие произведения. Порой документальность кажется избыточной, например, в «Моби Дике».
Гегель в своей статье «Жизнь Христа» с немецкой точностью воссоздал географически точный, как в газете, репортаж о пути Христа от рождения до Голгофы.
Смысл реализма настолько древний, что его уже трудно освежить приставками типа «новый», «метафизический», «мифологический» и невозможно затемнить оппозициями типа «номинализм», «модернизм» и т.д.
Те, кто жил в 60-е годы, помнят бум итальянского нео-реализма, которому подражали кинематографисты многих стран; по молодёжным изданиям тех лет прокатилась волна «исповедальной» прозы.
У реализма есть главное достоинство, отличающее его от прочих жанров, – он обладает могучим воздействием на сознание читателя: это было, так могло быть. Только реализм может всей своей мощью произвести переворот в душе читателя, греческие философы называли такое внутреннее преображение человека «катарсисом».
Для массового читателя слово «реализм» мало что означает, однако он полагает, что в книге всё должно быть «как в жизни», в наше время особенно популярны тексты, имеющие документальную основу.
Из огромного потока публикаций глаз выхватывает прозу Захара Прилепина и Романа Сенчина. Их книги «Санькя» и «Ёлтышевы» вполне можно отнести к реалистическому канону; тот факт, что критика подвёрстывает их под определение «новые», вытекает лишь из их злободневного содержания.
И всё же у Прилепина мне больше нравятся вещи, в которых он достигает глубин человеческого сознания (рассказ «Сержант»), у Сенчина – его «доёлтышевская» проза, глубоко экзистенциальная, идущая от внутреннего «Я» (повесть «Вперёд и вверх на севших батарейках»).
В Курске живёт писатель огромного реалистического дара – Борис Агеев, я читал практически всю его прозу. Это «чистый» реализм, пишет Агеев добротно, в духе русской классики.
В Туле работает ещё один замечательный прозаик – Александр Кузнецов, его без всяких натяжек выдающийся роман «Язычник» я перечитал дважды от корки до корки. К сожалению, этот шедевр не был по-настоящему замечен и, насколько я знаю, не получил ни одной премии.
За публикациями этих писателей я слежу, других «новых» пока не заметил.
Держаться за статус «художника» и «чистого» реалиста в наше время трудно, возникает ощущение, что повести и рассказы не нужны ни издателю, ни читателю.
Увы, большинство современной прозы написано торопливо, авторы не ставят перед собой высоких художественных задач, не отображают подводных течений современной жизни.
«Новые», особенно интернет-реалисты, торопливы в письме, переживания персонажей поверхностны, хотя время давно уже требует острой социальной прозы.
Много в периодике прозы искусно сделанной. Хорошие, порой интересные работы. Но в данном случае поговорка «хорошего много не бывает» не срабатывает.
Александр ТИТОВ, село КРАСНОЕ Липецкой области
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 4,5 Проголосовало: 4 чел. 12345
Комментарии:
Читать или жить?
Литература
Читать или жить?
ОБЪЕКТИВ
