Борис Джонсон - Мне есть что вам сказать

Forza Italia! «Вперед, Италия!» Одного только имени, отдающего эхом футбольных трибун, достаточно, что покоробить Анну Линд и еврономенклатуру. «Вперед, Италия» – это движение он основал, когда его состояние оценивалось в $12 млрд. Тогда же он впервые занял пост премьер-министра, чтобы потерять его после того, как союзники из правых партий донесут на него и юристы возьмут в тиски. Ему предъявили различные обвинения в даче взяток и коррупции[340]. Он продолжал борьбу в оппозиции. Но forza у Берлускони была велика, и в 2001 году он с ошеломительным успехом вернулся во власть.

От порта к порту ходило круизное судно Forza Italia – похожее на то, на котором когда-то пел 17-летний Берлускони – а для съемок набирали толпы обожателей. За $20 млн он распространил среди 12 млн итальянских семей прекрасное 128-страничное цветное издание своей берлускографии «Итальянская жизнь». В ней он рассказал итальянцам о своем фантастическом вулканическом американском самопродвижении; о своих ранних способностях к латинскому и греческому языкам, благодаря которым он зарабатывал деньги на менее способных учениках; о своих преданных друзьях. Они все время были с ним, пока он расширял свою империю, начиная с города на 4000 жителей, который он построил на болотистом месте недалеко от Милана и который, если судить по его фотографиям, похож своим очарованием на Милтон-Кейнс[341].

Из этой книги итальянцы узнали о его первой жене и о том, как их чувства друг к другу «перешли от любви к дружбе», прежде чем он женился во второй раз, на Веронике Ларио, сногсшибательной блондинке из мыльной оперы. В ней он рассказал о своих костюмах (от известного итальянского мастера пошива Фердинандо Карачени), о своем поваре и о том, как переболел раком, и прежде всего о заявлении своей матушки Розеллы. Его мама сказала, что ее Сильвио еще тот парень, а все, что говорила мама Сильвио, другие матери воспринимали очень серьезно. На каждой странице сияет его улыбка бурундука и торчит его диснеевский нос. Для каждого мелкого итальянского бизнесмена он является олицетворением оптимизма, уверенности и умения вести бизнес. И вот на первой остановке по маршруту эксцентричной поездки на гольфмобиле мы получаем урок его подхода к делу.

Однажды Сильвио приехал сюда и увидел, что в радиусе 50 метров срубили деревья для строительства вертолетной площадки. Но ему не нужна была эта площадка. И он расстроился. Он отправился спать в ночь на Пасху в думах о проблеме. «В какой-то момент я решил, что нет худа без добра. И подумал, не создать ли лабиринт, а потом решил построить то, чего не было никогда, – музей кактуса!» Мы высадились из гольфмобиля и любовались причудливым амфитеатром, в котором аудитория из 4000 колючих зрителей, в том числе 400 видов из семи стран, взирает с круговых террас на прекрасный голубой пруд, выходящий на залив. Довольно безумно, но по-своему великолепно.

«Вот мозг моего министра финансов, – говорит Сильвио и показывает на нечто, похожее на сердитый артишок, – идеи так и прут». Он ласково поглаживает рыхлые бока другого растения, чтобы показать, как оно искусно защищается от муравьев. «А это, – он показывает на нечто отвратительное, утыканное шипами, – подушка для тещи. Этот камень привезли с Лансароте!» Почему понадобилось везти его с Лансароте? Так ли он был необходим, этот кусок красной пемзы? Возможно, и нет: но это показывает, что Сильвио буквально способен горы свернуть.

Он определенно произвел впечатление на Фаррелла, который проявляет все признаки восторга. «Bravo, Signor Presidente, – говорит биограф Муссолини. – Veramente bravo!»

Берлускони отмахивается от нашей восторженности, но не может упустить случай порассуждать о морали. «Смотрите, – говорит он, – вот что может сделать частный сектор! И я это сделал! За три месяца!» «Я это сделал» – типичное хвастовство альфа-самца. Так хвалится трехлетний ребенок своей любящей матери. Так хвалится Агриппа на фризе Пантеона.

Итальянцы любят его за энергичность и великодушно вернули его во власть. В 2001 году он получил беспрецедентное большинство в обеих палатах парламента. У него была полная возможность реализовать свое видение: реформу тэтчеровского снижения налогов в Италии. Его противники кривились от возмущения, и, по правде говоря, их можно было понять. Неприятно, когда один человек сосредоточивает в своих руках такую коммерческую и политическую власть. Становится не по себе от одной только мысли, что этот очаровательный человек не только самый крупный медийный магнат в Италии, владеет крупнейшим издательством Mondadori, крупнейшим футбольным клубом «Милан», несколькими газетами и огромной частью итальянского телевидения, но и премьер-министр страны.

