Б Чехонин - Журналистика и разведка
Психиатр О. Виленский доказывал, что такие черты Сталина, как замкнутость, необычайная подозрительность, крайне своеобразное мышление, при котором любые реальные факты игнорировались или подчинялись его собственным идеям, грандиозные мании величия и преследования с периодическими обострениями, многомиллионные жертвы, которые Сталин приносил с исключительной легкостью ради утоления собственного бреда и страха перед "врагами",- все это укладывается в схему "параноидной шизофрении". В то же время ученый утверждал: "Будучи одержимым бредовыми идеями величия и преследования, Сталин четко ориентировался в окружающем и отлично понимал, что он совершает невиданное в мировой истории нарушение законов и моральных норм, что миллионы рядовых граждан, уничтоженных по его приказу, ни в чем не повинны, а дела их сфабрикованы. Поэтому, если допустить, хотя бы теоретически, возможность судебно-психиатрической экспертизы Сталина, то, несмотря на диагноз психического заболевания, он, я уверен, был бы признан вменяемым и должен был бы нести ответственность за свои преступления".
Внучка В. М. Бехтерева, академик Н. Бехтерева, заявила на "круглом столе": "Я не считаю, что Сталин был душевнобольным такого рода, который не ответствен за свои поступки. Правда, его поступки выходили за рамки поведения нормального человека. Мне кажется, что Сталин все время жил свехценными идеями. Он действительно был очень подозрителен. Подозрителен до такой степени, что любое слово, любой взгляд могли обернуться смертным приговором. Говорят, что поведение Сталина было разумным. Но разумным ли было уничтожение не только интеллигенции, но и военной верхушки непосредственно перед войной? Разве разумной была непоколебимая уверенность, что Гитлер не нападет на нас? Люди докладывают, что война будет завтра-послезавтра, а их не слушают, им грозят расстрелом и расстреливают. И получается: к огромному числу людей, погубленных в конце двадцатых - начале тридцатых при раскулачивании в деревнях, в тридцатые и послевоенные годы, мы еще должны прибавить многих погибших во время войны. Ведь военные потери могли быть гораздо меньше, а может быть, и самой войны не было бы".
Другие светила психиатрии выносили Сталину более мягкий приговор: не шизофреник и параноик, а "негармоничная личность". В психиатрии такие личности относятся к психопатическим. Их неотъемлемые свойства обостренная подозрительность, преобладающая идея о своем особом значении, особой миссии, крайний эгоизм, чрезмерное самомнение, односторонность в оценках, нетерпимость к чужому мнению, злопамятная обидчивость.
Чрезмерное самомнение, жестокость - эти качества Сталина ярко высвечиваются не только в медицинских заключениях психиатров. Немало свидетельств тому можно найти даже в личной библиотеке вождя. Первый муж Светланы Сталиной, Морозов, которому всесильный тесть разрешил пользоваться своей библиотекой в Кремле, рассказывал мне, что он нередко встречал на полях книг самые различные замечания, сделанные его рукой. Они говорили о том, что Сталин не просто просматривал двадцать тысяч книг, стоявших на полках, а читал их самым внимательным образом с карандашом в руках. И не только их. У него хватало времени и сил следить за периодикой, новинками художественной литературы, читать работы по военным вопросам, архитектуре и медицине. По его заказам ему ежегодно доставляли 500 книг. Сам Сталин отмечал, что прочитывает ежедневно до 500 страниц книг и журналов. Известный историк Рой Медведев писал, что у Сталина была очень хорошая память и он обладал редкой способностью читать книги как бы целыми страницами. Такой способностью обладали до него Ленин, а после Андропов.
Морозов в разговоре со мной не вдавался в подробности о характере пометок вождя. Это сделали другие, кому разрешили ознакомиться с библиотекой в восьмидесятые годы,- Рой Медведев, профессор Леонид Спирин, генерал-полковник Дмитрий Волкогонов. Вождь нередко спорил с классиками марксизма, к примеру с Энгельсом. На полях работ одного из основоположников марксизма можно встретить и такие сталинские заметки: "Смутновато", "Нет, неверно". На полях книг К. Каутского можно встретить не только пометки "ха-ха!", "хе-хе!", но и слова "дурак", "сволочь", "подлец и сволочь". На форзаце книги Ленина "Материализм и эмпириокритицизм" Сталин оставил любопытную запись, говорящую о его понимании порока и добродетели: "1) слабость, 2) лень, 3) глупость - единственно, что может быть названо пороками. Все остальное при отсутствии вышеуказанного составляет несомненно добродетель!" Как известно, вождь не обладал такими пороками. Ну а другие свои качества - жестокость, подозрительность, чрезмерную убежденность в гениальности - он считал, вероятно, не пороком, а добродетелью. Приведу, пожалуй, еще одну сталинскую цитату, которая наглядно свидетельствует о главном принципе его мировоззрения. В кремлевской библиотеке на полях одного из словарей против изречения, говорящего о любви народа к хорошему правителю, Сталин написал: "Лучше пусть боятся, чем любят".
