Хороший тон. Разговоры запросто, записанные Ириной Кленской - Михаил Борисович Пиотровский
Екатерина поддерживала философские отношения с Дидро – она дорожила его мнением, уважала его авторитет, и он был очень обязан императрице. Дело в том, что Екатерина, узнав, что философ готов продать свою богатейшую библиотеку из-за финансовых трудностей, приняла решение купить библиотеку: она заплатила 15 тысяч франков и главное – оставила библиотеку в полном распоряжении хозяина. Указом императрицы Дидро был назначен пожизненным хранителем собственной библиотеки с ежегодным содержанием в 1000 франков, и жалованье было выдано за 50 лет вперёд. Дидро был благодарен и всегда рад дать совет и оказать помощь в приобретении произведений искусства… за неплохой гонорар.
В 1773 году Дидро решился принять приглашение Екатерины: он приехал в Петербург. Философ и императрица друг другу не понравились. Они каждый день вели долгие беседы, философу было разрешено говорить «всё, что только придёт в голову, и не думать об этикете». Дидро многое себе позволял. Екатерине не нравились его манеры – случалось, что во время оживлённого разговора философ фамильярно щипал Екатерину: «После этих умных бесед у меня все бёдра были в синяках». Дидро же – в восхищении: «У неё душа Брута соединилась с обликом Клеопатры, потому что её любовь к истине не имеет пределов, а в делах своего государства она разбирается как в своём хозяйстве. Удивительная женщина».
Время шло… Споры остановились всё оживлённее и оживлённее. Екатерину сердили бесцеремонность философа, его упорное желание руководить императрицей, влиять на политические и военные решения, задавать дерзкие вопросы о внутренней российской жизни, о порядке в государстве, о положении крепостных. Одним словом – Дидро слишком много себе позволял: «Я подолгу с ним беседовала. Господин Дидро занимал меня, но пользы я выносила мало. Если бы я руководствовалась его соображениями, то мне пришлось бы поставить всё вверх дном в моей стране и заменить всё неосуществимыми теориями». Она объяснилась с ним: «С вашими прекрасными принципами, которые я очень хорошо себе уясняю, можно составить прекрасные книги, однако нельзя управлять страной. Вы забываете о различии нашего положения: вы работаете на бумаге, которая всё терпит, которая гибка, гладка и не ставит никаких препятствий. Между тем я, бедная императрица, работаю на человеческой коже, а она очень щекотлива и раздражительна». Дидро согласился: «Идеи, будучи перенесены из Парижа в Петербург, принимают иной цвет и смысл». Они расстались. Коллекция Кроза осталась в России и напоминала о дружбе и о смелой помощи «неугомонного» Дидро, а гости Екатерины любовались величайшими картинами мира: «Святое семейство» Рафаэля, «Даная» Рембрандта, «Даная» Тициана, «Портрет камеристки» Рубенса, «Актёры» Ватто. А одна из самых знаменитых картин – «Юдифь» Джорджоне.
Юдифь – «красивая видом и весьма привлекательная взором» молодая богатая вдова – славилась мудростью и скромностью. Случилась беда: Витилую – город, в котором она жила, – осадил могущественный и беспощадный воин Олоферн.
Народ завыл, объятый страхом,
[Главу покрыв] золой и прахом…
Александр Пушкин
Было решено сдаться. Юдифь возмутилась и придумала план – жестокий и хитроумный. Она украсила себя – не пожалела дорогих благовоний, роскошных драгоценностей, ярких одежд, чтобы прельстить «глаза мужчин». С большим риском Юдифь пробралась в лагерь врага, назвала себя пророчицей, пожелавшей предсказать удачное сражение. Олоферн очарован умом и прелестью и в честь неё устроил пир. «Он сильно желал сойтись с нею и обольстить, но в этот вечер он слишком много выпил, от вина и ласк он захмелел и крепко заснул». Юдифь взяла меч и отрубила ему голову, бросила в мешок и ночью вернулась в город: «Вот голова Олоферна, вождя ассирийского войска… Лицо моё прельстило Олоферна на погибель его, но он не сделал со мной постыдного и скверного греха!» Голову повесили на крепостной стене, войско ассирийцев в ужасе бежало. Юдифь тихо прожила в своём городе и покинула мир в 105 лет, окружённая вниманием, почётом, уважением.
