Ярослав Зуев - Большой план апокалипсиса. Земля на пороге Конца Света

И не спешите метать в меня кирпичи. Хочешь разжигать бунты, да пожалуйста, сколько угодно, я ничего не имею против. Я лично негативно отношусь к тем «денежным мешкам», кто, вскарабкавшись на самый верх, строит персональное благополучие, сея внизу нищету и пороки. Но когда революции против одних мироедов организуются на средства, любезно предоставляемые их конкурентами, это, простите, уже не революции, а просто грязная борьба за бабки и власть. И если Герцен не понимал этого, то, по меньшей мере, не был столь прозорливым мыслителем, каким его принято считать. А ежели Герцен понимал…

Считается, по приезде в Европу будущий издатель «Полярной звезды» и «Колокола» придерживался умеренных левых взглядов, самодержавие не переносил на дух, но и буржуазию, с ее неизлечимой страстью к обогащению, не жаловал, а старушку Европу полагал загнивающей и потому обреченной. Мол, весь порох у нее то ли вышел, то ли отсырел. Говорят, будто его книга «Письма из Франции и Италии» повергла приятелей-западников в шок, мол, ну и ну, оказывается, среди нас затесался карбонарий? Февральскую революцию во Франции (1848) Герцен, как и Маркс, встретил с восторгом, наконец-то, началось, ну, держитесь теперь. Когда же Луи-Наполеон, на которого революционеры отчего-то возлагали большие надежды, вместо обещанных свобод открыл по революционному электорату пальбу изо всех стволов подходящих калибров, отчаявшийся Герцен буквально упал в объятия радикалов, отца анархизма Прудона, а позже и Гарибальди.[488] Результатом этого знакомства стало эссе «С того берега» (1850), в котором Александр Иванович окончательно распрощался с прежними либеральными взглядами, а заодно заговорил о России как надежде всего прогрессивного человечества. Преисполненный мыслями о том, что у покинутой им Родины уникальный путь и, кроме как на нее, прогрессивному человечеству рассчитывать не на кого, Герцен перебрался в Лондон. А куда же еще…

Там, на берегах Темзы, при поддержке все того же дружественного Джеймса Ротшильда, он наконец-то воплотил свою давнюю мечту, организовал Вольную русскую типографию. Цели задекларировал открыто, пообещав авторам из России свободную трибуну, которой дома не было вследствие чрезмерного пристрастия Николая к гаечному ключу, которым он то и дело что-то закручивал. «Присылайте что хотите, все писанное в духе свободы будет напечатано, — призывал Герцен будущих авторов. — Быть вашим органом, вашей свободной, бесцензурной речью — вся моя цель».

Цель, кто бы спорил, самая благородная, слов нет, лишь несколько обстоятельств смущают. Во-первых, сотрудники типографии в подавляющем большинстве были польскими эмигрантами, по понятным причинам не питавшими к России никаких теплых чувств и не мечтавшими о ее благополучии. Смущает, мягко говоря, и любезное содействие барона Ротшильда, банкиры, согласитесь, люди прагматичные, иначе не быть бы им процветающими финансистами, словом, за просто так ничего не делают. Наконец, примечательное совпадение. Типография Герцена заработала летом 1853 г. Осенью того же года загремели первые залпы Крымской войны, в которой России довелось противостоять целой европейской коалиции. Ее традиционно сколотила Британия, у которой, естественно, были свои виды и интересы. А Александр Иванович плодотворно трудился в ее столице. Как прикажете сие понимать и как бы это назвали, если бы речь не шла о «замечательном публицисте, одном из самых талантливых мемуаристов мировой литературы и выдающемся политическом деятеле»?

14.4. Крымская война…

Даже в деле военном, которым император занимался с таким страстным увлечением, гонялись не за приспособлением войска к боевому назначению, а за блестящим видом на парадах, педантичным соблюдением бесчисленных мелочных формальностей, притупляющих человеческий рассудок и убивающих истинный воинский дух.

Пальмерстон и руководимый им Кларендон полагали, что Николаю с каждым шагом будет все труднее сойти с опасного пути, на который он вступил, и что задача английской дипломатии заключается в том, чтобы подталкивать царя все дальше и дальше, доведя, его, наконец, до тупика, откуда выхода ему не будет. Один за другим в этот критический миг до Николая из Англии доносились, спеша, соперничая друг с другом в откровенности, превосходя друг друга в дружелюбии, советы, мнения, излияния английских министров, послов, ответственных людей. И все они как бы говорили царю: дерзай.