Итак, кто он, Иосиф Виссарионович Сталин? Его выдающиеся современники Рузвельт и Черчилль снимали перед ним шляпу. Троцкий называл вождя "гениальной посредственностью". Политические деятели последующих лет объявили его преступником, врачи-психиатры - душевнобольным. Нам, его молодым современникам, он представлялся в то время великим вождем. Кто прав? Окончательный приговор суждено вынести истории. Не исключено, что, забыв о преступлениях Сталина, она назовет его положительной, гениальной личностью XX века. Проявила же она мягкость в оценках Ивана Грозного и Петра Великого, чьи руки тоже по локоть в народной крови. А последний император России Николай II? Сколько средств затратила нищая ельцинская Россия на розыски его захоронения и увековечения памяти монарха! А церковь вообще причислила его к лику святых! В этом плане представляет определенный интерес заявление участника "круглого стола" психиатра О. Виленского: "Мне приходилось встречать больных, если так можно выразиться, сталинского типа. Например, главный врач больницы. У него настоящие бредовые идеи - его постоянно отравляют, на него покушаются, он прячется. Между тем больницей руководит. Руководит жестко. Всех "давит", ото всех требует. Больница строится, развивается. С одной стороны, бред, сумасшествие, но с точки зрения дела он проявляет себя даже лучше, чем нормальный человек. Может быть, чтобы стать удачливым диктатором, в некоторых случаях даже стоит быть душевнобольным?"
Все раздумья на эту тему были чужды для нас, комсомольцев, членов партии пятидесятых годов. На отведенных судьбой служебных постах в ВЦСПС "школе коммунизма" - мы считали своей основной задачей вносить вклад в политическую обработку иностранных делегатов, способствовать их "прозрению" - появлению у них убеждения в неоспоримых преимуществах советского строя. Кирпичики в фундамент такого убеждения мы закладывали в повседневной работе. Тут пальма первенства, безусловно, принадлежала нам. Мы, как заботливые садовники, ежедневно пестуем первые, пусть еще хилые, ростки этого прозрения. Проводим долгие дискуссии, организуем встречи с профсоюзным активом, рабочими. К этому побуждают служебные обязанности, чувство патриотизма, гордости за свою победившую в войне Родину.
Спектакли хорошо отрепетированы, не раз прокатаны. И результат был обычно тот, который нужен. Гости разной политической ориентации уезжают на родину почти одинаково причесанными - с решимостью рассказать "правду о Советском Союзе", разоблачить "ложь американских профлидеров из АФТ и КПП" о советской политической системе и бесправии профсоюзов в стране.
БЕГСТВО ОФИЦЕРА РАЗВЕДКИ
Международному отделу ВЦСПС удается, в частности, завязать самые тесные отношения с руководством Генерального Совета профсоюзов Японии многомиллионным объединением социал-демократической ориентации, способным в нужный момент резко дестабилизировать экономическую и политическую обстановку в стране. Для усиления советского влияния в профсоюзах Японии ЦК КПСС и КГБ принимают необходимые меры, в том числе решение направить в страну на работу специального сотрудника.
В мой маленький служебный кабинет вошел однажды худой, подтянутый молодой человек. Приятно улыбнувшись, представился:
- Растворов, сотрудник МИД. Мне предстоит поехать в Японию и заняться там профсоюзным движением. Не смогли бы вы ознакомить меня с вашими справками о состоянии профсоюзного движения в стране? Руководство вашего отдела дало добро.
Подумалось: вот кому повезло! Я тут же пошел за железную дверь в "спецхран" и принес имевшиеся там документы. Гость засел на несколько дней за их изучение. Вскоре он улетел в Токио. Изредка мы начали получать из Японии различные материалы: записи бесед с профсоюзными руководителями, предложения о приглашении делегаций, короткие справки со знакомой подписью "Растворов". Всякий раз его послания по дипломатическим каналам вызывали чувство удовлетворения. Наконец прекратилась работа вслепую!