Добродетель всё побеждает, но… подвиг ли убийство?! Многих художников тревожил этот вопрос. Образ Юдифи не давал покоя Боттичелли, Караваджо, Моцарту, Вивальди и многим-многим другим.
Рассвета проникла в шатёр бирюза.
Молили главы отсечённой глаза:
– Юдифь, руку я ведь направил твою,
Меня ты попрала в неравном бою.
Прощай же, Израиля ратная дочь,
Тебе не забыть Олоферна и ночь.
Анна Ахматова
Юдифь у Джорджоне печальна, смущена, растеряна: возможно ли простить себе ту ночь и обрести покой?! Джорджоне мучительно размышлял, а когда он думал, то любил играть на лютне. Он говорил, что видит музыку, ему нравилась идея – у каждой ноты свой цвет, его можно услышать: до – красный, ре – оранжевый, ми – жёлтый, фа – зелёный, соль – голубой, ля – синий, си – фиолетовый. Он соединял краски как мелодии, и музыка превращалась в живопись. Если вглядеться и вслушаться в образ его Юдифи, можно услышать страстную, нервную и мучительную мелодию – невыносимой тоски. Он рисовал музыку, которую слышал. В дружеских компаниях Джорджоне услаждал слух друзей игрой на лютне и пением – его музицирование называли божественным.
О нём говорили с уважением, недаром Джорджо Барбарелли прозвали Джорджоне – Большой Джорджо – за «внешний облик и величие духа». Конечно, он был странным человеком. Ему нравились дождь и туман, он не терпел людей в своей мастерской, был молчалив, ел и пил умеренно, был уверен, что частое общение с прекрасными женщинами вызывает немощь и дрожание рук. Но кто же не странен? Восхищал он современников благородством, честностью, трудолюбием и великим даром: «Венецианец Джорджоне превзошёл своих современников, он придаёт такую живость фигурам, что они кажутся живыми людьми». Он создал неведомую ранее смесь красок, настолько мягкую и выразительную, что под его кистью «плоть насыщалась свежей кровью». «Юдифь» была для него особенной картиной – он не показывал её даже близким друзьям, не хотел расставаться с ней, прятал её и берёг как тайну. В 1510 году в Венеции свирепствовала чума – Джорджоне погиб, его нашли мёртвым в мастерской. Все его вещи и картины выбросили – их должны были сжечь, но друзьям удалось спасти несколько работ, и среди спасённых была «Юдифь». Холст был чуть разорван, облик героини повреждён. Тициан, ученик и друг, решился подправить картину.
Прошли века, о судьбе картины долго не знали, пока Екатерина Великая не купила её в составе коллекции знаменитого Пьера Кроза. Картина не была подписана, и её долго считали творением Рафаэля. Императрица устраивала во дворце особенные вечера, посвящённые великому творению: в благоговейной тишине «Юдифь» позволяла любоваться собой.
В 1971 году после долгой, осторожной реставрации многое открылось: было подтверждено, что автор – Джорджоне, более того, лицо поверженного Олоферна – это портрет самого художника. Появились новые тайны, и новые вопросы вновь нас тревожат. «Джорджоне, ты сумел показать нам чудеса живой живописи».
Коллекция Пьера Кроза послужила началом грандиозного музея. Сначала Екатерина подчёркивала камерность своего Эрмитажа на антресолях бельэтажа Зимнего дворца, а в 1777 году она писала: «У меня целый лабиринт комнат, несмотря на то что я одна. Всё это полно роскоши… это помещение получило наименование императорского музея, и раз туда попадёшь, то трудно оттуда уйти – столько там всего любопытного… Всем этим там любуются мыши и я».
Ситуация постепенно менялась, и личное собрание превратилось в музей – один из великолепнейших в Европе. Все иностранцы, побывавшие в России, с восторгом
