Мой Кир Булычёв, мой Рэй Брэдбери и другие мои писатели… - Андрей Викторович Щербак-Жуков
Почему, например, не Макаревич[13]? Задал ещё один вопрос таксист…
И мне снова пришлось проявить не столько эрудицию, сколько сообразительность. В этом ночном разговоре мне показались примечательными две вещи. Первая – что у меня-то самого, когда я только взял в руки эту книгу, подобный вопрос не возник. Мне такой набор показался вполне естественным, более того, единственным естественным. Вторая – водитель был по-настоящему осведомлён об истории русской рок-музыки, и если бы мне предложили добавить к этим «трём китам» четвёртого, я назвал бы именно Андрея Макаревича*. И дело даже не в том, что большинство любителей рок-музыки, как и я, начали слушать «Машину времени» раньше, чем «Аквариум» и «Зоопарк», а о «Кино» в ту пору ещё никто и не слыхал. Дело в том, что роль Макаревича* в истории российского рока, пожалуй, даже более важная, чем троих вышеупомянутых: именно он одним из первых начал писать и петь рок-песни по-русски. До него либо старательно снимали зарубежные хиты, либо в меру таланта писали свои, но всё равно на английском языке – считалось, что в ритм рок-музыки можно уложить только короткие слова, что русские слова слишком длинны. Одновременно с Макаревичем* петь рок на русском начал Владимир Рекшан с ленинградской группой «Санкт-Петербург» (не путать с санкт-петербургской группой «Ленинград»!), да только кто их сейчас вспомнит…
И всё-таки: БГ*, Майк, Цой. Ну, во-первых, потому что эта книга – не справочник, не энциклопедия, а художественное произведение. Это пространное эссе в трёх частях. И оно, конечно, не может быть объективно. Алексей Рыбин сам же и пишет: «Никакая книга ни о какой группе, написанная одним человеком, не может быть объективной – если это не сухой справочник, который не читают, а заглядывают в него, когда возникает необходимость найти какую-то определённую дату». Алексей Рыбин – не только писатель и кинематографист, он и сам музыкант. Один из первых питерских да и вообще русских панков, известный под прозвищем Рыба, он вместе с Цоем когда-то основал группу «Кино», был постоянным гостем Майка Науменко, дружил и продолжает дружить с Борисом Гребенщиковым[14]и другими музыкантами всех составов «Аквариума». Рыбин пишет о своих близких друзьях. И это не просто тройной «байопик» (так на Западе называют биографические произведения), а, что называется, «портрет на фоне». Рисуя троих своих друзей, он рисует время, рисует общество. Алексей Рыбин – сам ленинградец и пишет о ленинградских музыкантах. С москвичами он, конечно, тоже знаком, но не так близко. Кроме того, триада «БГ* – Майк – Цой» – уже сама по себе новелла с завязкой, развитием и развязкой… Это законченный сюжет.
Читая книгу Алексея Рыбина, я вдруг вспомнил работу Ленина «Лев Толстой как зеркало русской революции» – статью, которую не только вынужден был в былые годы неоднократно перечитывать, но и конспектировать. По ней когда-то учили не только историю, но и литературу. И я заметил, что история советской рок-музыки да и всего молодёжного неформального движения, как и история русской революции, по Ленину, имеет три этапа: дворянский, разночинный и пролетарский.
Да-да. Рок в Советском Союзе начала играть «золотая молодёжь». Те, кого потом Шевчук назвал «мальчики-мажоры».
Это были дети крупных советских чиновников и дипломатов. Те, чьи родители ездили в зарубежные командировки и привозили не только шмотки, но и новинки звукозаписи. И было это, конечно, в Москве. И вершиной «дворянского» периода в истории советской рок-музыки была, конечно, «Машина времени». Отец Андрея Макаревича[15]был главным инженером Москвы. Участником одного из ранних составов группы был Сергей Кавагоэ – сын японского дипломата и владелец чуть ли не первых в СССР электронных клавишных… «Мажорами», кстати, были и предшественники рокеров по молодёжному движению, стиляги – все поголовно сынки номенклатурных родителей. Но, подобно декабристам, они заронили семя свободы в народные массы. А значение Андрея Макаревича* для русского рока можно запросто сравнить со значением Пушкина для русской словесности. Ни много ни мало, а они заложили основы языка. Пушкин – русского литературного. Макаревич* – русского рок-языка. Но самое главное, что рок не только играли, но и слушали в основном дети «советской аристократии» – далеки они были от народа.
А потом – всё как по Ленину – был «разночинный» период. Рок стали играть и слушать представители, если можно так выразиться, среднего класса – выходцы из просто хороших, культурных семей, от студентов вузов до учащихся творческих средних специальных учебных заведений. Возможно, кто-то уже догадался, что я имею в виду Бориса Гребенщикова*, учившегося на факультете прикладной математики (предтеча информатики!) Ленинградского университета, и Виктора Цоя, учившегося на резчика по дереву в соответствующем ПТУ. А между ними Майк Науменко – тоже человек большой эрудиции, в совершенстве знавший английский язык, что по тем временам было уже немало. Тогда уже не нужно было иметь «выездных» родителей, чтобы знать, что происходит в мире. Но язык знать надо было. Именно этот период выдвинул на передний край рок-революции «культурную столицу» Ленинград. Именно этот период начался с БГ[16]и «Аквариума» и закончился на Цое и «Кино». Для этих людей, как и для революционеров-народников, очень важно было просветительство. Каждая их пьянка (а пили они отнюдь не водку, а сухое вино, в крайнем случае – портвейн!) была хождением в народ. Гребенщиков*, по сути, не только научил «цитировать Брайана Ино с Дэвидом Бирном», он открыл для советской аудитории наряду с рок-группой T. Rex и Бобом Диланом – «Дао дэ цзин», ирландские мифы и культуру растафари с Ямайки. А Майк Науменко первым перевёл на русский язык культовую во всём мире повесть Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон». Ну а Цой привил российским меломанам культуру западных новых романтиков. Кого тут можно с кем сравнить… Ну, БГ* – конечно, Лев Толстой. Неслучайно он играл его в фильме «Митька» Виктора Тихомирова «Б. Г.* – Лев Толстой».
Режиссёр, объясняя свой замысел, сказал: «Они близки и своими заблуждениями, и достижениями. БГ* – такой человек для нашего времени, а Лев Толстой – такой для своего». Кстати, Лев Николаевич был редактором первого