Мы задаем все эти неприятные вопросы ему, и он с отработанной легкостью отвечает на них. Нет, он в политику пошел не для защиты собственных коммерческих интересов, как это предположил Энцо Бьяги, колумнист, после якобы его признания в частном разговоре. «Я не смог бы работать в Италии с коммунистом, левым правительством», – говорит он. Нет, конфликт интересов здесь отсутствует. Люди могут писать в его газетах все что угодно. «Я самый либеральный издатель в истории». О нет, обвинения Economist устарели, полный вздор и безосновательны. И в процессе изложения своей защиты он усиленно стучит по столу.

Это нормальная практика, протестует он, принять закон, освобождающий от судебного преследования на период пребывания в должности. Ширак проделал то же самое. Но цель нашего интервью не в том, чтобы узнать о его уловках в бизнесе. Мы пытаемся только определить, хороший ли он в конечном счете политик. И когда мы, закончив кататься на гольфмобиле, сидим, как парочка жирных кайр, за кружкой пива в Порто Ротондо, то приходим к единодушному ответу: «Да».

Трудно не попасть под обаяние человека, который так увлекается кактусами и отпускает шутки на важных встречах в ЕС не только по поводу комендантов в нацистских лагерях, но и по поводу того, погуливает его жена на стороне или нет. В его стиле есть нечто героическое, нечто имперское и ужасно забавное – от огромного плавательного бассейна, который он создал, залив водой естественную котловину в холмах Сардинии, до бассейнов для талассотерапии, которые он вырыл для Вероники и оборудовал компьютерами более мощными, чем те, что использовались для полетов на Луну.

Можно считать или не считать существенным его утверждение, что он никого из своих 46 000 работников никогда не увольнял. Мы пристально изучаем лица его повара и дворецкого, когда они проезжают мимо нас в другом гольфмобиле и по-дружески приветствуют его. «Вы куда?» – спрашивает Берлускони. «Мы – покататься!» – отвечают они. Да, они выглядят счастливыми. Для меня его притягательность заключается в том, что он похож на все то, что привез с собой на побережье Сардинии. Он – трансплантат.

Вдруг, спустя десятилетия, в течение которых итальянская политика находилась в руках мрачных, напыщенных партократов, разговаривающих на непонятном жаргоне, появляется такой образчик американского простодушия. Да, возможно, он участвовал в сомнительных сделках; его даже можно до сих пор за них прижучить. Хотя в данный момент разумнее все же дать ему возможность реализовывать свою программу. Он может потерпеть неудачу. И вот тогда, конечно, – и именно это следует написать заглавными буквами, сложить и засунуть в рот Анне Линд, министру иностранных дел Швеции, – его может отвергнуть народ Италии.

Линд это вряд ли понравится, но он избран демократическим путем, и только тот самый народ, который Анна Линд оскорбляет, может лишить его занимаемого поста. Если сравнивать Сильвио Берлускони с Анной Линд и другими европейскими политиками, которые так любят командовать и раздавать упреки, то я согласен с Фарреллом: как говорит рассказчик в романе о Джее Гэтсби[342], человеке, на которого Берлускони отчасти похож, он – «лучше, чем многие из них».

Послесловие

Хочу напоследок утешить вас. Надо признать, что все журналисты обладают этим страшным оружием. Иногда они пользуются им, иногда нет. Но по отдельности они не так сильны, как полагают. Все журналисты в конечном счете сцепились в ожесточенной и нескончаемой схватке друг с другом и соревнуются, кто узнает первым, кто скажет лучше, кто выдаст крылатую фразу, отражающую своеобразие момента.

Другими словами, они лишь часть той развивающейся и свободной всеобъемлющей рыночной системы, которую я наблюдал в 1988 и 1989 годах. Свободный рынок уничтожил коммунизм, так как невидимая рука Адама Смита лучше, чем коллективизм, могла обеспечить губной помадой болгарскую женщину. Точно так же институты свободных средств массовой информации – газеты, журналы, Интернет, радио и телевизионные станции – всего лишь брокерские дома на гигантской бирже общественного мнения. Они – трейдеры новостей и мнений; и как всех трейдеров их может обставить тот, кто окажется более оригинальным и дерзким.