Эту войну, начавшуюся в 1853 г. и закончившуюся чувствительным поражением России в 1856 г., можно назвать очередным прообразом мировой, поскольку против империи Николая I единым фронтом выступили Британия, Франция, Турция и Пьемонт (Сардинское королевство). Союзники действовали при поддержке и с одобрения Австрии и Пруссии. Последнее стало «приятным» сюрпризом для русского самодержца. Еще бы, австрияк он недавно совершенно бескорыстно избавил от революционных венгров (заработав себе и России клеймо обер-полицая), с пруссаками тоже горшков не бил, и тут — такая подлянка. Вообще, этот упрямый и недалекий правитель пожал в ходе Восточной войны (как ее звали союзники по коалиции) целую россыпь аналогичных сюрпризов. Армия оказалась слабо подготовлена к боевым действиям против вооруженного по последнему слову науки и техники врага, оружие устарело, дороги оставляли желать лучшего, а припасы, какие и были, растащили оборотистые интенданты. Плюс был тяжело ранен незаменимый фельдмаршал Паскевич, выручавший царя в самых сложных ситуациях.[490] Словом, пришла беда — отворяй ворота. Тем не менее все же рискну предположить: проколов случилось бы гораздо меньше, если бы Николай, вместо увлечения муштрой и показухой, пробовал выстрелить из российского гладкоствольного ружья (дальность стрельбы около 300 шагов), а затем из нарезного (дальность 1500). Или попытался бы прикинуть, каково будет морякам его парусного флота противостоять закованным в железо винтовым плавучим батареям союзников. Или хотя бы представил, каковы шансы избежать гангрены, перетягивая свежую рану вместо бинтов каким-нибудь подручным материалом вроде портянок. Но ничего такого, похоже, самодержцу и в голову не пришло. Оттого и посыпались на него неприятности одна за другой. Что и говорить, страна давно уже нуждалась в реформах. Но о них и речи быть не могло. После восстания декабристов…

Итак, разразившийся дипломатический конфликт очень скоро перерос в конфликт вооруженный, в ходе которого союзники планировали отрезать Российскую империю от Черного, Балтийского и Белого морей, а при наилучшем раскладе — вообще расчленить на части. Кстати, эти планы союзников весьма откровенно обозначил преуспевающий британский капиталист и пламенный революционер Фридрих Энгельс, писавший в то время: «Все русские реки и гавани будут блокированы — что останется от России? Великан без рук, без глаз, которому больше ничего не останется, как стремиться раздавить врага тяжестью своего неуклюжего туловища, бросая его наобум то туда, то сюда, где зазвучит вражеский боевой клич».

Замечательное умозаключение, не правда ли?

Крымская война, стоившая жизни полумиллиону человек и закончившаяся подписанием унизительного для царской России Парижского мира в 1856 г. (по которому ей, в частности, было запрещено держать на Черном море боевые корабли), привела в расстройство ее финансовую систему. Восемьсот миллионов рублей сгорели за два года противостояния, как огарок свечи, правительству довелось запускать печатный станок, в результате чего государственные кредитные билеты обесценились более чем в два раза, а установить стабильный курс рубля к золоту удалось лишь спустя сорок лет, в ходе денежных реформ Сергея Витте.[491]

К слову, перепало и Оттоманской Турции. Во время Крымской войны ей довелось брать в долг у лондонских банкиров. В 1858 г. султан Порты стал банкротом. Впрочем, досталось даже Наполеону III, после того, как пушки умолки, Франция вступила в период стагнации.

Кстати, чуть не забыл упомянуть. Военные события в Крыму широко освещалась европейской прессой. Как вы понимаете, общественное мнение западных стран было не на стороне русских. Еще бы, ведь именно тогда, по мнению историков, были впервые обкатаны механизмы идеологической войны, хоть есть множество сведений, Черные легенды складывались и прежде. В любом случае именно к этому периоду относится впервые задокументированный факт пуска пробной, так сказать, информационной торпеды: британские газеты, освещавшие известное Синопское сражение, сообщили потрясенной европейской аудитории, как русские моряки безжалостно добивали барахтавшихся в море турок.[492]