Тюмень без секретов, или Как пройти на улицу Павлика Морозова - Александр Антонович Петрушин
Потом в Кремле решили, что надо наливать только тем, кто реально находится на фронте и участвует в боевых действиях.
«Прекратить массовую ежедневную выдачу водки личному составу войск действующей армии. Сохранить ежедневную выдачу водки в размере 100 граммов военнослужащим только тех частей передовой армии, которые ведут наступательные операции.
Всем остальным военнослужащим передовой линии выдачу водки по 100 граммов на человека производить в следующие революционные и общественные праздники: в дни годовщины Великой Октябрьской социалистической революции – 7 и 8 ноября, в День конституции – 5 декабря, в день Нового года – 1 января, в День Красной Армии – 23 февраля, в дни Международного праздника трудящихся – 1 и 2 мая, во Всесоюзный день физкультурника – 19 июля, во Всесоюзный день авиации – 16 августа, а также в день полкового праздника (формирования части)».
Водка была наградой: «...частям и подразделениям, имеющим успехи в боевых действиях, увеличить норму выдачу водки до 200 г в день». И наказанием: бойцов штрафных батальонов и рот лишали алкогольного допинга.
Про это от лица штрафников с горечью пел Владимир Высоцкий:
Перед атакой водка – вот мура! Свое отпили мы еще в гражданку. Поэтому мы не кричим «Ура!» Со смертью мы играемся в молчанку.В архивах сохранились ежемесячные «лимиты» расхода водки для войсковых частей действующей армии. Например, в апреле 1943 года, когда по всей линии военного противостояния установилось относительное затишье, было выпито 4450000 литров водки. Характерно, что в списке фронтов 7-я отдельная армия, в состав которой входила 368-я стрелковая дивизия, водочная статистика выделена отдельной строкой – 80000 литров. Для сравнения: войскам Ленинградского фронта отпущено 380000, а Западного – 550000 литров. Однако и численность этих миллионных фронтовых группировок с 7-й армией, в которую тогда, кроме тюменской 368-й, входили сформированная на Урале 313-я стрелковая дивизия и несколько отдельных подразделений, явно не сопоставимы.
В войну было мало трезвенников – водки не хватало. С января 1942-го к выпуску этого стратегического сырья подключился тюменский водочный завод, размещенный в здании Пророко-Ильинской церкви.
Холода на берегах Ладоги и Онеги стояли страшные, и водка тюменского розлива помогала согреться и снять напряжение.
Ветераны 368-й стрелковой дивизии вспоминали: на их боевые позиции водку доставляли в стеклянных бутылках. В сорокаградусные морозы водка превращалась в кашеобразную ледяную массу. Горы пустой посуды сохранились в карельских лесах и болотах до настоящего времени.
Выпьем и закусим
Когда солдаты голодали и мерзли в окопах, некоторые маршалы и генералы вели более чем комфортную жизнь, о чем тоже не стоит забывать, вспоминая войну.
Среди «лимитов» расхода водки для фронтов и отдельных армий есть ведомости на выдачу продовольственных наборов одному из самых молодых сталинских наркомов – 34-летнему Дмитрию Устинову, будущему маршалу и министру обороны СССР.
«...Доставлено 6 июня 1942 года на дачу наркома: водки – 3 бутылки, отборного вина и шампанского – 8 бутылок, пива – ящик, а также икра, копченые колбасы, ветчина, белуга отварная, шоколадные конфеты... Отправлено 7 июля 1942 года на квартиру ему же: водки – 3 бутылки, вина и шампанского – 8 бутылок, пива – ящик, икра зернистая, колбасы, севрюга, сухая дыня, лимоны, шоколад в наборах...».
Сдавший немцам из-за своей бездарности Крым уполномоченный Ставки Верховного главнокомандования маршал Григорий Кулик отправил в ноябре 1941-го из Ростова свой самолет (американский транспортный «Дуглас») в Свердловск к новой жене с запасом продуктов, полученных через начальника Краснодарского военторга. Остальные продукты он послал в личном вагоне в Москву. В самолет грузили ящиками яблоки, колбасу, рыбу, муку, масло, сахар. В вагон влезло побольше: несколько мешков муки, риса, гречки, сахара, сорок с лишним ящиков мандаринов, тысяча лимонов, двести бутылок коньяку, десятки килограммов икры, конфет, чая, варенья...
Напрасным будет предположение, что так вел себя один лишь Кулик.
В мае 1943 года Андрей Еременко, тогда командующий Калининским фронтом, на котором воевали наши земляки – сформированная в июле 1942 года из спецпереселенцев Югры 75-я стрелковая бригада – записал в дневник впечатления от посещения командующего 43-й армией генерал-лейтенанта Константина Голубева: «Вместо заботы о войсках он занялся обеспечением своей персоны. Он держал для личного довольствия одну, а иногда и две коровы (молоко и масло), три-пять овец (для шашлыков), пару свиней (для колбас и окороков) и несколько кур. Это делалось у всех на виду, и фронт об этом знал... Командный пункт Голубева – новенький, рубленый, с русской резьбой теремок. Кроме того, построен домик для связных, ординарцев, кухни и охраны. Подземелье и ход в него отделаны лучше, чем московское метро. Построен маленький коптильный завод. Голубев очень любит копчености: колбасы, окорока, а в особенности рыбу – держит для этого человека из северян, откуда-то с Оби, хорошо знающего ремесло копчения. Член Военного совета армии не отставал от командующего...».
И это происходило на фронте, где немалую часть личного состава пришлось отправить в медсанбаты с диагнозом «истощение».
Но Голубев, в отличие от других порядочных генералов, не сомневался в полководческой гениальности Сталина, поэтому тот смотрел сквозь пальцы на барство командарма. В конце концов толстяка Голубева (его вес превышал 120 килограммов) забрали с фронта и назначили уполномоченным Совнаркома по делам репарации советских граждан.
Под красным знаменем
Главные наступательные операции 1944 года было принято называть «десятью сталинскими ударами». В этой исторической терминологии разгром группировки финских войск между Онежским и Ладожскими озерами значился под четвертым номером.
Финское командование стремилось во что бы то ни стало удержать занимаемые позиции.
Первая полоса прочной, хорошо оборудованной в инженерном отношении обороны,
